Бесконечное лето: Город в заливе

Ружичка притормозил у пирса и жизнерадостно поморщился.

— Практики нет, — пожаловался он. — И тут седло непривычное, и люди на малоопытных велосипедистов почему-то не очень правильно реагируют. Разбегаются, орут чего-то, руками машут... Но главное — слишком долго пришлось катать для первого раза, из-за чего адски натрудил разные места, о существовании которых в моем организме ты, наверное, даже и не подозревала. Но в целом — отлично.

Он похлопал по двум тюкам на багажнике.

— Полтора из них — твои вещи. Ты с собой решила сразу все взять? Вот прямо все, включая любимого плюшевого тигренка?

— Утихни, — отказалась Алиса. Было жарко, и с девушки пот тек ручьем, а это только в кино выглядит привлекательно. — В кои веки представилась возможность бесплатной, экологически чистой доставки, что же, упускать ее? Зато посмотри, как мы здорово разобрались с нашей шхуной!

Отмытая десятком старательных рук, шлангами и шваброй, "Черная лагуна" и правда выглядела неплохо, блестя чистыми леерами и прозрачными стеклами. Хотя, конечно, внеочередная покраска ей бы явно не помешала.

— Технически, шхуна — это обычно парусное судно, имеющее не менее двух мачт... — занудил было Ружичка, но Алиса решительно прихлопнула поток бессвязных речей ударом швабры о палубу.

— Велосипед заводи на борт, — скомандовала она. — Нечего ему на берегу оставаться. А Датч приказал сниматься с якоря и выходить в открытое море сразу, как ты приедешь. Во избежание.

* * *

Порт, с его ржавыми металлическими конструкциями и тухлой, воняющей гнилью водой, остался позади. Море, еще недавно жизнерадостного аквамаринового цвета, быстро темнело и приобретало даже какой-то суровый, холодный окрас. И только солнце, светившее в выгоревшем, без единого облачка, небе, оставалось прежним.

Катер шел быстро, почти перпендикулярно береговой линии, и набегающая волна каждые несколько секунд белой пеной разбивалась о форштевень. Было интересно, хотя и не слишком комфортно — катер ходил вверх-вниз, как самолет под управлением не особенно умелого пилота. Как объяснила Алисе более опытная в данном вопросе Реви, пока что на эти движения не следовало даже внимания обращать — самое веселье начнется при бортовой качке, если идти параллельно линии волн. Тогда, как изящно выразилась Реви, живые могли позавидовать мертвым, а сытые — голодным.

— Метание харчей на дальность — профессиональный вид спорта для таких как мы, — подмигнула девушка, а Алиса настороженно сглотнула неприятные ощущения.

К ним прогулочным шагом, одновременно подпрыгивая и приплясывая, приблизился неугомонный Ружичка, напевая под нос очередные куплеты собственного сочинения:

Вы узнаете правду, она будет жестока,

Я простой террорист с юго-востока...

— Это еще что такое? — нахмурилась слегка Алиса. Дело, конечно, делом, но чувство юмора парня все еще приводило ее порой в некоторый ступор.

— Да вот... придумалось... витает что-то такое в ноосфере, — туманно объяснил тот. Слово "террорист" Алисе не понравилось — советская закалка! — но неприятные мысли она отбросила. Сумасшедший или нет, Ружичка просто не мог быть плохим человеком.

— Интересует вопрос: куда вы подевали остальной экипаж? — подозрительно поинтересовался тем временем парень. — А то я весь день, считай, только вас двоих и вижу. Не поймите неправильно, зрелище, конечно, завлекательное, но я просто имею необходимость сверить каждого по боевым постам и провести инструктаж на предмет техники безопасности. Забортную воду не пить, пираний не кормить, в случае пожара звонить ноль-один — в таком вот аксепте.

— Что бы ты в этой технике понимал? Ты же на корабле второй раз в жизни, причем первый был ровно два дня назад здесь же, — хмыкнула Реви, прикуривая. Ружичка фыркнул, то ли от дыма, то ли от негодования, но спорить благоразумно не стал, взглянув на кобуру с пистолетами. — В рубке они, где же еще — катер-то маленький. Анекдоты про нас, небось, сейчас травят.

