Все, что было мне известно от Вирта Ата и отца Агриппы, я рассказал Джоконде. Она приняла к сведению, но кривовато усмехнулась. Удивления не было.
— Я очень рада, что встретила тебя в пирамиде... Это хорошо, что ты выжил.
Джо протянула руку и коснулась моих волос. Потом мы оказались на ногах. Мне было проще пятиться от нее, она же явно намекала на свое желание сблизиться.
— Джоконда, простите, но сейчас...
— Лететь долго, почему нет? Здесь только пилот...
Она прижалась ко мне, я не удержался и ответил на ее поцелуй. Но одновременно с этим в мое сознание проник сигнал опасности. Я успел схватить руку Джоконды до того, как она выдернула свой плазменник с однозначным намерением пристрелить меня. Мгновенное удивление в черных глазах: как я узнал? Не знаю, с какой скоростью проносятся мысли, но за мгновения ее замешательства мой мозг успел обработать сразу с десяток и выделить две основных. Первая: это не Джо, потому что я кое-что о ней знаю — о ней и убийствах. Вторая: это не Джо, потому что я вряд ли успел бы остановить ее, предварительно так легко ощутив намерение, которое она была просто не в состоянии замаскировать — именно по той причине, что не являлась Джокондой Бароччи.
Наша борьба длилась недолго. Стальных мышц Джоконды оказалось маловато, нужны были ее навыки. Я просто погасил ее, коснувшись пальцем одного из узлов в центре груди. Уже теряя сознание, она просто сложилась на полу передо мной подобно матерчатому манекену.
Пришло время более основательного анализа. Все мимолетные мысли улетучились. Вот и первый двойник, с которым мне довелось столкнуться. Настолько убедительный, что я не смог прочувствовать его инаковость...
Я сел обратно в кресло и уставился на бесчувственную женщину. Рефлекс, спасший меня. Рефлекс, дающий возможность отвечать сразу, не раздумывая. Если бы я хоть чуть-чуть замешкался, сбитый с толку ее обликом... Вот, значит, как они работают. Вот что происходит с неподготовленными людьми, пусть даже управленцами, уверенными, что перед ними — коллега, друг, знакомец, родственник... О, Всевышний! Как далеко все зашло!
Женщина шевельнулась. Рано. Я на всякий случай взял плазменник. Не более чем для внушительности, просто знаю, что оружие в руках врага отвращает от желания совершать лишние движения.
Но шевелилась она, не приходя в себя. Это изменялось ее тело. Тут я все понял, и смотреть на происходящее у меня не оказалось ни малейшего желания. Пришлось обездвижить ее — в снятой военной куртке нашлась пара наручников, вполне пригодная для того, чтобы закрепить незнакомку у ножки кресла, намертво привинченной к полу флайера. Затем я пошел к пилоту и переназначил курс следования.
— И еще. Мне нужно кое с кем связаться. Это возможно?
Я прекрасно помнил номер Дика и Фаины. И теперь наверняка буду осторожнее. Вычислить двойника, даже воспользовавшегося эликсиром Палладаса, не так сложно. Хотя кому как...
* * *
Земля, нью-йоркское ВПРУ, август 1002 года
Хаммон подскочил в холодном поту: и снова, и снова ему снятся вооруженные преследователи. Будь оно все неладно, зачем он полез в это темное дело?
Опять перед глазами неторопливо — как нарочно! — проплыли эпизоды смерти коллеги, погони, прыжка на странный диск, описание которого хранилось в запароленных документах...
Неужели все правда? Неужели гипотеза астрофизика Фурона, которую он, Хаммон, поначалу принял за бред, нашла подтверждение? Еще на днях все было как обычно: скучные будни, выпивка с постоянным собутыльником Озом Таггертом, несложные расчеты и наблюдения за компьютерной системой, поддерживающей работу учреждения... А потом... полумертвый, окровавленный Оз, вываливающийся из-за ящиков и перед тем, как испустить дух, шепчущий:
— Он... там!
