После войны

— Думаешь, мальчики живы?

— Я предпочитаю об этом не думать. Но детям везёт чаще, чем взрослым, это факт.

— А как ты место-то искать собираешься?

— А эхо на что?

Тень неопределённо хмыкнул и замолчал, о чём-то задумавшись.

Эхо...

До войны мы никогда не сталкивались с таким странным явлением, как эхо, появляющееся в местах, где раньше его никогда не было.

А потом — кто-то где-то заметил совпадение, кто-то где-то провёл исследования, и пришли к неожиданному, парадоксальному выводу: эхо может быть не просто явлением свободного отражения звука, а почти живым существом. Чем-то вроде призрака. Только если призрак — это остаток личности живого человека, то эхо — чей-то отчаянный крик о помощи. След сильной эмоции, способной вытеснить все другие, посредством высокого магического фона оставленный в реальности. Иногда такое эхо пропадает через несколько часов, а иногда — держится годами. И его никогда не останавливает невозможность его существования с точки зрения физики. Более того, в некоторых случаях, когда эхо живёт достаточно долго, оно обретает что-то вроде собственной личности — не человеческой, похожей на сознание животного.

Оно почти никогда не бывает настроено к человеку негативно, иногда — помогает. Как, например, сегодня: донесло до друзей крик мальчишек. Но всё равно бывает жутко. Громкое, зычное, оглушительное эхо посреди широкой пустоши, на которой доманцами были одновременно казнены жители целого посёлка, долго заставляло меня нервно озираться по сторонам.

До леса мы добрались уже в полной темноте. Тень бесшумно скользил у меня за спиной в своём объёмном облике. Первое время знакомства подобная его привычка раздражала: очень неприятное ощущение взгляда в спину без звука шагов и дыхания, то и дело хочется обернуться и удостовериться, что просто показалось. И, обернувшись, я каждый раз обнаруживал там жутковатый сгусток тьмы. Привыкать пришлось довольно долго, и даже сейчас не сказал бы, что меня совершенно не тревожит подобное поведение. Может быть, это какие-то инстинкты?

— Тень, а ты совсем ничего не помнишь до того момента, как осознал себя в нашем мире? — полюбопытствовал я.

— Нет. Я уже говорил. А куда мы идём-то? И как ты ориентируешься в такой темноте? — он хихикнул.

— Зайдём поглубже... ай, леший! — не удержался я от восклицания, запнувшись о какой-то корень. — Вот пока ты не спросил, прекрасно ориентировался! А теперь спасибо, что напомнил. Скройся! — я хмыкнул, зажигая огни Ставра. С энергией не мелочился, поэтому на участке леса радиусом в сотню саженей наступил внеплановый день. В отдалении раздражённо ухнула какая-то ночная птица, и где-то на краю зрения из освещённого участка порскнул в лес зверь размером с некрупную собаку.

— Ходют тут всякие, — недовольный шёпот донёсся сразу со всех сторон, а чуть впереди закачались ветки. — Чаво надоть?

— Хм... А, может, мы и без помощи эха обойдёмся, — пробормотал я себе под нос. — Эй! Выходи, я по делу.

— Почём знаешь? — подозрительно осведомился лес. Ветки шелохнулись уже в другой стороне, но я не стал играть с хозяином леса по его правилам, дёргаться и озираться. Чай, не мальчишка уже. — И какие у тебя дела тут могут быть? Шёл бы, огневик, подальше!

— Знаю потому, что уж больно ваша порода любопытная, а я тебя тут ещё помянул ненароком, — пустился в объяснения я. — Дела мои ты знаешь отлично, так что не юли. Где с мальчишками сегодня беда произошла, и где их теперь искать?

— Чаво я тебе, справушная бюра? — проворчали в ответ. — Не знаю. А ты иди, иди, не то хуже будет! — последняя фраза прозвучала гулко, жутко. Деревья зашелестели, и огни Ставра будто бы несколько померкли.

— Дурить вздумал? — сердито рявкнул я, зажигая на ладонях открытый огонь. — А вот если я сейчас тоже силу показывать начну? Вот с той берёзки, например, начну?! — и я дёрнулся в сторону молодого деревца — аккуратного, белоснежного, будто с картинки.