— Ага, — исчерпывающе поблагодарил парень и, осторожно переставляя ноги по ходящей ходуном палубе, отправился на поиски.

* * *

Рокуро, которого, к его немалому удовольствию, все называли просто Рок, затруднялся пока сказать, нравится ему тот изгиб, который выдала судьба на этот раз, или не особенно. Речь, конечно не шла о его новой жизни в качестве члена экипажа "Черной лагуны", здесь все, раз и навсегда изменившись когда-то давно, шло по накатанной, и свою не-слишком-много-обещающую карьеру в "Ахиро Индастриз" он теперь почти не вспоминал.

А вот внезапное, похожее на бездумный, катящий валом ураган, сотрудничество с Руджи-саном и его девушками все еще навевало тревогу. Слишком неожиданно все, слишком... хаотично. Бывший бухгалтер, он всегда недолюбливал непорядок.

Продолжая раздумывать, Рок, чья официальная должность в составе экипажа звучала как "артельщик-камбузник", закрыл дверцу трюмного холодильника, за которой внезапно обнаружился ухмыляющийся Ружичка.

— А вот и Джонни! — жизнерадостно сообщил парень. — Чего, за колбасой тайком явился, Реви ограничивает, небось, в потреблении органической пищи, все пиццей да колой закидывается?

— В общем-то, нет, — пришел в себя от неожиданности Рок. — Просто проверяю запасы, чтобы хватило на достаточно долгий срок. Никто же не знает, на сколько времени затянется плавание — поэтому, пока есть возможность, продукты я закупил по максимуму.

— Ответственный подход, одобряю, — кивнул Ружичка, но когда Рок сделал движение, чтобы пройти к выходу, неожиданно ухватил его за руку.

— Я слышал, — парень растянул губы в привычной ухмылке, — ты там с Ленкой вроде как хорошо сошелся. Не разлей вода вы теперь, а?

Рок кашлянул, открыл рот, закрыл его, покраснел и неожиданно для себя ответил:

— Ну, в общем... да.

Парень продолжал, прищурившись, смотреть на него, и Рок благоразумно уточнил:

— Но если вы... ты... ты и она...

— Нет, — хмыкнул Ружичка, — ничего такого. Просто... — он задумался. Если бы он курил, то наверняка бы выдохнул сейчас клуб толстого дыма. Для обозначения важности момента. — Так сложилось, что я чувствую и несу за нее большую ответственность. И настойчиво хочу, чтобы у Ленки все было хорошо. Чтобы никто ее не расстраивал. Хватит. Наплакалась.

Он уперся взглядом в лицо снова побледневшему Року.

— Я парень веселый, — сообщил он внезапно. — Велосипед вот приобрел, гитару тоже думаю купить... А еще у меня имеется пистолет. Хороший, американский. Так вот, если ты Ленку расстраивать не станешь, то твое знакомство со мной ограничится гитарой и велосипедом. Понял, чего говорю?

Лицо у Рока сделалось упрямым.

— Если Лена-сан будет чем-то недовольна, она скажет об этом мне, я думаю. Не втягивая в это больше никого. Без обид, Арек-сандру.

Ружичка удивленно моргнул.

— Хорошо ответил, красавец! Ну что, совет да любовь тогда, хы-хы. А на колбасу все равно не налегай особенно, скоро пойдем галфвиндом, левым галсом, приводясь к ветру, так что ставь фордак на оверштаг, набивай шкоты бизань-мачты и свистать всех наверх!

Выдав эту ахинею на одном дыхании, парень сильно хлопнул Рока по плечу и скрылся в темноте трюма.

* * *

Ветерок с моря посвежел, регулярно принося с собой водяную пыль с острым соленым запахом, так что Реви с Алисой переместились в рубку, где, против ожиданий, оказалось пусто. Последняя, правда, Алису слегка разочаровала — по ее мнению, внутри обязательно должен был присутствовать огромный, мигающий таинственными лампочками пульт, деревянный штурвал в два человеческих роста, а также механический телеграф для передачи команд в машинное отделение, как на "Титанике". "Полный вперед! Полный назад! Стоп-машина!".