И хорошо, что ноги вынесли Хаммона туда, куда нужно. Он прыгнул, сбил наземь людей, невесть как очутившихся на его пути (а ведь он видел, когда бежал: диск был пуст!). Но как вернуться? Наверняка его до сих пор поджидают там. А если Фурон прав от начала и до конца, то Хаммон вернется в тот же самый миг и на то же самое место, где исчез. И в спину его ужалит добрый десяток крупнокалиберных пуль. Никакой надежды выжить...
Хаммон сел на кровати и озабоченно потер морщинистое лицо. Рассказать обо всем здешним ребятам? Они тут же решат отправить его назад. А когда они отправят его назад... о-о-о! Но выкручиваться-то надо!
Он не успел заметить, как и когда к нему вошел посетитель. Это был мужчина средних лет, а то и пожилой, но осанистый и энергичный.
— Господин Хаммон, я ждал, когда вы проснетесь.
— А... Снова будете вопросы задавать? Так я уж все рассказал, что знал.
— То есть, вы поняли мою предыдущую фразу? — мужчина сложил руки на груди и прошелся по камере, изредка поглядывая на арестованного.
— А чего же там непонятного?
— Да вы и отвечаете на том же языке, на котором я спросил... Скажите, вы полиглот? Сколько языков вам известно вообще и на скольких вы способны говорить?
— Да я вообще, кроме кемлинского, никаких не знаю, с чего вы взяли?!!
Выпалив это, Хаммон осекся. Только что он произнес слово из родного мира. Либо его примут за ненормального, как после упоминания планеты, где он жил, либо...
Мужчина избрал второй вариант:
— Господин Хаммон, я думаю, вам стоит рассказать все. Ваше положение незавидно, потому что именно сейчас мы находимся на грани войны с серьезным противником, а ваши показатели в самом главном совпадают с показателями одного из пленных.
— Это с кем, с тем сопляком в шкурах, что ли? — презрительно усмехнулся Хаммон. — Ну вы даете! С вашей-то техникой — и обижать бедных дикарей... Воюете с беззащитными народами?
Незнакомец улыбнулся, подошел к нему и протянул руку:
— Меня зовут Фредерик Калиостро. Я не думаю, что вы каким-то образом причастны к людям, напавшим на наш мир. Но, согласитесь, более чем странно: у вас тоже нет аннигилятора, однако ж вы явно не монах с Фауста и не клеомедянский дикарь. Вы понимаете любой язык, на каком бы с вами ни заговорили. И отвечаете на этом же языке, не задумываясь и без малейшего акцента, в то время как при артикуляции ваши губы движутся совершенно несообразно произносимым звукам, понимаете? Вот, взгляните.
Фредерик указал ему на зеркало. Они отразились рядом.
— Попробуем одновременно произнести одно и то же слово, хорошо? Скажем, "зеркало". И постарайтесь смотреть на меня и на себя, сравнивая, как мы это произносим.
Хаммон и сам опешил, увидев разницу их мимики.
— Теперь говорим на этом языке: "зеркало"...
Движение губ Калиостро изменилось. Хаммона — осталось прежним. Но вслух оба произнесли одно и то же слово.
— Я ничего не понимаю! — арестованный потряс головой.
— Так вот попробуйте объяснить, что за мир, из которого вы прибыли сюда? Это какая-то другая галактика или просто солнечная система, отчего-то до сих пор не попавшая в реестр содружественных миров? Именно это нам и надо выяснить, чтобы понять, как вам помочь...
Хаммон растерянно провел ладонью по своим космам.
— Мне кажется, — поежившись, он придвинулся к Фредерику и перешел на шепот, — мне кажется, это вложенные миры, мэтр Калиостро...
— Вложенные миры? Вы хотите сказать, параллельные вселенные?
— Нет-нет-нет! — Хаммон отчаянно замотал головой. — Не параллельные, — он ухватил кисть одной руки ладонью другой и сжал, — вло-жен-ны-е! Один в другом. У Фурона была гипотеза, что если все состоит из атомов, то каждый отдельный атом может быть вселенной.
— У Фридмана!
— У Фурона! Ну и вот, если бы можно было создать обстоятельства, при которых тело уменьшится настолько, чтобы проникнуть в одну из вселенных-атомов, то там тоже можно было бы увидеть целый мир, как наш. Боюсь, мэтр Калиостро, что та установка на нашем предприятии уменьшила меня настолько, что я попал внутрь самого себя... и оказался среди вас...
Взгляд серых глаз создателя "Черных эльфов" остановился. Хаммону показалось, что сейчас с Калиостро случится что-то страшное — или он начнет метать молнии, или впадет в кому.
— Согласно этой гипотезе, — торопливо продолжил арестованный, — если я попробую снова воспользоваться этой штукой, она забросит меня обратно, в то же место и в то же мгновение, как я на нее запрыгнул. И меня убьют. Я понимаю, что у вас много и своих бед, война вон... но войдите и в мое положение: не хочу я помирать. Может, придумаем чего, а?
Ни падать без движения, ни разражаться громом с молниями Калиостро не стал. Он опустил голову и покачал ею безнадежно:
— Да не только это ваша проблема, господин Хаммон. Если вы еще не поняли, то объясняю: в случае вашей смерти погибнет и весь наш мир, с миллиардами параллельных вселенных, составляющих вашу физическую сущность. Вот и все.
Хаммона передернуло от простоты и спокойствия тона, каким Фредерик поставил роковой "диагноз".
— П-почему? Почему погибнет?
— Потому что, господин Хаммон, хотите вы того или нет, хотим того мы или нет, но вы являетесь невольным создателем нашего мира. И сейчас вы не в абстрактной вложенной вселенной. Вы внутри себя.
* * *
Клеомед, пустыня, принимающий портал, август 1002 года
Над диском, еще секунду назад пустым и глухим, что-то засверкало. Лейтенанты ВО тут же оборвали беседу и подошли ближе. Несколько сержантов встали на караул. Лейтенант-женщина приготовила линзу, но тут ТДМ материализовал с десяток неподвижно лежащих на диске фигур. Впрочем, не все были неподвижны — у некоторых ритмично подергивались конечности.
— Черт, что это с ними? — проговорил лейтенант-мужчина.
Биокиборги — а прибывшие все до единого были "синтами", только в военной одежде и вооруженными, что для их братии считалось явлением исключительным — казались живыми, только полупарализованными и в любом случае основательно выведенными из строя.
— Снять их с портала, — приказала женщина и, вместо того чтобы вставить линзу в глаз, убрала ее, а затем активировала голограмму.
Сержанты стащили покалеченных "синтов" на землю и принялись их осматривать. На вопросительный взгляд женщины ее напарник-лейтенант лишь развел руками:
— Визуально они целы, Глор... Скорее всего, нарушение внутренних систем. Здесь нужен электронщик или... В общем, это не в нашей компетенции.
Женщина кивнула. На голограмме возникла Эвелина Смелова, за последние полгода значительно продвинувшаяся по карьерной лестнице и ныне занимающая пост советника президента по военным вопросам.
— Слушаю, — коротко и сухо бросила она в камеру, давая понять, что забивать приват-канал всякой мелочевкой будет не самой лучшей идеей собеседницы.
— Госпожа генерал, чрезвычайное донесение. Партия "синтов" для подкрепления, высланная нам с Земли, только что получена, но недееспособна.
— В чем это выражается?
— Похоже, они парализованы.
Худое вытянутое лицо Смеловой нахмурилось.
— Так. Партию вышедших из строя роботов препоручите специалистам по восстановлению. Доложите по форме начальству. Буду ждать от них рапорта.
После этого Эвелина отключила канал. Это был первый случай переправки "синтов" посредством ТДМ, и закончился он, выходит, крупной неудачей. Никто не ожидал этого...
Генерал тут же связалась с экспертами по синтетическим конструкциям и, вкратце объяснив обстоятельства, спросила, с чем может быть связана поломка.
Собеседники задумались.
— Госпожа советник, позвольте нам десять минут... нужно обсудить это с коллегами...
Эвелина погасила голограмму и занялась отсмотром новостей за последние часы. Сюжеты их были печальны: уже не первый случай паники, когда обычные, рядовые жители, одержимые страхом, набрасываются на подозрительных (вернее, кажущихся им подозрительными) людей и... Словом, зафиксировано уже несколько десятков взаимных смертей: убитого и, естественно, аннигилировавшего вслед за ним убийцы. Два раза ошибки не было: жители убили настоящих "двойников-перевоплощенцев". Но если ничего не предпринять, такой отсев приведет к плачевным результатам. Власти едва ли не в каждом экстренном блиц-выпуске призывали людей к спокойствию и невмешательству, но эксцессы повторялись.
Негласная эвакуация мирных жителей шла своим чередом. Филиалы земного ВПРУ работали в режиме усиления, ужесточив контроль за сотрудниками, но пока еще ничего не говорило о начале войны. Катера-невидимки по-прежнему бездействовали, зависнув на орбите возле особенно важных стратегических объектов, готовые в любой момент раскрыться и вступить в бой...
Вновь вспыхнула голограмма:
— Госпожа советник!
— Слушаю!
— Меня уполномочили выдвинуть официальную версию неисправности кибер-организмов. Самая большая вероятность причины их выхода из строя — процессы, происходящие со связями в позитронном мозге "синтов" во время трансдематериализации. Их реакция схожа по симптомам с параличом, который поражает их при виде сцены насилия, крови, раненого или трупа. У данной партии "синтов"-медиков эти предохранители были, конечно, отключены, однако ТДМ воздействовал на них самым неожиданным образом...
— Хорошо, но они пригодны для восстановления? — поторапливая эксперта нетерпеливым тоном, спросила Смелова.
— Да, конечно. Но на это уйдет некоторое время.
— И эта партия сможет помогать врачам Клеомеда, как и предназначалась?
— Да, госпожа Смелова. Но все же мы рекомендовали бы впредь отправлять синтетические организмы традиционным способом.
— Гм... Благодарю вас, господин Диких.
Эвелина тут же переключила ретранслятор на несколько параллельных каналов:
— Немедленно задержать ТДМ-отправку новых партий "синтов"-медиков. Директива такая: все "синты" должны быть переброшены в указанные зоны только транспортом!
И, уже не слушая ответы, она ринулась на доклад к Ольге Самшит.
* * *
Фауст, Епархия, август 1002 года
Дальше аркады монахов-целителей не пропустили, и Граум с Елалисом остались сторожить во дворе, у входа в здание. Мрачные черные монахи в странных одеяниях с накладными плечами вроде крыльев, в перчатках и в масках, сомкнулись возле дверей и замерли, как неживые. Врачеватели переглянулись. Что-то недоброе витало в сыром воздухе...
Агриппа тем временем поднялся в свой кабинет и затратил некоторое время на переодевание в мантию магистра. Брат Раутанус покорно ждал его в коридоре, но даже он не заметил тени, давно наблюдающей за ними.
— Итак, куда идем? — возникнув на пороге, спросил магистр.
Раутанус указал в сторону лестницы и отправился вместе с ним...
Вскоре сопровождающий оставил Агриппу.
У последней двери священник испытал непонятное чувство — нет, не чувство даже, а отголосок, слабый привкус, подобный коварному сквознячку, незаметно, притом наверняка выполняющему свое губительное предназначение. Агриппа замешкался, повел плечами и оглянулся. Всё здесь было как всегда: безмолвно, сурово и величественно. Но отчего же только что в памяти быстрой чередой промелькнули давно, кажется, позабытые подробности жизни? Почему столь настойчиво цеплялся взгляд за эту фразу — "Pereat mundus fiat justitia"* — венчавшую наддверный каменный барельеф? Сейчас она, вытесанная готическим шрифтом в сером граните, впервые показалась магистру нелепо претенциозной и глупой. На задворках сознания затрепетала мысль — а может, развернуться и уйти отсюда?