Осколки

— Это тебе пригодится, — Залия перекинула ему пистолет бургомистра, и Йен сразу же вложил его в кобуру, пристегнутую к широкому черному поясу с большой круглой бляхой, рядом с которой висели еще несколько небольших мешочков на завязках и квадратная железная фляга с гравировкой.

Проводник подошел ближе, и я увидела на его шее миниатюрный обсидиановый треугольный кинжал на тонкой красной ниточке.

— Ну, прощай, госпожа Залия, — он ухмыльнулся и крепко обнял берегиню.

Та в ответ чмокнула его в щеку и отстранилась, пожалуй, слишком уж долго задержавшись своими тонкими пальчиками на его ладонях.

Йен напоследок махнул ей рукой и пошел к лестнице. У порога он остановился и выжидающе уставился на меня.

— Ну, ты идешь или нет, девчонка?

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ. ПРОКАЗНИК

Йен

"Дождь. Темно. В сумрачном ночном небе возвышается над землей серебряный диск полной луны. Ветер южный, холодный. От него трещат кости.

— Отец, пожалуйста, остановись! Хватит, отец, прошу!..

Скрежет стали. Звон клинка. Серебряный росчерк оружия.

Кровь фонтаном хлещет из раны. Тело содрогается в предсмертной агонии. Проходит секунда. Другая. Он мертв. Глаза стекленеющим взором останавливаются на звездах.

Они всегда знали, что я стану убийцей. Но никто из них не предсказал, что первой моей жертвой станет собственный отец..."

— Йен!

Я медленно открыл глаза и посмотрел на хмурое серое небо, с которого бурным потоком шел настоящий первый осенний дождь. Громыхнуло. Серебристая молния расчертила зигзагом сумрак и с треском врезалась в землю в километре от нас.

Она испуганно вздрогнула. Боком я ощущал, как дрожит от холода ее тело, но сама девчонка наотрез отказывалась жаловаться. Упертая.

Я приобнял ее за плечи и прижал к себе, спиной опираясь на ствол одинокого раскосого дерева, росшего на небольшом земляном холмике.

Девчонка благодарно кивнула и положила голову на мою грудь.

— Тебе опять кошмар снился? — сквозь сон спросила она.

Я поджал губы, наблюдая, как с листьев ручьями стекает вода.

— Так больше не может продолжаться, — пробормотал я, нахмурившись.

— Да уж. Спать же невозможно!

— Да не, я не про это. Поднимайся.

Я подхватил ее под руки и легко поставил на ноги, поднимаясь с промерзшей земли.

Она устало протерла глаза костяшками пальцев и по привычке разгладила подол своего платья.

— Пора бы тебя приодеть.

— Зачем? Нормальное платье.

Я усмехнулся.

— Это нормальное платье побывало в таких местах, о которых в приличном обществе говорить стесняются, девчонка! Тем более ты же теперь моя помощница, а выглядишь так, будто только что с помойки вылезла.

— Пошел ты!

— Вот и пойдем. Вместе.

Я поправил на спине копье и серп и натянул на голову капюшон.

— В такой дождь? Да ты совсем рехнулся, Йен, — она понуро поглядела на небо и еще раз зевнула. — До ближайшего города еще четыре дня пути, а под таким дождем мы только промокнем да подхватим чего. Вот тебе это надо? Лично мне — нет. Мне и прыщей по всему тело хватило, когда я в дерьме лазила.

— Ой, да ладно, свели же. Не ной, — я вытолкнул ее под дождь и сам вышел следом. — Пойдем вон по той тропе, видишь? Если мне память не изменяет, к вечеру дойдем до деревушки Скакальки — вот, блин, имечко! — там и остановимся. Может, и деньжат кто подкинет. В конце концов, от принятия закона упырей меньше не стало, это я тебе гарантирую.

Она взглянула на меня исподлобья и сплюнула натекшую в рот воду. Я хохотнул и резво припустил к виднеющейся вдалеке тропинке, громко чапая по грязи ботинками.

— Давай-давай, не отставай. И хватит хандрить. Вон, лучше скажи, что это за растение, — я наугад ткнул в первый попавшийся мне зеленый кустик.

