Zemlya_za_okeanom (plus 3)

Торговля с племенами северо-запада к тому времени стала много более опасной и менее прибыльной. Узнав истинную ценность своих товаров, индейцы стали требовать за большого калана хорошее ружьё и 10 зарядов к нему в придачу. Кроме того они уже были отлично вооружены, имели даже пушки и, при случае, старались просто перебить экипаж неосторожного купца, сохранив таким образом свои меха, получив необходимые товары и заработав при этом славу отважных и удачливых воинов.

Заключая подобные контракты, Баранов проявлял инициативу, не санкционированную Главным Правлением РАК и шел на определенный служебный и коммерческий риск. В дальнейшем, будучи фактически признана Правлением, практика совместных промысловых экспедиций, выгодная и Баранову, и бостонцам, становится обычной; инициаторами при этом выступают бостонцы. Для них контрактная система была чрезвычайно выгодной, чем объясняются та настойчивость, с которой они добивались совместного промысла и то дополнительное влияние на них, которое приобретал Баранов. Контракт на такой промысел с его стороны был знаком благосклонности и доверия. Наличие охотников-алеутов давало возможность создать в удалении от испанских поселений линию промысловых баз, где добывались котики или с которых во всех направлениях прочесывалось побережье в поисках каланов. При этом бостонцы оставались в безопасности, а риск плена и даже гибели приходился на долю алеутов.

Особо доверенные капитаны нанимались в Компанию целыми кланами. Например одновременно на службе Компании были: уже известный нам О'Кейн на корабле "Эклипс", его шурин, Оливер Кимболл, командовал кораблём "Пикок", а прежний корабль О'Кейна, носивший его имя, шел под командой его компаньона Джонатана Уиншипа. Помощником капитана с ним шел его брат Натан, который двумя годами позже сам заключил контракт, командуя судном "Альбатрос". В те же годы в компанейской службе находились также Джонатан Эйрс на "Меркурии", Вилиям Дейвис на "Изабелле", Томас Мик на "Аметисте", Исаак Уитмор на "Хароне" и Вильям Бланшард на "Кэтрин". Появился даже стандартный бланк контракта, в котором указывалось число отпускаемых байдарок с промышленниками под присмотром двух русских, именовавшихся "поверенными" и имевших привилегию содержаться "каютным столом" наравне с судовыми чинами. Только им подчинялись промышленники и только они были вправе взыскивать с последних за проступки; зверобои ограждались от обид со стороны экипажа, особо подчеркивались "свобода" посылаемых с ними женщин (до четырех человек для починки и шитья одежды и байдарок) и их безопасность от сексуальных домогательств команды.

В случае же, если кто-то из алеутов будет захвачен испанцами, убит "тамошними народами или как иначе пропадет должно платить за каждого в пользу его семейства и родственников по 250 далеров в Компанию, предоставя право удовлетворения здешнему начальству". Все возможные претензии со стороны Испании капитан должен был принимать "на собственный свой отчет".

Капитан также обязывался в случае недостатка у партовщиков продовольствия подкреплять их судовой провизией, никогда не оставлять в населенных местах без вооруженного прикрытия. Предполагался строгий взаимный учет поступавших мехов. Добыча по возвращении делилась поровну, причем за свою половину капитан должен был "заплатить в Компанию товарным расчетом или тем же промыслом" (мехами) плату, причитавшуюся алеутам за каждого добытого калана в зависимости от сорта. Пушнина, выменянная у туземцев, считалась "общею к разделу".

Хотя в те же годы Баранов посылает в Калифорнию и собственно компанейские суда, до 1812г. он не отказывается от контрактной системы, весьма выгодной РАК: Кроме половины добычи (по сути, платы за сданных в аренду алеутов) Компания получала солидную компенсацию за людские потери и дополнительный доход в виде взносов "для платежа алеутам"; нетрудно догадаться, что из этих сумм самим алеутам или их осиротевшим семьям доставалась (в виде товаров) лишь малая часть.

Контрактная система, сделавшая основными добытчиками калана не местных индейцев с их неразвитой культурой морского промысла, а самых умелых в мире охотников на морского бобра — алеутов и эскимосов Южной Аляски, означала переход к ускоренному тотальному уничтожению калифорнийских популяций этого животного — последних сравнительно хорошо сохранившихся популяций калана в мире. Всего за годы совместного промысла бостонцев и РАК в Калифорнии было добыто не менее 110 тыс. каланов.

Но этот же мощный приток мехов, при невозможности реализовать их прямым путём, позволял правителю выкраивать немалые суммы, а освобождённые от промыслов суда использовать для других целей. Капитан-лейтенант Леонтий Гагемейстер на "Мангазее", вместо кругосветки несколько месяцев безуспешно искал острова, якобы обнаруженные в XVIIв. между Японскими и Сандвичевыми островами.

Капитан Головнин на "Юноне" исследовал Курилы. Правда невезучий капитан опять попал в плен, был захвачен японцами и провёл у них 13 месяцев. Одна за другой снаряжались экспедиции для исследования Нового Альбиона, съёмки берегов и приведения в российское подданство тамошних народов. Лейтенант Штейнгель исследовал бассейн Орегона. Александр Андреевич даже смог вернуться к своему старому чукотскому проекту. Он вызвал из Каргополя брата Петра и отправил его возобновить торговлю на Анадыре. Располагая достаточным капиталом и поддержкой старшего брата, Пётр Баранов смог возродить жизнь в опустевшем после ликвидации Анадырского острога крае. Кроме крепости на среднем течении Анадыря он основал небольшой торговый центр в устье этой же реки. Около него начали селиться чукчи, образовался посёлок названный Новомариинским, а позже он вырос в город Анадырь.

Реализовались так же северные инициативы Николая Петровича Резанова. Граф Румянцев выполнил его просьбу и с кругосветкой 1807г. отправил в Америку 32 поморов во главе с кормщиками Корниловым, Лысуновым и Веригиным. В апреле 1809г. они на трёх кочах по известному уже пути, отправились "... за Необходимый нос выискивать морскаго пути к окияну Атланическаму. Ежели таковаго не отышеца, то дойдя до Макензиевой реки, подняться по оной до англинских поселений устроив в приличном месте острог".

Британская блокада благотворно сказалась также и на судьбе еврейских поселенцев. Компании не нужны оказались лишние работные на промыслах, зато срочно понадобилось наладить производство различных товаров, которые вдруг резко подорожали. Пришедшие через Сибирь и Охотск еврейские казары, вместо тяжёлой и грязной работы, зачастую связанной с лишениями и риском, занялись своим привычным делом. А когда возобновились кругосветки уже глупо было отрывать нужных мастеров на работы, с которыми справится любой каюр. Портные стали отличными парусными мастерами. Кузнецов, жестянщиков и медников (были и такие) с руками отрывали правители крепостей и редутов. Семьи ювелиров, Зильберштейнов, Голдов и Гринштейнов, правитель оставил в Новороссийске и через пару месяцев они наладили производство украшений на любой вкус: хоть на колошей, хоть на медновцев, хоть на чинуков. Даже испанские красавицы не брезговали "русскими украшениями". Несколько винокуров были отправлены на Сандвичевы острова ради увеличения производства.

Сапожники тоже не сидели без дела. Сперва правитель намеревался приспособить их к шитью байдарок и промысловой обуви. Мастера быстро освоили новые приёмы но и старых не забывали. Скоро наладили дубление калифорнийских кож и начали тачать крепкие сапоги на промышленных и тонкие да мягкие, для приказчиков и правителей. А после того, как Натан Рыбак отправил в Монтарей восемь пар туфель "последней варшавской моды", байдарки с бахилами отошли на второй план. Все туфли были скуплены за день, а назавтра приказчик Озеров оказался в осаде прелестных сеньорит и синьор, требовавших немедленно предоставить им такие— же. Ходили даже слухи, что власти не рискнули прервать торговые отношения с Рус-Ам, опасаясь женского бунта. Милые дамы никогда не простили бы того, кто лишил их любимых игрушек.

Мельников же судьба разбросала по всему побережью, так, что бедняги по многу лет не могли молиться в миньяне*(7). К началу 20-х гг.построено было более 40 водяных и ветряных мельниц. Они появились даже в некоторых индейских селениях побогаче. Особенно верхние чинуки: вишрамы, кликитаты, калапуйя часто желали, не смотря на расходы, устроить у себя такие удобные приспособления. А семью Белкиных это мельничное поветрие забросило аж на Атту. Там они надолго осели, занимаясь изготовлением жерновов из отличного местного наждака.

Женщинам тоже нашлась работа. Правитель решил устроить суконную мануфактуру, но дело не пошло. Соткано было на пробу аршин 20. Однако оборотистые еврейки, прикупив пуха калифорнийских коз, начали вязать тёплые чулки и фуфайки. Сначала себе и детям, а потом и на продажу. Баранов, видя новый источник дохода для Компании, хотел было наложить на всех вязальщиц оброк: 30 пар чулок и пол дюжины фуфаек в год. Но те, быстро стакнувшись меж собой, наотрез отказались работать. Мужья их поддержали, а ссориться с нужными работниками правитель не хотел. Смирив характер, с оброком он отыграл назад, но, блюдя интересы Компании, объявил монопольный ввоз в колонии пуха и продажу готовых изделий. Разумеется запреты всячески обходились, но некоторый доход Компании шёл, особенно при перепродаже тёплого белья экипажам бостонских судов.

Оценивая правителя по титанической работе им проделанной, Александр Андреевич представляется могучим богатырём. На самом же деле был он болен и по тогдашним меркам стар. Ещё в 1798г. Баранов просил Наталью Алексеевну отрешить его от обязанностей правителя. "Зрение я потерял. Смотрю уже в очках, и те мало помогают, а в силах и здоровье приметную ощущаю перемену, при том же всем повредил правую ногу и не могу быть в дальних на земле, где б нужда потребует, переходах. И я между тем становлюсь стар— 50 пробило, и волос на голове осталось мало, а денежново еще куска не имею, проводя всю жизнь мою в заботах около чужих более, нежели собственных дел".