— Нешто шуток не понимаешь? — голос прозвучал слева, из кустов, и угрозы в нём уже не было. — Не тронь берёзку, злыдень! Как рука только может на красоту такую подняться? Вот потому мы ваше племя-то и не любим! За что вас таких любить?

— Другое дело, — я хмыкнул, погасил огонь и обернулся к лешему. Едва ли больше аршина ростом, он весьма походил на дряхлого-предряхлого старичка, с сухими руками и седыми патлами. Правда, руки у него из веток, и волосы с бородой — лохматый мох. Да и лицо отнюдь не человеческое, что их племя аккуратно скрывает под широкополыми шляпами. Шляпа этого представляла из себя огромный гриб-боровик. Ну, всё не мухомор, договоримся. — Знал же, что приду, зачем комедию ломать?

— А почём я знаю, кто таков? — проворчал он из-под шляпы. Под шляпой лешего совершенно ничего нельзя разглядеть, только мерцают голубовато-зелёным болотные огоньки глаз. Впрочем, в лицо ему лучше и не заглядывать: душу вытащит на раз, а человек со слабой психикой может умом повредиться и сам по себе, без желания природного духа. Прямого взгляда в глаза под шляпой тоже лучше избегать; задурит голову так, что сгинешь в каком-нибудь болоте и не заметишь. — Ходют тут всякие с аурами огневиков!

— А чего ты ожидал после исчезновения в лесу среди дня мальчишек? — я сделал вид, что удивился. — Толпы Службистов?

— Да кто вас разберёт, — недовольно буркнул он. — Служба-дружба! От тебя-то точно добра не жди, а от них — ещё не известно.

— Вот это номер! Почему ж от меня добра ждать не приходится? — тут делать вид уже не пришлось. Вроде бы, лес всегда старался беречь — насколько это вообще возможно. Да и с лешими проблем раньше не было.

— Да рассказывал тут знакомый водяной, — голос из-под шляпы прозвучал донельзя ехидно и крайне недовольно. Я хотел продолжить расспросы, но своевременно вспомнил недавнюю историю на Кривом Озере, и осёкся. — А, вижу, вспомнил. Вот и проваливай отсюда, нечего тебе тута шастать! — воинственно скрипнул деревянными руками леший, делая жесты, будто выжимает тряпку. Темнота вокруг опять недружелюбно сгустилась, и из неё поползли в тусклых клочьях тумана нервные шорохи.

— Опять забываешься? — рявкнул я, делая шаг в его сторону. Мох у меня под ногами затлел. — Если у меня хватило сил сжечь озеро, думаешь, много останется от тебя и твоего леса? — никогда не любил строить диалог подобным образом: с угрозами и, хуже того, наглядной демонстрацией собственного превосходства (хочется надеяться, сейчас до этого не дойдёт), но все природные духи (за исключением, разумеется, домовых и ещё кое-кого) — существа с достаточно примитивной варварской психологией. Если ты вежлив, проявляешь такт или стыдишься каких-то своих поступков, — ты слаб, и на тебя можно попробовать надавить. С ними по-другому нельзя. Нет, можно, конечно, долго лебезить и задабривать, но это совсем уж крайний случай. Тем более, подобное мне нравится ещё меньше, чем угрозы. — Рассказывай, что случилось с мальчишками, и где это было. Быстро, внятно, полно и по существу.

— Там, — окончательно скисший хозяин леса насупился и махнул рукой вбок. Не привык он к подобному тону; обычно сам окружающих запугивал и развлекался как хотел, а тут от него ещё что-то требуют. — Сам найдёшь, а я не поведу. Не пойду я туда, своих дел хватает! И не знаю я, что с ними! И кто они, и откуда взялись не знаю! — он говорил всё быстрее и громче, а под конец вообще чуть не сорвался на визг. — Все там сгинули, и ты тоже сгинешь!

— А вот здесь подробнее. Кто сгинул, и что это за "они", о которых ты не знаешь? — я подался вперёд. Леший воинственно тряхнул бородой.

