Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ты че не дал мне разбить рожу этому патлатому дауну с заточкой?! — вместо благодарности прошипел Колька, вырывая свою руку из пальцев шотландца. — Ты мне кто — нянька?!
Алесдейр от души захохотал. Сквозь смех произнес:
— Ты настоящий шотландец, Ник! Но я побоялся, что тебя зарежут — Кавендиши приняли тебя за Глэнна, я как-то не сообразил, что у тебя рубашка их расцветки... Да, и никакие они не МакДауны, ты ошибся. МакДауны живут на самом севере...
Колька задержал дыхание, закрыл глаза и заставил себя сосчитать до пяти. Потом развел руками:
— Проехали. Мы сюда залезли спать? А эти стражи порядка сюда не припрутся?
— Зачем? — удивился Алесдейр, зевая и потягиваясь. — Смотри, все уже закончилось.
Действительно, драка внизу улеглась после того, как наиболее активных ее участников — в их числе, к злобной радости Кольки, всех троих Кавендишей — выволокли наружу. Оттуда еще доносились вопли, но оставшиеся посетители успели рассесться по скамьям и вернуться к разговорам, выпивке и еде. Колька взглянул на место, где им предстояло спать, и тяжело вздохнул — на балконе была навалена солома, и на ней плотным рядом лежали люди разного возраста и разной национальности. Большинство не соизволили проснуться, храп стоял на разные голоса и спорил в навязчивости с тяжелой жаркой вонью: все запахи снизу скапливались под крышей.
— Мда, — сказал Колька. — А...
— Если бы у нас были деньги — можно лечь в отдельной комнате с очагом и постелью. Но денег у нас нет, — здраво объяснил Алесдейр и, подумав, добавил: — А вы, люди из Руси, привередливые. Отец Ян рассказывал, что у вас даже едят не только ложками, но еще и какими-то маленькими вилами, это правда?
— Правда, — буркнул Колька. — Давай ложиться уже, а?
— Давай, — согласился Алесдейр и разматывая свой плед, протиснулся вдоль стены куда-то в середину ряда спящих, где бесцеремонными пинками расчистил кое-какое место. Колька последовал за ним.
Солома здорово слежалась и попахивала прелым, но ее было много, так что лежать оказалось не жестко. Колька уже хотел было сообщить об этом Алесдейру, но язык не ворочался, и мальчишка даже не успел понять, что спит.
5.
Перед носом у Кольки был крепко сжатый кулак — грязный и исцарапанный, но самый настоящий. Проснувшись, Колька уже с минуту сонно рассматривал этот кулак и размышлял о сложностях жизни, и том, до чего противно во рту и как сильно чешутся ноги выше кроссовок.
Когда эти мысли исчерпали себя, Колька перевернулся на спину и сел.
Снаружи было почти светло. людей слева и справа стало поменьше; внизу женщины, вяло работая метлами, убирали прямо за распахнутую дверь мусор. Человек десять — то ли припозднившиеся завсегдатаи, то ли ранние пташки — сидели за столами. Хозяин подпирал стойку. Алесдейр спал — это его кулак Колька и созерцал перед сном, проснувшись.
А ноги чесались потому, что во сне штанины джинсов задрались, и на открывшейся коже даже сейчас мирно сидели три блохи.
— Во блин, — слегка передернулся Колька, но, прежде чем сбить блох, пощупал шпоры — они были на месте.
Переступая через спящих (и иногда на них наступая, на что те, впрочем, не обращали внимания — даже не просыпались!), Колька спустился вниз. Хозяин приветствовал его вялым жестом, Колька, непринужденно почесываясь, осведомился:
— Сортира у вас, конечно, нет? Мне по-большому.
— Есть обещанный завтрак, — хозяин зевнул — в бородище открылась ужасающих размеров зубастая яма.
— Ясно, — вздохнул Колька...
...Хорошо, что около выгребной ямы позади "Пляшущего волынщика" росли солидные лопухи...
...Алесдейр еще не проснулся. С удивлением ощущая, что выспался, и неплохо, Колька подпер косяк двери и подмигнул вчерашней служанке — та фыркнула и отвернулась. Очевидно, мальчишка ее разочаровал. Потом на глаза Кольке попался тип в грязном одеянии — он спал под одним из столов в обнимку с чем-то, напоминающим гитару, только с овальным корпусом и г-образным грифом.
— Это кто? — уже по-свойски обратился Колька к хозяину.
— Менестрель, странствующий певец, — пояснил тот. — Ввалился заполночь уже пьяный, клялся, что споет за уплату, да вот нажрался, как настоящий англичанин, и свалился под стол. Чистые убытки с этим народцем — певцами, да монахами, жрут и пьют в три горла, а платят — как курица доится.
Он еще что-то говорил, но Колька, которому пришла в голову неожиданная и светлая мысль, уже подошел к спящему, нагнулся и забрал у него инструмент — тот и не колыхнулся. Мальчишка присел на скамью верхом, подергал толстоваты струны, подкрутил деревянные регуляторы и опробовал этого предка гитары на одной из мелодий Стинга, поминая добрыми словами отца, который позапрошлым летом научил Кольку азам гитарного искусства. Правда петь на людях Колька стеснялся — особенно если слушали девчонки. Но тут случай другой. Он помолчал, постукивая пальцами по исцарапанному корпусу, и выдал из старого мультику — песня оказалась подходящей:
— Пусть нету ни кола и ни двора —
Зато не платят королю налоги
Работники ножа и топора,
Романтики
большой дороги! — Колька изобразил эффектный перебор и повысил голос: — Не же-ла-ем
Жить
По-другому
Не же-ла-ем
Жить!
По-другому ходим мы,
По краю ходим мы,
По краю
Род-но-му-у!!!
Еще при первых звуках звонкого мальчишеского голоса головы посетителей начали заинтересованно поворачиваться к певцу. Окончив припев, Колька обнаружил, что к нему начинают подсаживаться. Для здешних он пел по-шотландски, но среди слушателей были и англичане — очевидно, понимавшие язык своих врагов. Ободренный вниманием, Колька продолжал выступать:
— Нам лижут пятки языки костра —
За что же так не любят недотроги
Работников ножа и топора,
Романтиков
с большой дороги!
Во время припева Колька сам себя не слышал — его подхватили хором, слушатели оказались благородными и невзыскательными. Вокруг Кольки собралась толпа, и при всеобщем одобрении он спел третий куплет, после чего мальчишку раз тридцать стукнули по спине, а к его ногам набросали очень даже солидное количество монет, требуя лишь одного — спеть еще "из новенького". Колька пропел (в сокращенном варианте) "Я начал жизнь в трущобах городских", а потом, едва он начал из Цоя:
— Среди связок в горле комком теснится крик —
Но настала пора, и тут уж кричи, не кричи!
Лишь потом кто-то долго, долго не сможет забыть,
Как, шатаясь, бойцы о траву вытирали мечи... — вокруг все притихли, когда же он закончил — разразились воплями и улюлюканьем, выражавшими полное одобрение. Колька еле отвертелся от дальнейшего исполнения, сославшись на то, что надо поесть.
Хозяин смотрел на него задумчиво. Колька отставил свой инструмет и выслушал замечание:
— По-божески надо бы заставить тебя заплатить за завтрак. Ты выручил побольше моего.
— Заплачу, — пообещал Колька, — если завтрак не будет похож на вчерашнюю кормежку.
— Накормлю до отвала и бесплатно, — неожиданно предложил трактирщик, — если согласишься сегодня вечером спеть для посетителей.
Колька не успел ни согласиться, ни отказаться. Он как раз увидел голову Алесдейра — взлохмаченную больше обычного — над перилами, собирался махнуть ему, но голова вдруг исчезла, а хозяин, опустив глаза, отступил в сторону со словами:
— Благородный сэр...
И Кольке поплохело.
Рыцаря он узнал сразу, хоть и видел его все один раз в жизни, да и то недолго. Сейчас он был без доспехов, в тугой коже, но в накидке с крестами, меч и кинжал в широких перевязях оставались при нем. За плечом рыцаря стоял мальчишка-оруженосец — он смотрел на Кольку со скучным презрением как сынок "нового русского" на сына профессора ВУЗа. Колька ответил многообещающим взглядом и обратил внимание, что у входа в зал, широко расставив ноги, замерли трое лучников.
— Ты неучтив, — сказал рыцарь, и Колька его понял — значит, говорит по-шотландски. — Не поднялся, не назвал себя...
— Я не простолюдин, — заставил говорить себя спокойно Колька. Рыцарь наклонил голову:
— Тем более... Ты здесь гость — я хозяин, земля эта дарована мне и моим детям моим королем. Так назовись, юноша.
Колька подумал, что "юношей" следовало назвать самого рыцаря, а его — все-таки "мальчишкой", но в этом времени взрослеют раньше. А в словах рыцаря была логика и справедливость, поэтому Колька в ответ чуть поклонился и назвался:
— Николай. Из города Владимира, что в русских землях.
— Сэр Ричард, лорд Харди, сеньор этих мест, — рыцарь не спускал глаз с Кольки — равнодушных и холодных, как осеннее небо. — Вот что я хотел сказать...
— Ты пёс, а не наш сеньор! — раздалось рычание, и через весь зал из угла на рыцаря бросился шотландец в незнакомых Кольке цветах — Не МакЛохэнн, не Кавендиш и не Глэнн. В руке шотландец держал короткий меч, он перескочил немыслимым прыжком стол с шарахнувшимися людьми и с диким воем занес оружие.
Мальчишка-оруженосец одним прыжком оказался перед господином, выхватывая длинный кинжал. Но шотландец так и не нанес удар — что-то певуче щелкнуло, и длинный штрих, прошив нападающего насквозь, отшвырнул его на столы. Колька поспешно отвернулся и увидел, что один из лучников уже держит стрелу на тетиве.
— Спасибо, Длинный Дэнни, — не поворачиваясь и не поведя бровью, только отстранив оруженосца, произнес рыцарь. — И вот кстати — узнай, кто был этот бунтовщик и где его родные. Если они тут — пусть их всех повесят на стене бурга. И его — тоже.
— Исполним, сэр Ричард, — лучник вышел, убирая стрелу в колчан.
— Упрямые животные... — пробормотал сэр Ричард Харди. — Так я хотел сказать, что ты неплохо поешь. Если согласишься пойти ко мне в отряд и петь для моих людей, то получишь золотой кубок и плату золотом каждый месяц. Ну и долю в добыче, хотя сражаться я тебя не заставлю.
— Ха, — негромко сказал оруженосец, по-прежнему презрительно глядя на Кольку. Рыцарь потрепал оруженосца по волосам и толкнул в затылок:
— Присмотри, чтобы убрали эту падаль... Хозяин! — повысил он голос. — Вот тебе за беспокойства! — рыцарь оторвал от накидки золотую бляшку и кинул ее на пол. — Так как, юноша?
— Я умею сражаться, сэр Ричард, — нагло соврал Колька, — а вот петь за деньги меня на родине не учили.
— А это? — носок рыцарского сапога коснулся денег на полу.
— Только чтобы оплатить еду.
— Жа-аль... — сэр Ричард не проявил внешне никакого гнева или недовольства. — Но я прошу тебя, русс, спеть хотя бы сегодня вечером в бурге, после того, как протрубят тушить огни на улицах. Будет пир в честь победы над мятежниками и соревнование менестрелей. Если ты не хочешь служить мне и брать деньги как жалованье, то спой всем и возьми их, как выигрыш.
— В бурге? — Колька отвел взгляд, но тут же вновь взглянул в глаза рыцаря. — В бурге спою, сэр Ричард. Сегодня, как ты сказал.
6.
"Жратва", как определил про себя Колька, отчаявшись понять, что это такое по здешним понятиям — завтрак или лэнч — оказалась не в пример вчерашней: скоч-брос и хагис, как пояснил Алесдейр, сам активно навалившийся на принесенные порции. Скоч этот самый оказался чем-то вроде супа-пюре из овощей и мяса, а хагис — овечьим желудком, набитым рубленой печенью.
Покончив с едой, Колька удовлетворенно отметил про себя, что впервые за последние несколько дней он выспался, сыт и неплохо себя чувствует.
— Сейчас бы вымыться, — мечтательно сообщил он жевавшему Алесдейру, — и горячего какао долбануть.
— Умгу, — согласился шотландец, подбирая последние крошки с тарелку куском ячменной лепешки. — Ты и правда решил петь перед ними?
— А как еще пробраться в бург? — бесшабашно пожал плечами Колька. — Меч там... Ты понял, — он понизил голос и нагнулся через стол к шотландцу, навострившему уши, — почему он даже с лучником по-вашему говорил? Чтобы типа припугнуть меня. Чтоб я не сбежал, вот!
— Смотри, Ник, — покачал головой шотландец и, рыгнув, отстранил блюдо. — Я готов поклясться распятием Святого Эндрю, что этой сволочи и вправду понравилось, как ты поешь. Твой Владибург и Эндрю Боколюбски король далеко, никто не помешает Ричарду Харди схватить тебя, приказать отрубить ноги и возить с собой, чтобы ты пел ему и его людям.
Колька похолодел при одной мысли о возможности такого исхода. Но он ответил храбро:
— Неужели он поступит так с человеком, который ему равен? Ведь не до такой же степени он гад!
— Кто знает? — пожал плечами Алесдейр. — И потом, ты только СКАЗАЛ, что не простолюдин. У тебя нет ни рыцарского пояса, ни золотых шпор. А этот Харди — чтоб с ним Сатана танцевал по ночам! — чувствует себя тут полным хозяином. Может, он и своему слову хозяин тоже... а может — и нет.
— Ну выхода-то все равно нет, — ответил Колька. И почти не удивился, обнаружив Кащея, в элегантной позе стоящего рядом:
— Ну как же нет, Николай, как же нет...
Колька сел к Кащею спиной и продолжал:
— Так что не миновать мне идти туда. А на месте разберусь...
— Да это правильно, конечно, — согласился Алесдейр, — я и не отговариваю, я просто к чему? Нехорошо тебя туда идти одному. Надо и мне глянуть, что та к чему — может, пригодится на будущее...
— Тебя же просто убьют, — напомнил Колька. Алесдейр отмахнулся:
— Скажешь, что я твой помощник. Вон, лютню за тобой ношу.
— Лютня, вот как эта штука называется! — щелкнул пальцами Колька...
...То, что время останавливается, когда чего-то ждешь — известно совершенно всем. Алесдейр — человек средневековый привыкший ждать — относился к происходящему философски-спокойно. А Колька места себе не находил.
лютню они сперли у так и не проснувшегося менестреля. Колька, поколебавшись, положил рядом со смящим два серебряных пенни — большие деньги, как укоризненно пояснил Алесдейр в ответ на слова Кольки: "Это за прокат." После этого мальчишки отправились гулять по селению.
— Интересно, — задумчиво спросил Колька, рассматривая серое небо, у горизонта подрезанное яркой-яркой полоской голубизны, — а странствующие рыцари имеют право петь на пирах?
— Конечно, — не удивился Алесдейр. — Любой воин должен уметь петь, иначе как рассказать о своих и чужих подвигах? Вот, послушай... — и шотландский мальчишка затянул безо всякого смущения в голос длиннющую балладу с многочисленными повторами, в которых скоро потерялся весь ее воинственный смысл. Когда Колька ощутил, что опухает и сейчас даст своему спутнику по физии, Алесдейр закончил петь и гордо пояснил:
— Это песня моего прадеда Коннолта МакЛохэна. Он сложил ее после того, как одного за другим вызвал на поединок и сбросил со скал в море пятерых данов, пришедших из северных стран. Это было давно... Понравилось?
— Впечатляет, — согласился Колька и подумал, что все-таки поет Алесдейр лучше, чем многие "звезды" из его, Колькиного, времени.
— А что ты собираешься петь на пиру? — поинтересовался Алесдейр.
— Не знаю, — признался Колька и потер лоб, отметив, что руки у него очень грязные. — Я так просек, что это не просто пир, а еще и соревнование?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |