Скрипач неподвижно смотрел на снимок, глаза его нехорошо сузились. Фотография лежала перед ним на столе, но он в тот момент видел нечто гораздо большее — что, было ведомо лишь ему одному.
— На тот момент он весил двадцать семь килограммов, очень плохо дышал, да еще началась интоксикация из-за пролежней. Всю первую неделю мы боролись только за то, чтобы возобновить работу сердца, почек и восстановить дыхание. А весь первый месяц ушел на то, чтобы как-то стабилизировать общую картину. Как вы считаете, нам в это время было до мелочей?
Скрипач кивнул, соглашаясь. Отодвинул фотографию в сторону, взял следующую.
— Ну, тут уже получше — это через полтора месяца после того, как он здесь оказался. Снимок сделан накануне операции, пролежни мы в результате иссекли, и, знаете, это дало очень быстрый положительный эффект. Если до этого он в весе прибавлял мало, несмотря на то, что кормили по шесть раз в день, то после операции пошло резкое улучшение. Вот эта фотография сделана еще через месяц. Тут он, пожалуй, уже даже на себя похож, правда?
Скрипач снова кивнул.
— На этом этапе мы, собственно, и начали потихоньку разбираться с травмой мозга. Больше всего боялись, что все усилия пропадут даром, потому что после таких повреждений в большей части случаев восстановиться в принципе невозможно. Человек по сути дела превращается в овощ. Мы делали, что могли. Все, что могли, что было в наших силах. Ту же активность мозга отслеживали каждую неделю, это есть в карте, можете прочесть. Если надо, могу поднять все рентгены, которые сделаны, проекции, динамику и...
— Не надо, — попросил Скрипач. — Я вам верю, Федор Васильевич. Действительно, не надо. В этом нет необходимости. Я все понял.
— Раз уж я начал, то все-таки доскажу. Полгода большая часть сотрудников моей лаборатории занималась только им. Мы угрохали на лечение треть субсидий, которые выделяются лаборатории ежегодно, больше нам не позволили. Ребята даже покупали лекарства на свои деньги, потому что достать, к примеру, ту же кокарбоксилазу можно только за наличные и по блату. Народ дошел до того, что когда какой-то рефлекс восстанавливался, чуть ли не праздник устраивали...
Скрипач выудил еще один снимок. Несколько секунд смотрел, затем зажмурился, потряс головой.
— Вы не поверите, но вот это все — целиком и полностью моя вина. Это произошло только потому, что я имел глупость сказать ему одну фразу. Одну. И этого хватило... для вот этого. Мне до сих пор иногда хочется пойти и утопиться, — признался он. — Или удавиться. Какая же я гадина...
— Ну полно вам на себя наговаривать, — успокаивающе ответил Федор Васильевич. — Многие ошибаются. Вы не исключение. Главное, что обошлось.
— А киста? — с горечью возразил Скрипач. Отложил фотографию, опустил голову на руки. — Черт... мне язык надо вырвать за это!..
— Не загоняйтесь, — попросил Федор Васильевич. — Ну, киста. Но он с ней уже довольно долго живет, судя по всему, и до сих пор не умер — а состояние стало улучшаться лишь совсем недавно, только после вашего перемирия. Мне кажется, все обойдется.
— Дай Бог, — пробормотал Скрипач. — Федор Васильевич, вы говорили про деньги. У меня будет просьба к вам... не откажите в любезности, позвольте мне помочь лаборатории.
— Простите? — не понял тот.
— Я не стеснен в средствах, а вам требуются деньги на исследования.
— В смысле? — окончательно опешил Федор Васильевич. — Но зарплата шофера не сможет вам позволить...
— При чем тут зарплата? Я знал, куда иду, и позаботился о том, чтобы иметь, в случае необходимости, возможность... — Скрипач замялся, полез в карман, а затем вытащил оттуда спичечную коробочку, в которой что-то перекатывалось. — Тут — пять изумрудов, от шести до пятнадцати карат. Я могу отдать их вам сейчас, а могу продать и отдать деньги. Подождите, не оскорбляйтесь и не возражайте. Федор Васильевич, я знаю, что вы сейчас можете сказать, но дела у лаборатории явно не блестящи, судя по тому, что сотрудники ужинают бесплатным хлебом с огурцами.
