— Где ты? Уже поздно...
— Ээ, прости, ба. Я шел из школы, но по пути отвлекся... Ага, уже иду... Как я себя чувствую? Все отлично, не волнуйся.
Я поспешно разъединился и вдруг заметил, что струнная музыка, которая было смолкла, сейчас опять играет. "Ох..." — подумал я и обернулся. За столом у входа снова сидела старуха; не знаю, когда она успела вернуться. Она смотрела в нашу сторону, но из-за очков с темными линзами я не видел ее глаз.
— Ужасная машинка, — Мей с отвращением смотрела на мою руку, сведя брови. — Ты можешь быть где угодно, но все равно ты не один. Тебя могут достать.
После этих слов она поднялась на ноги и молча направилась к лестнице. ...Что? Она опять собирается в тот подвал?
Мне идти за ней? А если я пойду за ней и обнаружу, что ее там нет... блин, да что со мной? Что за идиотские мысли. Такого просто не может быть. Ясно же, что не может. Так что... но...
Пока я колебался, старуха у входа вдруг произнесла глухим голосом:
— Мы скоро закрываемся. Вам пора идти домой.
К оглавлению
Глава 5. Май IV
1
25 мая (пн)
1 урок
Английский язык
2 урок
Обществоведение
3 урок
Математика
26 мая (вт)
1 урок
Естествознание
2 урок
Японский язык
Май подходил к концу — а значит, надвигались промежуточные экзамены триместра. Сдавать их нам предстояло в течение двух дней, понедельника и вторника, и только по пяти основным предметам.
Из-за всей этой суеты — переезда, госпитализации, смены школы — я отчасти отключился от рутинной стороны жизни. Однако действительность напомнила о себе.
Прошло две недели с тех пор, как я начал здесь учиться, и моя нервозность поутихла. Но я все еще не полностью влился в новый коллектив, членом которого теперь являлся. С несколькими из одноклассников я мог свободно общаться и дурачиться — в общем, начал входить в ритм школьной жизни, абсолютно не похожий на тот, что был в прежней школе. Если так пойдет дальше, я доучусь здесь до марта без особых проблем. Однако...
Посреди всего этого была одна вещь, не дающая мне покоя.
Таинственность, окутывающая Мей Мисаки, сопротивлялась всем попыткам разобраться в ней. Это была постоянно звучащая диссонансная нота в мирной, спокойной мелодии повседневной школьной жизни.
— Сразу после экзаменов меня целую неделю будут гонять по собеседованиям, — простонал Тэсигавара, запустив руки в свою крашеную шевелюру. — И мне придется трындеть с учителями и при этом все время делать умное лицо. Блин, тоскааа...
— Все у тебя будет нормально, — легкомысленно ответил Кадзами. — Сейчас в старшую школу поступает девяносто пять процентов народу. Так что не бойся, наверняка и для тебя найдется подходящая школа.
— Это ты таким способом хочешь меня приободрить?
— Совершенно верно.
— Ты намекаешь, что я идиот.
— Вовсе нет.
— Пфф. Ну, в любом случае, наша старая дружба продержится только до выпуска. А дальше — всего хорошего, типа.
Тэсигавара помахал рукой "всему из себя правильному" парню, которого знал с раннего детства, — будто прощаясь с ним навсегда. Потом повернулся ко мне.
— А ты в какую старшую школу будешь поступать, Сакаки? Вернешься обратно в Токио?
— Ага. Отец будущей весной вернется из Индии, ну и...
— В какую-нибудь частную школу пойдешь? — спросил Кадзами.
— Наверно.
— Хорошо некоторым, у которых батя — профессор в универе. Хотел бы я пойти в старшую в Токио.
Тэсигавара язвил в своей обычной манере, но, как ни странно, сарказма в его голосе на этот раз не было, так что и неприятного чувства у меня тоже не возникло.
— У твоего бати небось полно связей, и тебе в любой универ путь открыт, да, Сакаки?
— Это не так работает, — тут же ответил я; однако его укол был не совсем мимо цели. Ведь...