Реальность оказалась скучнее — катер, хотя и был построен еще во время Второй Мировой, в последующие годы подвергся немалой модернизации, поэтому все управление теперь осуществлялось штурвалом, выглядящим как обыкновенный автомобильный руль, да еще дроссельным рычагом, а для капитана (он же рулевой) на мостике было поставлено мягкое вращающееся кресло, сейчас пустующее.

Из спрятанных сбоку колонок играла Bittersweet Symphony, катер пробирался сквозь водные массы, покачиваясь на волнах в такт музыке, рубка на ходу слегка поскрипывала — на Алису напало какое-то мирное, сонное настроение.

К Реви с загадочным видом приблизился Ружичка.

— Мадемуазель, прошу вас, не издавайте ни звука, — тихо сказал он. — У меня для вас сообщение от зеленой женщины.

— Что? — ошеломилась Реви.

— Восемьдесят семь, — прошептал парень.

— Что?!

— Ладно, ладно, все, — поднял он руки. — Это шутка была такая. Чтобы смеяться, а то вы все тут какие-то мрачные, будто над вами опыты ставят в подземных лабораториях. На самом деле, у меня к тебе вопрос. Хм...

Реви терпеливо подождала. Секунды две.

— А где вопрос-то? Заснул?

— Сложно формулировать, когда сам не знаешь, что хочешь спросить, — пробормотал парень. — В общем, ты в последнее время... дня два-три, скажем... не ощущала ничего такого... необычного?

— В смысле? — нахмурилась девушка.

— Если бы я знал! — в сердцах хмыкнул Ружичка. — Ну... нежданные приступы доброты и филантропии, спонтанное желание покормить собачек или завести котенка, скажем? Ничего такого, а?

— Разве что отсутствие желания пришибить тебя на месте, — припомнила с трудом Реви. — Или, скажем, прострелить руки-ноги, чтобы полежал себе в одном месте спокойно, а не носился по судну и не надоедал всем. Сначала оно было, это желание, а потом — нет, делось куда-то. Загадка. Подходит такое?

— Недобрая ты, — опечалился Ружичка и, поникнув плечами, отошел. Девушка пожала плечами и мгновенно выбросила поведение парня из головы.

* * *

Когда Реви не к месту ляпнула про отстрел рук и ног, меня словно бы кольнуло откуда-то изнутри. Очень странное ощущение — холодок по коже... и такая пустота в груди, и вроде как понимаешь, что у тебя за спиной стоит кто-то, и смотрит, не отрываясь, смотрит своими черными глазами. У американцев есть для этого случая выражение "будто кто-то прошел по твоей могиле". Не знаю, что оно точно означает, но звучит слегка пугающе.

У меня что-то подобное было всего несколько раз, сильнее всего, когда мы с отцом приехали в маленькую деревушку далеко на западе, откуда он родом. За околицей деревни была дорога, и небольшая рощица с родником. А на краю рощицы стоял скромный обелиск, я его никогда раньше не замечал.

— Подойди-ка, — позвал меня отец. Я подошел.

На обелиске было несколько десятков фамилий — тех из деревни, кто погиб во время войны, защищая ее. Я медленно читал имена, водя рукой по щербатому камню, засыпанному иголками и сухой прошлогодней листвой.

Ружичка А.А.

Ружичка В.С.

— Родственники? — спросил я тихо. Голос почему-то сел. Отец пожал плечами.

— Деревня маленькая. Тут все друг другу родственники. Но вот этот — он показал на одну фамилию, — он был мой дядя. А вот этот, — показал на другую, — двоюродный дед. Остальных я не знал даже, правда, давно это было.

Он коротко, странно вздохнул.

— Жить бы им всем, и жить...

Вот тогда на меня и накатило. Я смотрел на свою фамилию на могильном камне, я знал, что под ним лежали люди одной со мной крови, и понимал, что они умерли ради того, чтобы я сейчас мог не пригибаясь стоять под неярким северным солнцем, и ветерок тихо качал кронами грабов и елей, и в вышине парили маленькие степные чайки.