— Э-э-э, мать-и-мачеха?

Я сплюнул и ругнулся.

— Ты издеваешься?

Девчонка раздраженно всплеснула руками.

— Я вообще не понимаю, на кой черт мне учить эти проклятые названия каких-то трав? Я думала, мы тут с чудищами разбираемся, а не всякой фигней страдаем.

— Вот будешь после боя в какой-нибудь канаве лежать, — пригрозил я, — вот распухнет у тебя, допустим, нога от гноя, что ты будешь делать? Конечно, есть вариант отрезать, но, поверь, всем будет очень не хватать твоей прелестной задней конечности — особенно ее филейной части. Ты что, хочешь, чтобы я совсем разочаровался в мире?

Она пнула землю, и вся грязь полетела в меня.

— Но-но, имей уважение к старшим, девчонка!

— Заткнись.

— С радостью. Только скажи мне название.

Девчонка на несколько секунд задумалась, и я спиной ощущал, как ее ненавистный взгляд буравит мою спину, но упорно выжидающе молчал. Ничего-ничего. Как говорится, тяжело в учении, в бою отмазок не будет.

— Птичья гречиха!

— Правильно. Для чего ее используют?

— Для лечения гнойных ран, кожных заболеваний и после тяжелых болезней. Так?

— Так. А теперь вот это. Нет-нет, лучше вон то!

— Ты издеваешься?..

* * *

— Вот мы и на месте, — сказал я, тыкая острием серпа в покосившийся деревянный указатель, на котором на треугольной доске было выбито "Скака..." — дальше, видимо, у художника не хватило идей.

Девчонка убрала влажные локоны за ухо и шмыгнула носом.

— Может, ты уберешь-таки свою железяку, а? — предложила она, выжимая волосы и собирая их в хвост. — Даже мне страшно, а другие в дом нас вообще не пустят.

— Тю, девчонка, ты собралась спать в доме?

— Ну, да, а где ж еще?

Я щелкнул ее по носу, и она смешно нахмурилась, заметно борясь с желанием отвесить мне пинка под зад (кстати, синяк под глазом до сих пор не прошел!) или улыбнуться.

— Запомни, голубь ты мой недобитый, проводник никогда, нигде и ни при каких условиях не спит в чужом доме, это заветное правило всех тех, кто хочет выжить.

— Но почему?

Я вздохнул и перевел взгляд на старые деревянные дома, от которых в небо неспешно поднимались серые струйки дыма, издалека походящие на тонких ядовитых змеек.

Видимо, придется мне хорошенько потрудиться...

— Люди разные бывают. Кто знает, может, ты проснешься утром, скажем, на каком-нибудь ближайшем кладбище в окружении милых молчаливых скелетов в одних трусах, а может и с перерезанным горлом в виде очередного премерзкого вурдалака. И это, заметь, только два исхода, а я могу тебе их перечислить столько, что желание становиться одной из нас у тебя мигом отобьется, а мне этого не надо.

— Почему это? Я-то думала, тебе только и надо, что быстрее меня куда-нибудь сплавить.

— "Куда-нибудь сплавить" и "куда-нибудь сплавить туда", — я многозначительно показал пальцем на тучи, — разные вещи. Тем более — вон как тщательно я это скрываю! — ты мне нравишься. Знаешь ли, я к тебе даже как-то привык, — я задумчиво пожевал губу. — Ты как родная мозоль, которая все время болит, но выковыривать жалко.

Девчонка закатила глаза.

— Просто прекрасное сравнение, знаешь ли, — сказала она и молча пошла в сторону деревни.

— А чего? — я пожал плечами и глянул на серп, сжатый в моих руках. Пожалуй, лучше уж его действительно убрать...

Крякнув, я поспешил за ней, а когда догнал, то легко схватил ее за талию и забросил на плечо.

— Ай, отпусти меня, Йен! — она попыталась меня пнуть, но только отбила коленку о стальные пластины, вшитые в мою куртку. — Какого черта ты делаешь? На нас, между прочим, люди смотрят!

Я поглядел на ближайший двор и махнул рукой четырнадцатилетней девчонке, но та почему-то с визгом забежала обратно в дом, бросив в грязь два ведра и тазик. Ах, ну да, я ж серп не убрал!

Я прицепил его на магнит на спине и спокойно пошел дальше, приглядываясь к каждому дому и ища место, где можно переночевать или на халяву заработать хотя бы немного денег.

Конечно, стоило бы прихватить немного из дома бургомистра, но Залию я бы себе обворовывать никогда не позволил. Я-то знаю, как она падка на деньги...

Вообще берегинь легче всего сравнивать с драконом. Да-да, я никакой не придурок, а просто исключительно проницательный человек. Если судить по Залии, то берегини — мудрые красивые женщины, обладающие немалой долей магических (и светлых, и черных) способностей, но они всегда ищут во всем свою выгоду и не любят оставаться в долгу. Ах да, как и драконы, они очень падки на золото. Притарань им какую-нибудь редкую цацку, и они за нее хоть короля ночью удушат или себе палец отгрызут — не проблема.

К счастью, берегини всегда держатся друг от друга подальше, а если и встречаются, то тут, как говорится, рядом уж лучше не стоять: если не убьет, то заденет точно.

Из кого они перерождаются, и как становятся такими, никто так и не понял. Они не очень любят распространяться о своих прошлых жизнях, а мы и не лезем — своя шкура дороже всяких знаний, уж поверьте.

— Так, я тебя не отпущу, пока не назовешь мне все два вида аира. Ну, вперед, девчонка.

— Я-то откуда знаю? Ты мне про них ничего еще не рассказывал!

И правда. Какая же, к чертям, дырявая память.

— Ладно, на первый раз прощаю, — я поставил ее на землю и глянул на запачканные хлипкие туфли. — Нет, приодеться тебе точно не помешает, девчонка. Вся в грязи, вся в грязи... Кто будет с тобой иметь серьезные дела?

— На себя посмотри, — не растерялась она. — Кто с тобой будет иметь дела, а?

Я пожал плечами.

— Ну, это мой стиль, тут ничего не поделаешь.

Девчонка фыркнула, и тут ее взгляд остановился на одиноком сером доме, стоящем поодаль на высоком отшибе у одного из меньших притоков Джезеро.

Выглядел он, честно скажу, мрачно, зато имел три этажа, огромный двор и приличный деревянный амбар с большими тяжелыми воротами на железном запоре, и мне это нравилось. В таких домах нередко заводится всякая ересь, начиная от обычных домовых и заканчивая не очень приятными существами, называемыми Бадзулами. Значит, будут и денежки.

— Молодец. Туда и идем, — я свернул с тропы на луг, укрытый еще зеленой свежей травой, и уверенно направился в сторону дома на отшибе.

— Стой, — девчонка нагнала меня только через несколько минут, увязая ногами в грязи, — может, лучше не надо? Выглядит он странно...

— Все мы странные, что поделать.

— Да нет, я не про то. Ты разве сам не чуешь? У меня плохое предчувствие.

Я остановился и принюхался. Действительно, пахло странно, но угрозу я в этом запахе не видел. Наоборот, он словно заманивал меня к дому, суля удачу и деньги, и я совсем не был против.

— Тем более кто будет жить на отшибе? — продолжала уговаривать меня девчонка. — Мне мама всегда говорила, что там живут только ведьмы да колдуньи, и больше никто, потому что место скверное, и к нему всякую чертовщину тянет. Пошли лучше обратно, попросимся кому-нибудь в дом...

— Нет, — я отрицательно качнул головой. — Идем туда, и точка. Много ты понимаешь...

— Из Каравая я тебя же вытащила, так почему бы, черт возьми, меня не послушать?!

Я нахмурился и с удивлением посмотрел на ее глаза, в которых то и дело мелькали какие-то неприятные грозные искорки, от которых у меня шерсть вставала на загривке.

— Я говорю: не стоит нам туда идти, Йен.

Я уже открыл рот, чтобы признать ее правоту, но тут же прикусил язык.