Директор моей прежней средней школы К** учился в том же университете и входил в тот же исследовательский отдел, что и отец; они были не только семпаем-кохаем, но и близкими друзьями. Поэтому, когда мне пришлось переводиться, они специально договорились насчет моего возвращения в Токио на будущий год. Несмотря на то, что я целый год проучусь в обычной школе, сдавать вступительный экзамен в старшую школу К** я буду как будто бы из средней школы К**. По крайней мере мне так сказали.
Я абсолютно не собирался кому-либо это рассказывать. Потому что если другие узнают, им это совершенно не покажется забавным, к гадалке не ходи...
20 мая, среда, после школы.
По окончании шестого урока мы вместе вышли из класса и направились по коридору. Снаружи шел дождь — он весь день шел.
— А кстати. Как у вас проходят школьные выезды? — спросил я.
Тэсигавара нахмурил брови.
— Ты серьезно? Мы в том году ездили. В Токио. Я тогда впервые в жизни поднялся на Токийскую башню, прикинь. И на Одайбу ездили. Сакаки, а ты когда-нибудь поднимался на Токийскую башню?
Я не поднимался, но...
— В том году? А разве школьные выезды не в третьем классе проводят?
— В Северном Ёми — во втором классе, осенью. Но я слышал, раньше их проводили в третьем классе, в мае.
— Раньше?
— Мм... угу. Скажи, Кадзами.
— Да. Я тоже слышал.
Почему-то мне показалось, что они как-то неохотно говорят на эту тему. Сделав вид, что ничего не заметил, я спросил:
— А почему их перенесли на второй год?
— Я почем знаю? Это когда было-то, — резко ответил Тэсигавара. — Наверно, были причины.
— Возможно, они проявили тактичность и стали проводить выезд до того, как наш брат начинает волноваться о вступительных экзаменах, — заметил Кадзами. Он остановился, снял очки и принялся протирать линзы.
— Хм. Не знал, что в муниципальных школах так.
Когда Кадзами остановился, я сделал то же самое, потом подошел к окну. Мы были на третьем этаже. Дождь слабо моросил; изнутри его не было видно, если не приглядываться, и больше половины учеников во дворе шло без зонтов.
"Я не против дождя".
Мне вдруг вспомнились слова Мей — в какой день это было?..
"Больше всего люблю холодный дождь зимой. Когда он переходит в снег".
Ни вчера, ни сегодня я ее не видел. В понедельник она была, но поговорить с ней мне не удалось. Может, из-за того, что я все время прокручивал в голове, как мы наткнулись друг на друга на кукольной выставке в Мисаки. Думал о каждом слове, которое она тогда произнесла. О каждом маленьком движении. О каждом действии...
Занозой во мне сидели ее слова, что "история Мисаки двадцатишестилетней давности" — это "только пролог". Я, конечно, не сомневался, что это одна из "Семи тайн", но тем не менее. "Есть продолжение". Что бы это могло быть за продолжение, какая страшилка с привидениями?
Кстати говоря, на позапрошлой неделе после урока рисования Тэсигавара вроде бы говорил что-то о "проклятии класса 3-3"?
— Эй, — я старался, чтобы мой голос звучал небрежно. — Ребята, а вы знаете историю о классе три-три, которая была двадцать шесть лет назад?
В следующий миг и Кадзами, и Тэсигавара застыли столбом. Их лица мгновенно побледнели.
— Т-ты что, Сакаки... Ты вроде говорил, что не веришь в такие штуки?
— Где ты... кто тебе рассказал?
После секундного размышления я решил не упоминать Мей.
— Просто случайно услышал.
Кадзами с серьезным лицом продолжил расспрашивать:
— Сколько ты услышал?
— Э? Только пролог, думаю.
Они среагировали куда острее, чем я ожидал, и потому я начал колебаться.
— Вроде двадцать шесть лет назад в классе три-три был ученик, которого все любили, а потом он внезапно умер... как-то так.
— Значит, только про первый год, — пробормотал Кадзами и кинул взгляд на Тэсигавару. Тот в явном замешательстве поджал губы.
— Что тут у вас происходит? Вы трое такие серьезные, — неожиданно раздался голос. Мимо нас проходила Миками-сэнсэй. Рядом шла Юкари Сакураги — наверно, учительница ей какие-то указания давала или еще что-нибудь.
— А. Нуу, это, в общем...
Разговаривать лицом к лицу с Миками-сэнсэй я по-прежнему не привык. Это был полный кошмар. Пока я мекал в поисках ответа, Кадзами шагнул вперед, будто приказывая мне замолчать. Потом театрально понизил голос и сказал Миками-сэнсэй:
— Сакакибара-кун говорит, что он слышал... про первый год.
— Понятно, — Миками-сэнсэй медленно кивнула, потом склонила голову набок. Ее реакция тоже показалась мне какой-то странной. Что до Сакураги, то она, как и Кадзами с Тэсигаварой, не смогла скрыть потрясения.
— Это проблема... — произнесла Миками-сэнсэй, даже не взглянув в мою сторону. Лицо ее стало таким задумчивым, каким я его никогда раньше не видел. Потом она продолжила настолько тихо и невнятно, что мне удалось разобрать лишь отдельные слова:
— ...Не уверена. Но... хоть что-то, что сможете... теперь действительно... хорошо? Будем внимательно...
2
— Ба, ты помнишь, что было двадцать шесть лет назад? — первым делом спросил я, вернувшись в этот день домой.
Бабушка и дедушка сидели в плетеных креслах на крыльце и смотрели в сад, мокрый от долгого дождя. От внезапного вопроса внука бабушка заморгала, даже не успев договорить "С возвращением".
— Э? Это давно. Двадцать шесть лет назад, говоришь?
— Ага. Маме тогда было примерно столько же лет, как мне сейчас. Думаю, она училась в Северном Ёми в третьем классе.
— Когда Рицко была в третьем классе средней школы... — бабушка положила руку на щеку и облокотилась о ручку кресла. — А, да. Ее классный руководитель был таким красивым молодым человеком... Он преподавал обществоведение и вел драмкружок или еще что-то в этом роде. И он так любил свою работу. Мне кажется, ученики его очень уважали.
Она медленно нанизывала слово на слово, прищурив глаза, будто глядя куда-то вдаль. Дедушка рядом с ней механически кивал.
— А в каком из третьих классов мама училась?
— В каком? Хмм.
Бабушка искоса взглянула на дедушку, голова которого мерно поднималась-опускалась, и тихо вздохнула.
— В третьем классе, дай-ка вспомню, она была то ли во второй параллели, то ли в третьей... Да, думаю, в третьей.
Не может быть... у меня просто язык отнялся; какое-то странное чувство возникло. Это не было согласие. И не удивление, и вовсе не страх. Я как будто обнаружил громадную черную яму — дна не видать — ровно там, куда собирался шагнуть.
— Класс три-три? Ты точно уверена?
— Ну вот, теперь уже не совсем уверена.
Дедушка продолжал кивать в такт бабушкиным словам.
— А у тебя остался ее школьный фотоальбом?
— Не думаю, что он тут, у нас. Если он где-то и есть, то, скорее всего, в доме твоего папы. Когда она вышла замуж, то кажется, взяла с собой все свои вещи.
— А.
Интересно, остались ли они у отца дома? Во всяком случае, мне он никогда ничего такого не показывал.
— Скажи, ба, — продолжил я расспросы. — Двадцать шесть лет назад, когда мама училась в три-три, у нее в классе умер кто-нибудь в аварии или еще из-за чего-нибудь?
— Авария? С кем-то из ее класса?..
Бабушка вновь посмотрела на дедушку, потом ее взгляд ушел куда-то в сад. Наконец она медленно вздохнула.
— После того как ты спросил, я что-то такое припоминаю, — задумчиво произнесла она, будто обращаясь к самой себе. — Но что это была за авария, не помню. Хороший был ребенок. Когда это случилось, это было просто ужасно...
— А как звали того ученика? — спросил я агрессивнее, чем хотелось бы. — Мисаки?
