Крысы, переглянувшись, подобрали хвосты и осторожно попятились к плотам. Менн смотрел на них немигающим взглядом, лицо его оставалось спокойным, но кончик хвоста еле слышно потрескивал, и чешуя на нём топорщилась. Фрисс шагнул вперёд, невольно опуская руку на рукоять меча, Нецис придержал его за плечо.
— Мы не будем отнимать твоё время, уважаемый Атанча, — помотал головой предводитель крыс. — У тебя сегодня будут другие гости. Эти двое — мирные коатеки, воины и чародеи. Прими их, как подобает. Их плот, если ты позволишь, останется у борта "Шинакуту" на ночь. Мы же уплывём до заката. Почтенный Фагизи не будет доволен, если мы задержимся.
Ничего, кроме досады, не выражающий, взгляд менна скользнул по лицу и доспехам Фрисса. Негромко зашипев, существо постучало ногтями по столбу. Плавники живого дома, свернувшись, беззвучно ушли в глубину. Речник растерянно посмотрел на них, на свою руку, всё ещё протянутую к стене, и пожал плечами. "Он же не думал, что я обижу его корабль?.."
Менн взглянул в лицо Нецису, молча ожидающему, пока переговоры закончатся, — и качнулся на хвосте, отклоняясь назад.
— Хшшш!
— Ксатот ил ти"инх, хи-илфериэ та-Ниркейол, — склонил голову Некромант.
— Хшшша-а, — мотнул головой Атанча — так, что его коса хлестнула по столбу, потревожив толстую змею. — Кэ ил ти"инх ксатот, Илриэ та-Сарк. Ин лорэннул а илфериор а-Нээр"исиат, кэси...
Он вздохнул.
— Сегодня вы — мои гости. Печально, что вы, Призыватели, не можете остаться. Что же, вам принесут еду. Что же касается вас, о коатеки...
Тучи над Маагузи развеялись, пролившись дождём, так же внезапно, как и сомкнулись. Стремительный ливень ничуть не навредил живому кораблю — Фриссу казалось даже, что плот фыркает от удовольствия. Когда солнце снова заглянуло в просветы облаков, белые крысы, заполонившие террасу, разом вскочили и попрыгали на плоты, взволнованно перекрикиваясь.
— Хвала Укухла-а-аси! — дружно крикнули они на прощание. Пенный след тянулся за караваном — колдовское течение, сотворённое Фриссом, в этот раз получилось очень уж быстрым. Он с удивлением покосился на свою ладонь — синеватые блики скользили по ней.
— Флона — очень мирное существо, — Речник погладил Двухвостку по носу и высыпал перед ней ещё одну охапку рубленой листвы. — Ничего плохого не случится, если она здесь переночует.
— Ну-ну, — качнулся на хвосте менн, шурша чешуёй. — Не забывай присматривать за своим зверем, воин. Мои подмастерья здесь не для этого.
— Хорошо, — покладисто кивнул Речник. — Не бойся из-за Флоны, уважаемый Атанча.
Менн смерил его недовольным взглядом.
— Ты непохож на крысу, воин. Перестань за ними повторять. Моё имя — Атланкоатль. Жду тебя в обеденной зале — одного, без этого зверинца.
— Мрряф, — обиженно махнул хвостом Алсаг.
С верхнего этажа слышен был хруст тростниковых полов, шелест новеньких циновок и приглушённый голос Нециса — Некромант обнаружил за дверной завесой лабораторию и расспрашивал подмастерий о работе их мастера. Атланкоатль с тихим шипением ускользнул вверх по лестнице.
— Мррхрр, — невнятно пробормотал огромный кот, пристраивая голову на колени Речника. Его усы блестели, подбородок намок от мвенги, и Алсаг в полусне пытался вылизать его, но только вывесил язык. Фрисс украдкой почесал его за ухом.
— Шшш, — хвост неподвижного менна, казалось, живёт сам по себе — чешуя на нём шуршала и потрескивала, укладываясь то так, то эдак. — Да, ты прав, Нецис. Во времена Нээр"иси ползучих грибов было очень мало. Эти ежегодные поветрия, возня с прижиганиями, омерзительная болезнь... О таком тогда не слышали. Когда я вылупился из яйца, Нээр"иси давно уже ушли отсюда, но мать любила вспоминать те времена. Ей не слишком нравилось то, что вышло из этой страны...