— Да ладно тебе, девчонка, ты что, боишься? Уж поверь, в свои-то двадцать четыре года я стольких тварей повидал и со столькими справился, что рядом со мной еще ни один ученик не умер.

— И много у тебя их было?

— Ты первая, — честно ответил я и пошел дальше.

— О, просто отлично! Надеюсь, и последняя, — проворчала она, но отставать не стала, нервно озираясь по сторонам.

Мы перемахнули через забор и с удивлением остановились, заметив, что дождь вдруг прекратился. Я недоверчиво присел и потрогал пальцами абсолютно сухую мягкую траву, а девчонка встала рядом, скрестив руки.

— Ну, и о чем я тебе говорила?

— Да ладно. Наверное, просто ветер в другую сторону дул...

— Ага, как же, дул он в другую сторону. Ты как хочешь, а я из-за тебя своей жизнью рисковать во второй раз не собираюсь, — она развернулась и собиралась уйти, но я схватил ее одной рукой за хвост и насильно потащил к дому.

— Отпусти!

Она шипела и вырывалась, как дикая кошка, но мне, одним словом, было плевать. Ученик должен слушать своего учителя, это я усвоил прекрасно. В конце концов, об этом мне каждый день напоминали ноющие шрамы на брюхе.

Я пробежался по скрипящим ступенькам вверх и постучал кулаком в дверь. Девчонка успокоилась, но злиться не перестала, каждый раз норовя отвесить мне пощечину, но я выставил перед ее лицом свою ладонь и отодвинул подальше.

Сквозь дерево я услышал неспешное шарканье шагов, а затем дверь со скрипом отворилась, и я сквозь полумрак прихожей, освещаемой парой-тройкой тусклых свечей, увидел сухонькую низкую — примерно в половину моего роста — бабульку, одетую в коричневого цвета старое платье и с цветастым платком на голове.

Девчонка прекратила упираться.

Я прищурился. Идиот. А она-то была права! Но задом пятиться уже поздно.

— Здравствуй, бабушка, — я поклонился ей в пол и жестом приказал Ольхе сделать то же самое. Она ответила мне вопросительным взглядом, но все же повторила за мной.

— И тебе не хворать, — бабуська оскалилась, обнажая ряд кривых желтых зубов.

Я слышал, как сглотнула от страха моя новоиспеченная помощница.

Ее лицо, морщинистое до такой степени, что в них запросто могли бы поместиться мухи, исказила гримаса насмешки и скрытой злобы. Кривоватый косой подбородок дрожал от нетерпения, а костлявые пальцы, заканчивающиеся шелушащимися острыми ногтями, нервно терли юбку.

— Чего приперлись-то в такую погоду? — скрипучим голосом спросила старушенция.

— Перлись, перлись и приперлись, — без тени улыбки ответил я и машинально потянулся к серпу. Бабка приметила это движение и с опаской стрельнула в меня взглядом, и я, мысленно чертыхнувшись, остановил руку.

— Проводник шоль?

— Ага, проводник.

— А это ученица твоя?

— В точку. Работенка есть?

Она потерла горбатый нос и оглядела луг, раскинувшийся у ее дома, а затем перевела взгляд на свой заброшенный амбар, тень от которого подобно ястребу падала прямо на нас.

— Изводят вас, изводят, а спасенья от вас все равно нет, — проворчала она, но все же кивнула. — Только в дом не пущчу, хоть брюхо свой железякой режь, и дольше дня не оставайтесь. О себе не думаешь, хоть о девчонке своей подумай, вояка.

— О большем и не прошу, — я воздержался от едких замечаний.

— М-м-м, все вы не просите. А потом один такой молодец в окно лезет, да башки своей тупой и лишается. Ну, да ладно, завелся у меня тут в сарайчике черт лысый, хоть метлой его гони, а к вечеру все равно воротится и все вверх дном ставит. Разберешься, будут тебе деньги и еды на неделю. Не разберешься — лучше проваливай подобру-поздорову, покуда кишки на пень не намотались. Усек?

— Усек, бабушка, — я взял девчонку под руку и потянул в сторону амбара. — Пойдем...

— Что?..

— Молчи. Молчи и иди. Все потом объясню.