— А не скажу, хоть режь меня, хоть жги!

— Тебя? Можно подумать, мне больше делать нечего! — и я швырнул сгусток огня в ближайшее дерево. Леший издал душераздирающий вой, похожий на скрежет деревьев в бурю, и сжал кулаки.

— Погаси! Погаси, исчадие огненное!

— Пока горит одно дерево, и пока оно ещё живое. Скоро огонь перекинется на ближайшие. Говори, — сухим тоном ответил я, не повышая голоса.

— Да не знаю я, кто они, и как они выглядят! За версту чую, зверьё всё чует, страшно нам! Смертью от них веет, хуже даже — смертью, ненавистью, гнилью. Хуже некросов дрянь, а кто такие — не знаю. Их даже деревья бояться, даже старые сильные деревья умирают от их прикосновения. Боюсь я их! Без разницы им — они ни людей не пощадят, ни колдунов, ни некросов поганых! Как некросы пришли, так они и появились, и сами некросы в лес боялись по одному ходить! Народу сгинуло — тьма, а больше ничего не знаю! Погаси, злыдень!

Я призвал пламя к порядку, задумчиво разглядывая кинувшегося к пострадавшему дереву лешего. Вряд ли он врал. И вряд ли что-то замалчивал.

Твари, от которых пахнет смертью, и которых даже некросы боялись? Мягко говоря, странная ситуация.

Я мрачно вгляделся в темноту, скрытую пологом леса, слушая кудахтанье лешего, занявшегося лечением пострадавшей липы. Повреждения у той были минимальные — так, кору немного опалило, — но леший причитал так, будто я превратил в угли половину леса, не меньше. Но всё это служило фоном; мне было о чём подумать.

Стоит ли при таком раскладе одному идти на поиски мальчишек? Да, потому что пока ещё есть шансы, что они живы, и с каждой секундой шансов этих всё меньше. Промедление до утра сделает из спасательной экспедиции поисковую. Да и одному мне должно хватить опыта если не справиться с задачей, то хотя бы сбежать. Жалко только, летать я не умею; не дали боги склонности к стихии воздуха. Нет, разведка всё-таки необходима. Но нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что я могу не справиться: некоторых вещей не могут и боги, не то что жалкий смертный я. Поэтому необходимо отправить весточку командованию. Плохо, шар мой далеко, было бы проще. Впрочем, для одного сообщения можно обойтись и подручными средствами.

С этой мыслью я опустился на колени и принялся аккуратно разгребать в стороны прелую листву и мох.

— Ты что это делаешь? — подозрительно уточнил леший.

— Ничего, что могло бы повредить тебе и твоему лесу. Не отвлекай, — огрызнулся я, медленно погружая руки в землю. Кончики пальцев почувствовали слабое упругое сопротивление и моментально онемели, а дальше уже пошло легче. Леший, как я мельком отметил, наблюдал за моими действиями настолько пристально, будто от этого зависела его жизнь; а, между тем, ничего предосудительного я и правда не делал. Природный дух просто не ожидал от меня подобной разносторонности.

За всполохами пламени во мне действительно очень трудно что-то разглядеть: именно с этой стихией я работаю непрерывно, именно к ней обращаюсь на уровне рефлексов. Но когда я только начинал учиться, у меня был выбор — огонь или земля.

Так случилось, что вторую стихию я почти забросил: когда ты — горящий жаждой деятельности мальчишка, магия земли, степенная и основательная, кажется несусветной глупостью и тягомотиной. Только к концу Университета понял, что был несправедлив ко второй грани своего таланта. Именно благодаря ей я достаточно спокойный и рассудительный человек; большинство магов огня люди нервные, вспыльчивые и не умеющие что-то спланировать, а уж если случается так, что второй выраженной склонностью является воздух — пиши пропало. Более неуравновешенного и взбалмошного человека найти трудно, особенно если это, не дай боги, женщина. Сочетание огня и воды встречается редко, и тут уже ничего конкретного сказать нельзя, пока не узнаешь человека ближе. Да и тогда возможны сюрпризы.

Не сказать, что, осознав ошибки, я бросился со всем энтузиазмом их исправлять — мне хватало занятий и без этого. Но потихоньку эту забытую способность развивать начал. Достигнуть значимых успехов не довелось, а вот более-менее научиться нескольким важным вещам — вполне.

Сложнее всего было сформулировать несколькими короткими простыми фразами суть сообщения, не вплетя в него собственных эмоций и посторонних мыслей. Когда эта задача была решена, я отправил сообщение. Земля вокруг в радиусе сажени пошла волнами, как вода от брошенного камня, но через пару секунд всё вернулось на круги своя.

Я так же медленно вынул руки из земли, и вслед за моими пальцами буквально выстрелили ростки каких-то полевых цветов — земля чутко впитывает все крохи силы, которые в неё вносят, и реагирует совершенно однозначно.

— Ты... это... — вдруг замявшись, пробормотал леший. — Поосторожнее там, огневик.

Когда я удивлённо обернулся, старика-лесовика уже не было.

— Кхм. Какие будут предположения? — преувеличенно деловым тоном поинтересовался из-под моих сапог Тень.

— Пойти и посмотреть, — я пожал плечами. — Пока не посмотрим, всё равно не узнаем, что это за существа и существа ли вообще.

— Меня смущает тот факт, что их и некросы боялись.

— Меня тоже, но вариантов всего два — либо сейчас пойти и попробовать спасти мальчишек, либо ждать до утра помощи и как следует разбираться в происходящем. Какой вариант тебе нравится больше?

— Пойду, осмотрюсь, — кротко согласился он. Спросить, где он собрался осматриваться, я не успел. Впрочем, при желании этот тип способен за пару часов прочесать несколько гектаров леса, так что направление тут роли не играет.

— Ну, теперь, кажется, всё, — я одёрнул гимнастёрку, поправил ремень и, сложив руки рупором, закричал в темноту: — Э-ге-гей!

Эхо аукнулось слева, справа, пронеслось кругом и, стихая, покатилось сразу во все стороны. Я вознамерился повторить процедуру, как спереди, часов на одиннадцать, мне откликнулось чёткое раскатистое "Эй!", которое, несколько раз повторившись на разные голоса, стихло всё в той же стороне.

Периодически тем же способом уточняя направление, я двинулся через лес. Теперь эхо уже настойчиво вело меня вперёд, не пытаясь казаться обычным физическим явлением, реагируя даже на тихую речь. Шёпота же оно, кажется, просто не слышало — как обычно и бывает.

Минут за сорок моего пути не случилось ровным счётом ничего; это был обычный лес с шорохами и криками ночных птиц, с каким-то мелким зверьём, то и дело шмыгающим на краях освещённого участка.

Первым стихло эхо. Оно ушло не попрощавшись, сделав вид, что его никогда здесь и не было. Впрочем, дальше я в его подсказках не нуждался: небольшой пологий овраг я увидел и без его помощи. Обычный овраг, усеянный прелыми листьями, с ветхим пнём на ближайшем склоне, утыкающийся справа в бурелом, а слева выполаживающийся в паре десятков саженей. Никаких явных признаков борьбы я не видел: так, разбросана местами листва, но это вполне могло случиться по естественным причинам. Кто-то из мальчишек не спустился, а спрыгнул в овраг — вот и пожалуйста. Или ногами пару раз пнул листву. Возможно, опытный следопыт и обнаружил бы что-нибудь важное, но я подобными талантами не обладаю.

Здесь же обнаружилось несколько мёртвых деревьев и кустов — серых, со скукожившейся листвой, совершенно разного возраста. Всё в радиусе десятка саженей от некоей точки на дне оврага.

Сбил с толку меня тот факт, что никаких обрывков одежды, о которых говорили мальчики, здесь не было, и вообще ничего постороннего не прощупывалось. Здесь не пахло смертью или кровью, этот участок леса ничем не отличался от всех остальных; даже мёртвые деревья, кажется, умерли по каким-то вполне естественным причинам, или, по крайней мере, по причинам, никак не связанным с магией смерти.