Мне кажется, именно тогда во мне что-то изменилось. Наверное, пришло осознание того, что если нужно, я должен буду точно так же взять в руки оружие. И лечь в землю, сделав все, что мог, в случае необходимости. Хотя лучше всего, конечно, без последнего. Ну, собственно, я именно так и делал — пока была возможность, то есть.

Полуденное солнце отражалось от моря тысячами ярких белых брызг. Катер, отталкиваясь винтами от неподатливой соленой воды, продвигался вперед.

* * *

Жаркий полдень. Улицы города практически вымерли, без особой необходимости даже продавцы и таксисты стараются не высовываться из спасительной тени деревьев и гаражей. Карманники безнадежно вздыхают — погода нерабочая, можно отдохнуть. И отдыхают, сидя небольшими группками под самодельными навесами, цедя через трубочки ледяную минералку с соком.

В итальянском ресторанчике "Ла Стацьоне", единственном на весь Роанапур, тоже тишина и безлюдность. Длинный и широкий зал с десятками столов под темно-малиновыми скатертями, тяжелые парчовые портьеры, везде темное дерево и немного золота — итальянцы любят шикануть — сейчас был совершенно пуст, ни единой живой души. По вечерам здесь веселилась диаспора, скучая по родным Неаполю и Палермо, а также отдыхал душой дон Ронни по кличке "Челюсти", смотря за происходящим от лица соотечественников из "каморры". Словом, заведение это было уважаемое, не из простых. И охранялось, конечно, тоже тщательно, по высшему разряду.

Впрочем, высокий седоватый человек с перевязанной рукой оценил подготовку четырех мрачных парней с револьверами под мышкой, лежащих сейчас неподвижными мешками под барной стойкой, как недостаточную.

— Я хочу рассказать тебе одну историю, — сказал он задумчиво. Дон Ронни, накрепко привязанный с стулу, с кляпом в разинутом рту, бешено вращал глазами, но сделать ничего не мог. Личная охрана дона, два по-собачьи преданных ему головореза, Гвидо и Пепе, валялись в коридоре, ведущем в маленькую кухоньку как раз за главным залом.

— Давно это было, — продолжил высокий человек Хайнрих Вайтхенер, медленно ступая по комнате и слегка прихрамывая. — Я тогда еще служил в бундесвере, в экспедиционном корпусе, направленном в Афганистан, и не ждал от судьбы никаких поганых сюрпризов. Так вот, отправили нас однажды в одну деревню на зачистку... то есть, это мы думали, что там уже никаких талибов и прочего отребья давно нет, а есть только разрозненное сопротивление, которое нужно подавить. Это оказалось не так, мерзавцев в чалмах и с "калашниковыми" оказалось более, чем достаточно. Отсюда, кстати, мораль — никогда не верь американцам, они не врут только самим себе. Да и то не уверен.

Дон Ронни протяжно застонал. Мимо по улице со звоном прокатил велосипед.

— Словом, мы уперлись в классический позиционный тупик, — пояснил высокий человек. — Они не могли выбить нас из деревушки, потому что мы уже зашли и закрепились, а мы не могли продвинуться вперед без поддержки артиллерии или авиации. Но только у бундесвера нет авиации, таково было условие нашей работы в Афганистане. Всем, что летает, распоряжались всегда только янки. Вот еще один урок — какими бы теплыми друзьями вы ни были с американцами, все самое лучшее они оставляют для себя.

Высокий человек несколько секунд помолчал. На кухне зашкворчала сгорающим маслом плита, запахло паленым.

— И вот как раз в тот момент, когда наш командир начал соображать, что делать дальше — запрашивать артиллерийский удар или тихо отходить, эти дикари пошли в атаку. Открыто, не таясь, потрясая своими автоматами, в развевающихся накидках... Что с них взять, впрочем. Это было абсолютно неожиданно, и в какой-то момент мы почти дрогнули. А ответа из объединенного штаба все не было. Американцы очень не любят помогать тем, кто не сможет потом оплатить их помощь.