Федор Васильевич молча смотрел на коробочку в ладони Скрипача. Он явно растерялся.
— Ну, вообще-то я сам помогаю ребятам, если на то пошло, — произнес он неохотно. — Но... знаете, я, с вашего позволения, подумаю несколько дней, тем более что вы все равно меня еще неоднократно навестите. Деньги лаборатории и в самом деле нужны, но может сложиться неправильное впечатление, что я...
— Тогда можно сделать иначе, — предложил Скрипач. — Я продам камни и закуплю для вас оборудование. Не волнуйтесь, мне продадут. Оборудование, и по хорошему подарку каждому сотруднику. Подарок и премия. Такой вариант вас устроит?
— Пожалуй, да. Но все-таки мы с вами это еще раз обсудим.
— Вот и ладно, — улыбнулся Скрипач. — На самом деле я просто очень благодарен вам за Ита.
— Это я уже понял.
— И еще один момент. Я завтра собираюсь прокатиться в Домодедово. Не хотите составить мне компанию?
— Думаю, разумнее всего будет прокатиться втроем. Заодно поставим Ита в известность... о проблеме, — предложил Федор Васильевич.
— Тогда уж вчетвером, возьмите Данила, — подсказал Скрипач. — Думаю, ему понравится... ладно, это завтра. Так, я побежал, мне еще в три места надо успеть, а этот идиот сейчас сидит в столовой и небось уже гадает, куда это я запропастился.
* * *
— Федор Васильевич, вы что-то хотели мне сказать?
Катер стоял возле малых шлюзов, ожидая своей очереди на проход. Рядом покачивались на воде с десяток других катеров, поплоше и попроще. Франтоватый новехонький немец, "Ватерфорд" предпоследней модели, сверкающий лаковыми наборными бортами, поневоле приковывал взгляды — Данил, которому рыжий разрешил "порулить", поначалу смущался и опускал глаза, но сейчас уже освоился. Он невозмутимо смотрел вперед, ждал, когда, наконец, откроются железные ворота шлюза и можно будет дать по газам, оставив далеко позади ржавые корыта, которые шлюзовались вместе с ними.
Ит вспомнил — да, это уже было. Именно этот запах он ощутил тогда, и запах запомнился. Пахло тиной, стоялой водой, тленом, ржавчиной и разогретым камнем. Было, было... Странная штука — память. Иногда в ней оседает то, что в принципе не должно туда попасть. Вот как в этот раз, к примеру.
— Да, — кивнул тот в ответ. Скрипач пересел к ним поближе (до этого он о чем-то разговаривал на носу с Данилой) и произнес:
— Давайте я, что ли. Ит, в общем, такие дела... У тебя опухоль мозга. Неоперабельная. Это получилось из-за того, что ты и в самом деле сильно треснулся башкой. К сожалению, такое бывает.
Ит нахмурился.
— Можно подробнее? — спросил он Федора Васильевича.
— Можно, — согласился тот. — На мой взгляд, Скрипач несколько сгустил краски. Да, у вас действительно киста, но в данный момент она практически ни на что...
— Подождите, — попросил Ит. — Давайте по порядку, ладно? Я что-то подобное предполагал, но я хочу знать поточнее, что это такое и что меня ожидает.
Федор Васильевич пустился в объяснения. Ит слушал внимательно, чуть прищурившись, иногда согласно кивая. Он выглядел совершенно спокойным, и Федор Васильевич этому факту удивился — он ожидал какой угодно реакции, но только не этого делового и сдержанного любопытства.
— То есть существует вероятность, что из очередного приступа я просто не сумею выйти? — уточнил Ит.
— Не думаю, что до такого дойдет, — возразил Федор Васильевич. — Предпосылок к этому в данный момент я не вижу.
— Хорошо. — Ит одобрительно кивнул. — Спасибо за объяснения.
— А вы что, совсем не боитесь? — с недоверием поинтересовался Федор Васильевич.
— Боюсь, конечно, — удивленно посмотрел на него Ит. — Как и любой другой человек на моем месте. Но это не повод для того, чтобы биться в истерике или впасть в панику. Да, информация неприятная. Да, я принял ее к сведению. Но, во-первых, сделать все равно ничего невозможно... я прав?
— Здесь — невозможно, — подтвердил Скрипач.
— Во-вторых, больших неудобств мне это не причиняет...
— Будешь спать повыше, и мне не будешь причинять, — подсказал Скрипач.
— Договорились. И, в-третьих, могло быть много хуже. — Ит улыбнулся. — Федор Васильевич, может, вы дадите какие-то рекомендации? Как себя вести, чем лучше снимать приступы, если они будут возникать, что можно, что нельзя?
Такой деловой подход удивил Федора Васильевича еще больше, но он постарался не подавать вида.
— Снимать лучше всего нашатырем и холодной водой. Потом неплохо просто полежать и успокоиться. Как себя вести?.. Да как обычно. Алкоголь я бы не рекомендовал, можно спровоцировать приступ...
— Для этого есть Николай, — засмеялся рыжий. — В колонне с этим строго. Выпей сто грамм, и прощай работа.
— ...ну и все остальное — высыпаться, нормально есть, по возможности не нервничать, — закончил Федор Васильевич. — А так все как обычно.
— Спасибо. В общем, ясно, — подытожил Ит. — Ничего, думаю, мы как-то справимся. Бывало и хуже.
— А вот это ты врешь, — вклинился Скрипач. — Бывало многое, но чтобы хуже, я как-то не припомню.
— Не в этой жизни, — развел руками Ит.
— Ну только если так...
— Вы о чем сейчас? — не понял Федор Васильевич.
— Ерунда, — отмахнулся Ит. — Рыжий, ты уже сказал?
— Нет еще. — Скрипач заговорщицки подмигнул. — Ща скажу. Федор Васильевич, Данил, этот катер... в общем, это вам, двоим. Ну, типа подарок. Меня предупредили, что с запчастями может быть напряженка, но вы не волнуйтесь, запчастей мы, если что, привезем или через шоферов достанем.
— Эээ... — у Федора Васильевича очень натурально отвисла челюсть, а Данил повернулся к ним и во все глаза уставился на рыжего.
— Никаких "э", — строго сказал тот. — Вы упомянули, что у лаборатории есть проблема с транспортом. Я эту проблему частично решил.
— Частично? — тупо повторил Данил.
— Частично, конечно же, — подтвердил Скрипач. — Для того чтобы проблемы не было, нужно достать еще пару-тройку таких же, но это не так просто сделать.
— Сколько же он стоит?! — Федор Васильевич, наконец, обрел дар речи.
— Фигня. Всего-то зарплата шофера где-то за полгода, — объяснил Скрипач. — Говорю же, проблема не в деньгах, а в том, что привозят их очень мало и распределяют только через "кормушки". Этот я, собственно, случайно достал — просто повезло.
— Но мы не можем... как же это... это же слишком... — Федор Васильевич путался в словах и все никак не мог сформулировать мысль.
— Можете-можете, — заверил его Ит. Вытащил из кармана рубашки несколько сложенных вчетверо листов. — Так, держите. Это документы на владение, приписка, право на управление и доверенность на Данила... так, что забыл?
— Техпаспорт где? — спросил Скрипач.
— Я что, совсем дурак? — Ит с укором посмотрел на него. — Там же. Держите, Федор Васильевич. Владейте на здоровье. И спасибо вам еще раз.
— И не забудьте это дело обмыть, — подсказал Скрипач. — Мы, правда, только газировкой это сможем сделать, но если Данил сейчас откроет бардачок, то там...
На свет появилась бутылка невиданной в этих широтах итальянской граппы. Данил замер, с восхищением разглядывая хитро оплетенную лозой бутылку.
— Это на вечер, — предупредил Скрипач. — Ну что? Как вам это все? Нравится?
Федор Васильевич ошалело потряс головой.
— У меня нет слов, — честно ответил он. — Вы загнали меня в ловушку, признаться. Потому что принять я это не могу, а не принять — это обидеть вас... я правильно понимаю?
— Правильно, — кивнул Ит. — Давайте тогда договоримся так. Мы все равно пока что уходим с караваном, но когда вернемся, и если потребуется... словом, если мы попросим вас прокатить нас куда-нибудь, не откажете?
Улыбка у Ита в тот момент была лукавая, он явно веселился.
— Не откажу, — подтвердил Федор Васильевич.
— Вот и славно. — Ит порылся в карманах. — Данил, возьми. Это вторые ключи от лодки, пусть у тебя будут, хорошо? И еще момент. Вы только не подумайте, что мы как-то хотим унизить ваше достоинство. Это просто подарок, нужная хорошим людям приличная вещь, и не более того. У нас вообще странные отношения с деньгами. — Он замялся. — Мы совершенно не умеем их нормально тратить. Раньше отдавали в семью или покупали то, о чем нас просили. Сейчас... рыжий, что ты сделал с нашей зарплатой за Турцию?
— Комната, пожрать, одеться, — стал перечислять Скрипач. — Ну и... ну и все. Что с остальными делать, ума не приложу. Федор Васильевич, кстати, может быть вы спрячете у себя половину? Часть мы переведем в валюту, чтобы из Штатов чего-нибудь всем привезти, а часть я бы хотел оставить тут, незачем с собой таскать всю сумму.
— Вопросов нет, — пожал плечами Федор Васильевич. — Как скажете. А вам не приходило в голову, что можно, например, снять жилье получше, купить что-то себе — хороший приемник, посуду, ковер...
— Да, да, да, — продолжил Ит. — Обрасти хозяйством, и все такое, — закончил он со смехом. — Нет, спасибо. Правда, спасибо, но нам на самом деле ничего этого не нужно.
— Угу, он по молодым годам долго не мог понять, с какой радости покупать третью пару обуви, ведь на холодную и на теплую погоду у него две пары уже есть, — пояснил Скрипач. — Так воспитали. Мы с Син обставляли для нее дом, так этот придурок каждый раз впадал в ступор при виде очередного шкафа. Видите ли, женщина, которую он тридцать лет называл своей матерью, собственного шкафа не имела. Три полки — и все. Картины и украшения для дома она, правда, собирала. И посуду. Поэтому у нас дома Ит — до сих пор главный по посуде. Он ни в чем больше не понимает.
Федор Васильевич захохотал.
— Да уж, с вами не соскучишься, — заметил он, отсмеявшись. — Теперь давайте по делу. Домодедово мы после того, что случилось, трясем так, что от них перья во все стороны летят. Поэтому я хотел вас попросить заранее: сделайте строгие лица, и никакого панибратства, ни с кем.
— Панибратства? — переспросил Ит. — А я о другом хотел попросить. Рыжий, не вздумай там устроить дебош. По-моему, ты только ради этого и захотел туда поехать.
Скрипач презрительно скривился.
— Я бы все-таки набил там кое-кому морду, — медленно проговорил он.
— Зачем? — поинтересовался Ит.
— А затем, что какой скотиной надо быть, чтобы спокойно смотреть восемь месяцев, как человек от голода загибается, и писать в карте всякую ересь, лишь бы ничего не делать?! — рявкнул он. — Мне больше интересно, зачем ты поехал? Хватать меня за руку?..
— Нет, — отрицательно покачал головой Ит. — Я хочу посмотреть на площадку. Ту, где появляются гости.
— Там не на что смотреть, — предупредил Федор Васильевич. — Каменная круглая площадка метров пятьдесят в диаметре. На ней даже трава не растет...