— Вас не преследовали за такие разговоры? — негромко спросил Речник. — Не пытались убить, как коатеков?
— Шшшш, — Атланкоатль недовольно покосился на него. — Отчего-то зелья, которые мы готовим, для диких норси важнее их гордости, важнее соблюдения обычаев. Можешь не опасаться, воин. Так что вы нашли на разрушенном корабле, Нецис? Эта чёрная труха, о которой ты рассказывал... Что ты думаешь о её природе?
— Что бы это ни было, оно перепрело и практически сгнило, — покачал головой Некромант. — Я мог бы предположить, что это пурпурный холг — его ветвями могли проложить палубу и борта, иногда Нерси так делают. Я взял немного этого вещества с собой. Может быть, твой взгляд распознает его вернее, чем мой.
— Так-так... Это очень хорошо, очень полезно для исследования, — качнулся на хвосте менн. — Наверное, я не буду сейчас выпроваживать подмастерий, они пригодятся нам. Говоришшшь, ты хотел бы занять мою лабораторию на вечер?
— Было бы неплохо, — кивнул Некромант. — Такие исследования трудно вести на плоту. Буду благодарен, если ты, Атланкоатль, покажешь мне оборудование "Шинакуту". Мои запасы очень скудны.
— Приятно встретить просвещённого алхимика в этих диких краях, — довольно сощурился менн. — Моя лаборатория, если её можно так назвать... очень непросто здесь добыть оборудование сложнее грубо слепленного горшка... открыта для тебя в любое время. И я, если позволишшшь, составлю тебе компанию. Предмет твоих изысканий странен, но наводит на размышления... и на воспоминания. Нээр"иси, несомненно, чем-то сдерживали распространение ползучей плесени. Если мы докопаемся до их секрета — это будет достойное деяние.
"Кажется, они столковались," — едва заметно усмехнулся Речник и прикрыл рот ладонью, чтобы скрыть зевок. Нецис тронул его за руку.
— Ты очевидно устал, Фрисс. Ни к чему тебе сидеть тут и слушать неинтересный разговор. Иди в комнату и хорошо выспись. Небо затянуто облаками — думаю, кошмары не будут тебя донимать.
— В комнатах плотные завесы на каждом окне, — сказал менн и нетерпеливо оглянулся на вход в лабораторию.
— Я пойду, — поспешно кивнул Речник — он засыпал уже, и даже выяснять, что там, за дверной завесой, ему было лень. — Нецис — очень хороший алхимик, но смотри, чтобы он ничего не взорвал тут.
— О Менниайксэ! — чешуя менна встопорщилась. — Странное у твоего ученика, Нецис, отношение к алхимии. Есть для него основания?
— Ни малейших, — недовольно буркнул Некромант, выразительно глядя на Речника. Тот быстро юркнул за циновку, усмехнулся и с блаженной улыбкой растянулся на ложе. Алсаг, пошатываясь, добрался до него и устроился под боком. Фрисс приоткрыл глаза, но согнать кота не успел — сон накрыл его с головой, как штормовая волна.
Когда Речник снова открыл глаза, ему показалось, что он проспал рассвет. В щель между окном и циновкой-завесой сочились яркие белые лучи. Тихие голоса, шелест и поскрипывание доносились снизу, из-под тростникового пола.
— Здесь, в болотах, предостаточно плесени для испытаний, — говорил Атланкоатль. — Темнота не мешает ей плодиться — и не помешает нам проследить за ней.
— Разумеется, — отвечал ему Нецис, и в голосе Некроманта не было ни намёка на усталость или сонливость, будто он не убил всю ночь на странные опыты. — Лодка — очень шумное и громоздкое сооружение. Нам хватит собственных крыльев. Ты, должно быть, изучал основную трансформацию Нерси?
— Не довелось, — к шелесту чешуи добавился плеск — плавучий дом медленно разворачивался, шевеля плавниками. — Недурно было бы выбраться из этих болот в более просвещённые земли, но едва ли это мне когда-нибудь удастся. Крылья? Звучит странно, но интересно. Так рассказы о летучих мышах, превращающихся в людей, — не вполне легенда?
Речник протёр глаза, осторожно поднялся с ложа и приоткрыл окно. Небо над озером и вода под стеной были одинаково тёмными. Фрисс видел яркое светящееся пятнышко высоко над деревьями — луна Аталис повисла над краем крыши, неторопливо сползая к западу.
"Одна луна, а полыхает, как все семь," — покачал головой Речник, с сожалением оглядываясь на покинутую постель. На ней уже растянулся, раскинув в стороны лапы, Алсаг. Теперь придётся его сталкивать...
"Странно, что под таким сиянием никакой дряни не приснилось," — подумал Фрисс, глядя в мерцающую воду. Волны отражали лунный свет, блики играли на тёмных стенах. Голоса внизу стихли, успокоился и живой дом. Только плеск волн нарушал теперь тишину. Ничего странного не происходило — и всё же Речнику было не по себе.
Он выглянул за дверь — обеденная зала была пуста и погружена во мрак, тонкие полосы света тянулись из-под дверных завес и замирали на её пороге. Речник сделал ещё несколько шагов по тихо поскрипывающему и проседающему под ногами полу, откинул плетёную завесу и остановился, с опаской глядя на многочисленные склянки, плошки, ларцы и горшки, на таинственно мерцающие горелки и каменную чашу, источающую белесый дым. Алхимики ушли в спешке, не задёрнув шторки, закрывающие множество полок с реагентами, и всё, что было на низеньком шестиногом столе, осталось на прежнем месте, у всех на виду. Речник скользнул взглядом по содержимому склянок — в полумраке он мало что видел, но и при свете дня не взялся бы всё распознать.
"Дымит что-то," — он недовольно покосился на стену, окутанную белым туманом. "Зря не потушили, так до пожара недалеко."
Странная мерцающая дымка ничем не пахла и была холодной — Речник просунул руку сквозь неё и ничего не почувствовал. Отогнав клубы тумана к окну, он присел на корточки и заглянул в дымящуюся чашу.
Она вырастала из стены — каменная, округлая, поддерживаемая извивающимся телом змеи. Змеиный хвост уходил в пол, изгиб туловища чуть ниже шеи — выходил из плетёной стены. Каменная змея склонила голову над чашей, и её зеркальные глаза тускло блестели, отражая лунный свет. Речник вздрогнул.
— Зеркало Вимласота! — он не заметил, как сказал это вслух. Тонкая плёнка жидкости поблескивала на дне чаши, и смутные тени мелькали в ней. Фрисс медленно потянулся к змеиным глазам, накрывая стекляшки ладонью.
— Покажи мне Реку, — прошептал он.
Камень обжёг его руку холодом. Жидкость на дне чаши чуть поднялась к краям и застыла, подёргиваясь по краям чёрным ледком. Из глубины сквозь тёмную муть проступили очертания пологого холма. Обрубки соломин торчали на его склонах, жёлтая трава обвивала их, корчась и чернея от жара, а на вершине медленно разгорался огромный костёр. Люди, не боясь обжечься, стояли рядом, горячий ветер трепал их плащи. Четверо Речников в красной броне, чародей в мантии из белого меха, тень в сером балахоне... Сердце Фрисса на миг замерло.
Теперь он видел и ладью на вершине холма — старую деревянную лодку с резным носом, одну из тех, на которых жители Острова Аста переправлялись с берега на берег и перевозили почётных гостей. Её борта почернели от земляного масла, белые лепестки Хумы прилипли к ним. Тот, кто лежал на дне ладьи, был щедро усыпан ими, хотя Хума давно уже отцвела, — для него постелили свежий лист Высокого Дуба, желудёвая чаша стояла на его груди, и в ней плавали лепестки. Сквозь плёнку земляного масла и белоснежную россыпь цветков едва проглядывала красноватая речная броня без пластин и украшений, — лёгкая походная одежда, такую выдавали Речникам на первом году службы...
Пламя уже разгоралось, промасленные борта лодки дымились и готовы были вспыхнуть, и люди отступили вниз по склону. Дым тянулся над изуродованным лицом мертвеца, — глубокая рана пролегла по нему от скулы до скулы, подбородок вовсе прикрыли цветами. Речник заглянул в открытые неподвижные глаза и резко выдохнул. В погребальной ладье лежал, растерянно глядя в небо, Астанен — Король Великой Реки.
