Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Леон приосанился и выпятил солидный живот — аж пластины кирасы разошлись. Саяни посмотрела на меня с осуждением, и я поняла, что получилось не очень.
— Скорее всего, произошедшее — досадная случайность, я допросил слуг, никто не покушался на вас, — доложил Леон, и Арлито перебил его:
— Как прошла поездка? Стал ли Хромой Мэтиос с вами разговаривать?
— Он принял нас, — ответила я. — И наговорил кучу непонятного. Саяни сказала, что его пророчества важны, и нельзя забывать ни слова. Мне нужен писец, и срочно!
— Раньше вы любили писать сами, — сказал Арлито и увязался за мной. — Я могу вам помочь, и заодно попытаюсь понять, что же имел в виду Хромой.
— Что-то не заметила его хромоты, — я переступила порог, зашагала к лестнице, чтобы попасть в библиотеку.
— Даже я не помню, за что его так прозвали.
Я поперхнулась слюной, закашлялась. Мэтиосу сто пятьдесят... Сколько же Арлито?! Одно ясно, тут маги живут дольше простых людей...
— Мне девяносто два, — ответил маг на незаданный вопрос.
Я помотала головой, открыла дверь и по привычке потянулась к выключателю, но вспомнила, что тут не открыли электричество, а как добывать огонь, понятия не имею. Арлито запрокинул голову и крикнул:
— Лииса! Принеси зажженные свечи!
— Здорово вам, магам, — проговорила я, потупившись. — Люди слишком мало живут: только начинаешь понимать, что к чему, и уже пора умирать.
— У всех есть выбор, становиться ли магом. Кроме женщин, конечно. И вот что скажу: если бы меня спросили повторно, принимаю ли я дар, то отверг бы его. Магом быть не здорово, запомните. Мы платим счастьем за силу, и чем мы сильнее и несчастней, тем дольше живем. Спящий всегда отбирает самое ценное.
А Незваный? Чем Саяни заплатила ему, чтоб вернуть Вианту? Мэтиос говорил: "Смерть как плата" — неужели она кого-то убила?
Будто ниоткуда появилась Лииса, склонила передо мной голову, отдала Арлито канделябр с тремя свечами и поспешила удалиться.
— Это несправедливо, — вздохнула я. — Почему женщинам нельзя в маги? Извини, я не помню. Обращайся ко мне на "ты", ты ж мне в прадеды годишься.
Арлито с подсвечником шагал впереди, и я не видела его лица. Наверняка ведь лишнее говорю или глупость по местным меркам. Но кто, если не маг, расскажет лучше о жизни волшебников?
— Потому что женщина — ветер и непогода. Вы не умеете выбирать правильно и готовы пожертвовать многим ради малого.
— Это правда, — согласилась я, разглядывая книжные корешки, мимо которых проходила. — Но женщина дарит жизнь и потому ценит ее, она милосерднее.
Арлито поставил канделябр, уселся за стол и взял перо:
— Ордену не нужны милосердные слуги. Надо же, как вы... Как ты изменилась. Раньше бы поостереглась рассуждать о таких вещах, а то еще в ведьмы запишут. Ладно, давайте... давай лучше побеседуем о Хромом Мэтиосе, точнее о его предсказании.
Стоит ли ему говорить все? Вдруг в словах седого мага зашифровано мое прошлое? Например, про меня не здесь? Или пророки не трогают прошлое, просто мне предстоит уехать? Любопытство победило осторожность, и я передала все слово в слово, наблюдая, как Арлито выводит на желтоватом листе каждую закорючку, и от гусиного пера тянется щетинистая тень.
— Интересно, — вынес вердикт он, когда я замолчала. — Прямо вот так и сказал: "Подует ветер, раздует огонь, мужчина поймет женщину, а мудрец станет, как дитя, и родится твердь"?
— Да. И добавил, что зыбко... То есть, кажется, он не был уверен.
— Похоже, он говорил, как должно быть, но будет ли? Главный вопрос, понимаете... понимаешь, в чем?
Я молча помотала головой.