— ...Я не знаю.
Бабушка опять обеспокоенно уставилась в сторону сада.
— Мисаки. Мисаки, — скрипуче пробормотал дедушка.
— Доброе утро. Доброе утро, — внезапно заорала своим пронзительным голосом майна Рей-тян, до сих пор сидевшая тихо; я вздрогнул. — Доброе утро, Рей-тян. Доброе утро.
— Думаю, Рейко должна помнить гораздо лучше, чем я, — сказала бабушка.
— Но ведь Рейко-сан тогда было всего три-четыре года?
Видимо, столько, исходя из разницы в возрасте между сестрами. Лицо бабушки вдруг обрело уверенное выражение, и она энергично кивнула.
— Да, да. Рицко сдавала вступительные экзамены в старшую школу. А я приглядывала за Рейко. Трудный был год! Дед все работал-работал, нам совсем не помогал, — бабушка пристально уставилась на дедушку. — Правильно?
Губы старика шевелились, как горловина мешочка, перетянутая шнурком; он бормотал что-то невнятное.
— Почему? Почему? — проорала Рей-тян. — Почему? Рей-тян, почему?
3
Рейко-сан вернулась домой поздно. Поужинала она где-то в городе, и, судя по всему, этот ужин включал в себя изрядное количество спиртного. Я почувствовал запах, и глаза ее были слегка налитые.
— Уверен, что экзамены на следующей неделе на отлично сдашь?
Рухнув на диван в гостиной, она, похоже, лишь после этого заметила, что я тоже в комнате, и бросила этот неожиданный вопрос. Речь ее звучала не очень разборчиво. Рейко-сан была еще далека от состояния "пьяной", но даже такой я ее видел впервые.
— Да нет, — хоть вопрос меня и озадачил, все же я ответил честно. — Но я готовлюсь, сколько нужно.
— А, ну тогда прости.
Она негромко фыркнула, потом осушила стакан холодной воды, который подала бабушка. Я смотрел на нее, и вдруг -
Я представил себе, как моя умершая мама когда-то давно тоже так вот пила спиртное и пьянела. От этой мысли мое сердце содрогнулось, грудь сжало.
— Ааа, как я сегодня умаялась.
Рейко-сан, сидя на диване, изо всех сил потянулась. Потом повернулась ко мне и посмотрела почти с завистью.
— Тяжело быть взрослой. Столько людей, все от тебя чего-то хотят, вяжут по рукам и ногам. И...
— Как ты себя чувствуешь, Рейко? — обеспокоенно спросила бабушка, подойдя к ней. — Нечасто ты так-то...
— На сегодня я все. В постельку. Душ приму завтра утром. Спокойной ночи.
Рейко-сан неуверенно поднялась на ноги, но тут я, набравшись смелости, наконец спросил сам. Я просто должен был узнать, что произошло двадцать шесть лет назад, и как можно скорее.
— ...Ты знаешь ту историю, Рейко-сан? О том, что было двадцать шесть лет назад?
Только что вставшая с дивана Рейко-сан тяжело плюхнулась обратно.
— Ага. Ее все время пересказывают.
— Это одна из "Семи тайн"?
— Неет, это из другой оперы.
— Рейко-сан, а ты тоже узнала ее, когда училась в средней школе?
— Ага. Правда, не от кого-то конкретного, так, просто слухи.
— Когда мама училась в средней школе, она тоже была в классе три-три. Ты это знала?
— ...Позже, — Рейко-сан отодвинула волосы с лица и, медленно откинувшись на спинку дивана, устремила взгляд в потолок. — Сестрица Рицко мне об этом рассказала... позже.
— А какое у этой истории продолжение?
Набрав ход, я продолжал с надеждой закидывать Рейко-сан вопросами. Но тут вдруг ее лицо застыло, и она замолчала. После короткой паузы -
— Никакого продолжения я не знаю, Коити-кун.
Ее голос звучал на несколько тонов ниже.
— Наверняка знаешь, Рейко-сан.
— ...
— Ну Рейко-са-...
— Люди вокруг нее много чего напридумывали.