— Бездна... — прошептал Фрисс, сжимая кулаки так, что пальцы онемели. Сердце колотилось где-то в горле, мешая вдохнуть. Он смотрел, не мигая, на бледное лицо и на дым, заволакивающий водную гладь. Волосы мертвеца вспыхнули, мигом разлетелись пеплом, красная броня почернела от жара и задымилась, ещё мгновение — и пламя встало над телом, раскалённый ветер, пропахший земляным маслом и горелой плотью, ударил Речнику в лицо. Он отшатнулся, хватая ртом воздух. Помутневшая вода на дне каменной чаши тускло блестела, не отражая ничего.
— Да что же это... как это могло... — не договорив, Речник стиснул зубы и ударил по зеркальным глазам змеи.
— Покажи ещё!
Едкий запах извести коснулся его ноздрей — запах, смешанный со смрадом горящих костей, и Фрисс прикрыл лицо ладонью, вглядываясь в белый дым под водной гладью. Дымящийся откос с чёрными провалами пещер медленно выплывал из тумана. На белых камнях, припорошенных пеплом, лежали догорающие корабли, воздушные шары над ними бессильно трепыхались, разрываясь и оседая обугленными лоскутами на потрескавшийся камень. Огромная коряга, обгоревшая дочерна, ещё вспыхивала — пламя вырывалось из трещин, рассекающих бревно на множество частей. Повсюду на берегу лежали неподвижные тёмные груды — обугленные кучки не то ветвей, не то тряпок...
— Бездна... — простонал Речник, двумя руками вцепившись в края чаши и нависая над ней. Внизу, за тонкой плёнкой воды, догорал Фейр. Из-под пепла, грудами сваленного на берегу, проступали почерневшие кости. Бесполезные копья, прогоревшие до стеклянных наконечников, торчали, косо воткнувшись в обрыв, и хлопья пепла сыпались с них. Белый дым стал гуще — теперь Фрисс мог только различать шевелящиеся силуэты в красном и золотом. Один из них пинком отбросил почерневший череп и вскинул над головой что-то ярко-жёлтое, полыхающее так, что Речник не выдержал и зажмурился.
Когда он, мотая головой и тихо подвывая сквозь стиснутые зубы, открыл глаза, видение сгинуло. Дно чаши почти уже высохло, глаза змеи покрылись тёмной коркой — Речник, сам не заметив, разодрал себе ладонь о каменную чешую и заляпал зеркальца кровью.
— Фейр, Река меня прокляни! Фейр... — прошептал он и наклонился так низко, что уткнулся лбом в холодный край чаши. — Ты лжёшь, болотная жижа. Никто не пустил бы их на Реку, никто не позволил бы им...
Он замолчал, глядя в засиявшую воду. Вспышка была короткой — видение снова подёрнулось дымкой. Чёрный дым клубился над бескрайними завалами, в тени накренившихся поднебесных башен из стеклянистого рилкара и тёмной стали. Старый Город лежал на дне, развороченный страшным взрывом, — Фрисс едва мог узнать его очертания. Почти все здания рухнули, как поваленные деревья, и остались лежать длинными грудами обломков. Там, где когда-то поднимались к небу сверкающие ветвистые мачты-передатчики и огромные тёмно-синие купола над сарматскими реакторами, громоздились горы полурасплавленного рилкара и фрила. Он ещё сохранил синий цвет. Почерневшие куски металла торчали из полузастывшей стеклянной массы. Неровный, зеленовато-белесый, режущий глаза свет поднимался над ними. Что-то вспыхивало зеленью в лужах расплава, и по стеклянному озеру пробегали волны. Тёмно-красные, тёмно-синие, чёрные пятна клокотали, не остывая ни на миг, и затвердевший было рилкар снова трескался, как весенний лёд. Лужица белесой массы дымилась, догорая в зелёных лучах, Фрисс вгляделся в неё — и чуть не до крови прокусил себе руку.
— "Идис"?! Это... что же... не-е-ет! — Речник, не помня себя, ударил кулаком по чаше, и она раскололась с оглушительным грохотом, а Фрисс повалился на колени, хватая ртом воздух. "Взрыв... это был взрыв, станция взорвалась," — он мотал головой, хватал и сжимал в кулаке осколки камня — и не видел ничего вокруг, только оплавленные развалины снова и снова вставали перед глазами. "Взорвалась... теперь — всё, ничего живого... вся Река — мёртвая, выжженная... ирренций повсюду... Боги, боги, что же это..."