Однако директора прекрасно понимали, что лучшего управляющего им не найти. Это явно вытекало из отчётов, бухгалтерских книг и даже из записок морских офицеров с кругосветных барков. Недолюбливая "купчишку в высоких чинах" они, по здравому рассуждению, не могли не отдавать ему должное. Лисянский: "Он по дарованиям своим заслуживает всякое уважение. Компания не может иметь в Америке лучшего начальника, ибо, кроме познаний, он сделал уже привычку к понесению всяких трудов и не жалеет собственного своего имущества для общественного блага". Давыдов: "Я не мог без уважения смотреть на человека, посвятившего жизнь свою для приведения в лучшее состояние отраслей торговли. Твердость духа его и всегдашнее присутствие разума суть причиною, что дикие без любви к нему уважают его и слава имени Баранова гремит между варварскими народами". То же подтверждает камергер и действительный статский советник Николай Петрович Резанов: "Я скажу вам, милостивые государи, что Баранов весьма оригинальное и притом счастливое произведение природы. Имя его громко по всему западному берегу. Бостонцы почитают его и уважают, а туземцы из самых дальних мест предлагают ему свою дружбу. Истинный патриот вполне оценит его".

Лишь в 1810г, после многочисленных просьб, в Главном Правлении решились послать Баранову замену, назначив новым правителем Ивана Гаврииловича Коха. Но ранние шторма загнали "св.Марию" на Камчатку. Иван Гавриилович зазимовал в Нижнекамчатске и вскоре после рождества скоропостижно скончался. Получив об этом известие, правление Компании попыталось уговорить Тертия Борноволокова занять этот пост. А когда тот категорически отказался покинуть Кауаи, предложили должность правителя барону Иоганну— Фридриху фон Штейнгелю. Предложение отправить его в Америку, как ни странно, исходило от Ивана Шелихова.

Будучи обязанным Якобу ван-Майеру и не имея никаких доходов барон поступил к нему на службу и, проживая в Иркутске, исправно пёкся об интересах ван-Майеров. С образованием РАК Штейнгель вступил в службу Главного Правления и вместе с ним переехал в Ст.-Петербург. За прошедшие 12 лет он, не смотря на чрезмерную честность и преданность интересам ван-Майеров, сделал в Компании карьеру. Он даже имел 50 акций (приобретённые на средства ван-Майеров) и таким образом мог претендовать на пост директора.

После того, как Александр I лично поблагодарил Иоганна— Фридриха, тогда ещё секретаря Главного Правления, за доклад о деятельности Компании отец сменил гнев на милость и простил блудного сына. А значит Иоганну была обеспечена поддержка влиятельных родственников.*(8)

Так что со стороны Шелиховых, отправить опасного человека за океан с повышением был далеко не глупый ход.

В то же время, для поддержания духа, Баранову выхлопотали медаль "В память 1812 года". Но как видно не судьба была Александру Андреевичу вернуться в Россию. Зимой 1814гг. барон Иоганн— Фридрих фон Штейнгель погиб при крушении шлюпа "Нева" у побережья Ситхи.

Пришлось Баранову и далее тянуть лямку. Но не смотря на свои хвори дисциплину Александр Андреевич поддерживал железную, особенно после 1808г, учитывая кантонские слухи об английских каперах, снаряжаемых для разорения российских поселений. Единственное послабление давал по праздникам и торжественным дням когда водка и ром лились рекою. Но и тогда пить разрешалось половине гарнизона, всё одно что в Новороссийске, что на Кадьяке. Трезвая часть оставалась на страже. А в следующий раз они менялись.

Полная лишений жизнь в колониях под железной рукой правителя была нелегка. А ужесточение дисциплины накалило и без того взрывоопасную обстановку. Среди работных в Новороссийске сложилась группа, решившая поднять в крепости бунт по примеру Морица Беньовского. Один из двух главных заговорщиков, ссыльный приказчик Василий Наплавков, хорошо знал эту историю, будучи до того сослан в Камчатку. Помнили они и о казачьей вольнице, называя своего второго вожака, Ивана Попова, хорунжим и составляя свою организацию по принципу казачьего круга.

Планы заговорщиков были следующие. Убить ненавистного Баранова, его детей и живших в доме правителя штурмана Ивана Васильева и шкипера Джорджа Кларка. Захватить крепость. Загрузить на зимовавший в гавани "Открытие" меха со складов и "до 30 туземных девок помоложе да порезвее", а затем отплыть к полинезийским островам, чтобы обосноваться там навсегда.

К счастью, донос в России такая же древняя традиция как и бунт. Трое участника, один за другим, сообщали правителю о планах заговорщиков, так что имея подробную и достоверную информацию тот смог изрядно подготовиться. Последняя сходка заговорщиков состоялась 27 июля, законспирированная под день ангела ссыльного Березовского. С Березовским делил избу другой ссыльный— Лещинский, корреспондент Баранова, доносивший обо всём и даже получивший на именины соседа четверть водки.