— В том, что все эти оды, а это именно они — тебе. Он разглядел в тебе что-то настолько значимое, что разразился потоком предсказаний...
— Скорее рекомендаций.
— Да. Приступим же. Про семя понятно, он имел в виду богорожденных, но почему оно одичало? Огонь — твоя стихия, это тоже понятно. Он увидел тебя не здесь, это странно.
— Ага, я никуда не собираюсь, у меня большие планы на эти земли.
— Посмотрим. Молодые люди в странном месте не здесь — непонятно. А тебе?
— И мне не очень, — соврала я. — Да и как может быть понятно, когда это будущее? Молодые парни — по-моему, это неплохо. А вы все говорите, что я — уродина.
Арлито фыркнул:
— Ты — луна среди звезд! Они все — бледные моли, недостойные твоей тени. На Изумрудах мужчины гибли бы на поединках за право обладать тобой.
— Ты родом с островов? — удивилась я, села на табурет рядом, Арлито тотчас вскочил, уступая мне стул-трон.
— Да. Магам нельзя оставаться в родных краях, — сказал он с сожалением, подвинул к себе исписанный листок. — Любовь, смерть какая-то. Кузня. Прядильщица. Нет, непонятно. Просто запомни его слова. Может, это подсказки, которые ты и только ты поймешь, когда придет время.
— Кажется, я поняла, что Спящий забрал у тебя — ты перестал расти. Но ведь могло быть и хуже. Ты мог потерять кого-то близкого...
Арлито криво усмехнулся:
— Мне девяносто два, но никто не воспринимает меня всерьез. Я никогда не познаю женщины, меня никто не полюбит, потому что... Да посмотри на меня! — он развел руками. — А знаешь, что я хотел отдать Спящему в двенадцать, когда пришла пора Выбора?
— Нет.
Ну вот, задела человека за живое: глаза мечут молнии, ноздри раздуваются. Пусть говорит. Наверное, он мало кому об этом рассказывал.
Арлито усмехнулся, покрутил перо пальцами, поставил на подставку и подпер подбородок, его миндалевидные глаза-бездны отражали трепещущий огонек свечи.
— Вся беда в том, что маменька очень меня любила. Отец погиб, старшие сестра и брат умерли, остался только я, и она изо всех сил оберегала меня. Знахарка сказала ей, что младенцы не болеют, потому что их защищает грудное молоко, и она кормила меня грудью до десяти лет.
— Бывает такое, да, — я чуть не проговорилась "в нашем мире" и прикусила язык.
— Это не самое гнусное, — он поморщился. — Самое гнусное в том, что она рассказывала это каждому, а ее подруги — своим детям, с которыми мне приходилось знаться. Драться я тоже не умел, она растила меня, не чтобы я стал мужчиной-воином, как принято на островах, а чтобы ей не было одиноко в старости, и я никуда не ушел. У меня не было друзей, дети, даже малыши, смеялись надо мной, а я не мог ответить, потому что они понимали только язык силы.
— Сочувствую, — искренне сказала я, вспоминая свою бабушку, которая, конечно же, любила меня, но очень старалась воспитать по своему образу и подобию: секс только после свадьбы, при выключенном свете, под одеялом, в одной позе; прощать никого нельзя, ненавидеть и проклинать — правильно, все родственники — сволочи, свести в могилу подлеца деда ценой собственного счастья — героизм, достойный ордена. Мою психику спасло то, что бабушка работала в библиотеке и просиживала там допоздна, болтая с кумушкам, на меня у нее не оставалось времени. Там ее и нашли мертвой.
Арлито продолжил:
— Пора Выбора настала, когда мне исполнилось двенадцать. Как сейчас помню, это случилось, когда я ложился спать...
Безумно хотелось спросить, как это происходит, но я отложила вопрос, потому что для мага важнее было другое.
— Все родители боятся, что их дети примут дар, а значит, отправятся на обучение в орден. Надо ли говорить, как этого боялась моя матушка? Но она рассказывала неправильные страшилки: про девочку, у которой Спящий забрал маму, про мальчика, у которого все умерли. Я принял дар в надежде, что Спящий лишит меня маменьки, и начнется счастливая жизнь. Понимаешь? Я принес ее в жертву. Помню, как дрожал под одеялом, представляя ее мертвой. Плакал, ругал себя. Не спал до утра. Каково же было мое удивление, когда дверь распахнулась, — он зажмурился.
Прошло семьдесят лет, но те события все еще задевают его!
— Тогда казалось, что Спящий пожалел меня и не забрал ничего, одарив сполна. Маги ордена удивлялись моему редкому дару — я был универсалом и мог сам выбирать, кем стать... То есть, все стихии были подвластны мне, я выбрал огонь и воздух.
— Матушка тяжело перенесла твой отъезд?
Арлито скривился:
— Рыдала, волосы на голове рвала. Поехала со мной, чтоб кормить и оберегать — ее маги выставили из обители. Она побунтовала и успокоилась, а может, ее успокоили. Поселилась в хижине недалеко от крепости, носила мне еду и угасала на глазах. Умерла она спустя пять лет. Высохла от тоски.
И опять по велению проклятой эмпатии захотелось обнять и утешить Арлито. Семьдесят лет его точит чувство вины, и он ничего не может изменить. Про то, как наступает пора Выбора, спрашивать было неудобно. Воцарилось неловкое молчание, и я страдала вместе с Арлито, представляла его тощую мать с закрытыми глазами и склонившегося над ней черноволосого подростка.
Арлито встал, громыхнув табуретом, и его огромная тень растянулась на всю стену, увешанную старинными свитками и неумелыми рисунками. Казалось, книги на стеллажах вздрогнули и затрепетали. Маг шагнул в темноту и завозился между стеллажами, свечи он с собой не брал, потому что, как и в прошлый раз, его глаза горели оранжевым светом и плыли в черноте будто бы сами по себе.
Наконец Арлито вернулся с тремя книгами под мышкой, положил их на стол и похлопал по верхней, стряхивая пыль.
— Вианта, поскольку вы... ты потеряла память, очень рекомендую прочитать эти фолианты, там ответы на многие вопросы.
Он что же, помогает мне? Намекает, что я привлекаю внимание и веду себя неадекватно?
— Спасибо, — уронила я, открыла книгу и чихнула от пыли. — Очень бы хотелось все вспомнить, а то чувствую себя младенцем. Удивительно, но я могу читать, знаю буквы. Наверное, еще много чего знаю и умею.
— Помнишь, какое главное правило этого мира?
— К сожалению, нет.
— Всем дается счастья и горя поровну, это считается справедливым. Если Спящий дает что-то важное, он забирает что-то не менее важное, на землях Справедливости нет совершенно счастливых и несчастных.
— Интересно. Если я богата, значит, мне должно не везти в чем-то другом?
— Да.
— Хм... Расскажи обо мне, какой я была, что умела.
— Насколько мне известно, Вианта... ты умело обращалась с коротким мечом и двумя ножами, стреляла из лука не хуже мужчин и отлично держалась в седле, но... — он замолчал и посмотрел на меня с тоской. — Мне хотелось бы, чтобы ты осталась такой, как сейчас. Раньше у тебя был сквернейший нрав. Если будет нужно, обращайся за помощью!
— Еще раз спасибо, — напряженно улыбнулась я.
Как учит история, все средневековые аристократы лгут, играя в свои игры, — доверять нельзя никому. Но лучше маг-союзник, чем маг-неприятель, просто с ним надо держать ухо востро.
— Помоги отнести мне книги в спальню.
Я взяла верхнюю — огромную, с пожелтевшими от времени страницами и кожаным, тисненым золотом переплетом. "Житие первых людей, и как ныне жить подобает". Полезная информация! Арлито на полусогнутых шел впереди, я топала за ним, зажав книгу под мышкой, а правой рукой держа канделябр.
Оказавшись возле лестницы, я заметила спускающегося со второго этажа синеглазого стражника. Он нес шлем в руках, и русые пряди наискосок прилипли ко лбу, он взирал на меня восторженно.
— Помоги мне.
Едва я проговорила, как он спикировал коршуном, забрал у меня книгу и свечи, задул их одну за другой. Я не спешила к себе, находиться рядом с ним было волнительно и приятно, хотелось поцеловать его. Чтобы он запрокинул мою голову и припал к моей шее, чтобы трепетать от каждого прикосновения. Наверняка у него нежные и требовательные губы, и без одежды он красивее, чем в ней. Здешние мужчины мускулисты за редким исключением, и соблазны подстерегают на каждом шагу.
— Отнеси в мою спальню, — распорядилась я, ожидая, что он пойдет вперед, но стражник не спешил, смотрел на меня с обожанием — не как на женщину, которую желают, а как на сошедшее с небес божество.
— Не знаю, насколько это важно... Я хочу поблагодарить вас
Близость этого мужчины волновала меня, но спать с ним я не собиралась — он мне не по статусу, просто мне нравилось щекотать нервы, испытывать томительное вожделение. Испытать Правильнее дождаться мужа и с ним выяснить, насколько страстное мое новое тело.
— Скажи лучше, как тебя зовут?
— Амиль. Неважно. То что вы сделали... Спасибо.
— Ты о чем?
— О людях на базаре, о девочке с высохшей рукой.
— Ааа. Понятно. Идем.
Он топал позади, я слышала его дыхание.
— Меня продали в детстве, — проговорил он, останавливаясь возле скамейки, что возле балкона. — Хозяин учил меня драться и выставлял против зверей и против других людей, — он провел по шраму. — Это я получил в бою.
— Мне жаль, — сказала я совершенно искренне, задумалась ненадолго. — Подожди-ка. Я не ослышалась, в мире справедливости существует рабство?
— Только если человек потерял свою жизнь. Тот, кто его спас от смерти, становится хозяином. Я умирал, и отец отнес меня богатому торговцу, тот заплатил магу, и он излечил меня.
— Знаешь что, я дарую тебе свободу. Если останешься, будешь получать жалование, если уйдешь... Мне хотелось бы, чтоб ты остался, но принуждать тебя не имею права.
Амиль опустился на колени и склонил голову:
— Отныне как свободный человек клянусь служить вам. Моя жизнь ваша.
Растрогавшись, я положила руку ему на голову — он замер и боялся даже дышать:
— Спасибо, я ценю твой выбор.
Почувствовав чужое внимание, я заметила, что дверь в мою спальню приоткрыта, и Арлито наблюдает за мной. Когда понял, что замечен, вышел и проговорил, нимало не смутившись:
— Оставил книги на кровати.
— Спасибо, Арлито. Вставай, Амиль, — я забрала у него книгу, он поднялся, обеими руками держа подсвечник.
Один союзник у меня есть — Амиль искренен, теперь, когда могу распознавать чужие чувства, я уверена в нем. Арлито тоже был искренним, когда делился переживаниями детства, но не это было самоцелью: он рассчитывал вызвать сопереживание и показать, что он — друг. За девяносто лет человек обязан обучиться искусству манипуляций ближними.
Закрывая дверь, я села на кровать, открыла книгу и подумала, что эмпатия может принести не только страдания, если уметь ею пользоваться. Эмпат как никто другой чувствует фальшь.
Только я собралась углубиться в чтение, как в дверь постучали, и Лииса проговорила:
— Бэрри Вианта, княгиня Саяни приглашает вас отобедать с ней. Не желаете ли спуститься?
Живот заурчал. Я закрыла фолиант, села.
— Лииса, зайди ко мне.
Служанка замерла у входа, втянув голову в плечи, по старой памяти ожидая тумаков и издевательств.
— Волосы спутались, пока ехала. Расчеши их.
— Да, бэрри!
Девушка на цыпочках прошла к трюмо, взяла гребень, я уселась на низкий стул, чтобы видеть в зеркало себя и ее. Служанка вынула золоченые заколки с самоцветами, приподнимавшие волосы и убиравшие их назад, — солнечно-коричневые локоны рассыпались по плечам.
— Сделай, чтоб лежали волной, а не локонами.
— Да, бэрри.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |