Травма

Подхожу к раковине, подставляю руки под холодную воду. Набираю в рот пригоршню воды, полощу и выплёвываю, набираю ещё и глотаю. Немного. Больше нельзя, а то будет в четвёртый. А я не хочу. Лицо в зеркале — потемневшее, осунувшееся, всё в какой-то липкой гадости. Плескаю в него обжигающую горсть и тру изо всех сил. Нет, не так. Нежно.

У этого забытья есть свои преимущества — я не помню ничего из того, что было раньше. Разве что совсем чуть-чуть. Из головы словно вымели чёткие образы, руки, ширмы, ремни; разломанные мной пряничные фигурки людей больше не сменяются перед глазами безо всякого разнообразия. Не осталось вообще ничего — и слава богу. Только я, моя неладная голова и...

Я хватаюсь за голову и оседаю на пол. На этот раз всё по-настоящему. Боль, проходящая сквозь крик, сквозь страх, сквозь конвульсии. Боль, впивающаяся в тебя и остающаяся навсегда. Такая же, как тогда, с ним. Тебе нужна помощь, я знаю. Ты кричишь. Ты беззащитна, у тебя нет ни рук, ни ног. Но зачем именно так? Почему... почему опять? Опять всё возвращается, и руки, и ремни, и свежий воздух, которым невозможно дышать... Зачем ты делаешь это со мной?..

Мы любились везде. У него, у меня, на работе, на улице, на крыше, в туалете. Он снимал всё это на фотоаппарат, прикрепляя его куда-нибудь к ближайшей стене и ставя на съёмку с задержкой. И только он мог сказать, где мы уже были, а где ещё нет. Я не запоминала. Мне было плевать.

Это началось, как ураган. С крошечной искры в микросхеме, с неизбежной искры, которая должна была пробежать рано или поздно. Ещё недавно мы только смотрели друг на друга с разных концов офиса — по очереди, не одновременно, следя, чтобы другой не заметил. И вот мы уже любимся каждый день, а иногда и не по одному разу, и это как бы само собой разумеется. Само слово "любиться" я узнала от Софи — а она, как обычно, вычитала в какой-то очередной модной книжке. Сначала оно показалось мне каким-то дурацким, а потом я подумала — оно ведь прекрасно подходит к тому, что между нами творится. Достаточно пошлое, достаточно вульгарное, достаточно нежное. И, конечно же, там есть "любовь".

Он всегда всё делал правильно. Он брал меня только тогда, когда я хотела. Разве что — я хотела его всегда, чёрт возьми. Даже в наименее удачные дни. Тогда мы просто... ну да ладно, кому это интересно. Главное — что мы делали, а не как. Мы любились.

Я всегда прихожу на работу первой. Сегодня не успела я усесться поудобней на стуле, как появился он и опрокинул меня горячим поцелуем. Ну, фигурально выражаясь.

— Привет, Бри.

Он не в духе. Я вижу это по его первым словам, по тому, как у него повязан галстук. И зачем нас до сих пор заставляют ходить в эти дурацкие офисы и носить дурацкую офисную одежду?

— Привет.

Он закидывает сумку на своё место и возвращается ко мне.

— Ты какой-то грустный. Как работа?

— Ничего.

— Нет. Как наша работа. Ты же помнишь, в прошлый раз мы договаривались, ты посмотришь.

— Пока что не успел, засиделся за своей. Посмотрю, скажу тебе при следующей встрече. Обязательно.

— Спасибо.

Он наклоняется ко мне и целует. Обычно я целуюсь с закрытыми глазами, но сегодня решаю получше рассмотреть его лицо. Почти осязаемо мягкое и нежное от ощущения поцелуя, словно плавающее в облаках — и всё же утомлённое, с двумя рядами кругов — под глазами и ниже, на скулах. Его что-то тревожит. А значит, и меня тоже. Вспоминаю последние дни — да, он был почти таким же, слегка раздражённым (это для него нормально) и чем-то обеспокоенным.

— А, вот ещё. Помнишь, ты мне обещал телефон этого мужика из Teleco?

— Да, точно. У меня должна быть его визитка, сейчас дам.

Он достаёт бумажник и роется в набитом карточками переднем кармашке; на внутренней стороне, за полиэтиленовой плёнкой, я замечаю фотографию — голова женщины, стоящей почти спиной, видны только обрезанные по плечи светлые волосы.

— Кто это?

— Это... арт-фото, мой друг-фотограф занимается. — Он замялся. С чего бы это.

— Нет, я про девушку.

— Попросить его познакомить тебя с моделью?

— На всё у тебя есть ответ. А почему она у тебя в кошельке?

Он ничего не отвечает, только ухмыляется и чешет подбородок.

— Не могу её найти, наверное, оставил дома. Приду домой — скину тебе номер.

— Ладно, не горит... послезавтра всё в силе?

— Хмм... У меня встреча в пять...

— Эй, это был не вопрос! Отменяй что хочешь, кроме меня. Всё в силе. — И это не шутка. Слишком уж часто он в последнее время с кем-то встречается, меняет планы...

— Ты что, опять ревнуешь?

— Что ты, что ты. Мне всего лишь нужен весь ты, до последнего кусочка. Кто ещё поможет мне с моей работой.

— Ты сама. Ты всё сделала самостоятельно с начала до конца, я только кое-где подсказываю.

— Правильно. Хватить скромничать. Это я — царевна-лебедь, а все остальные...

— Да. Все остальные — дураки. — Он улыбается.

Щёлкает дверь. Он быстро отходит и машинально вытирает губы. В офис входит Катарина — веб-дизайнер "сколько-то-там-за-сорок", а следом за ней — красотка Софи.

— Приветик, девочки... А, привет.

Несмотря на офисный дресс-код, она умудрилась нацепить на себя огромные блестящие серьги и розовый пластиковый браслет. Софи. Тебя нельзя воспринимать всерьёз.

— Ну что, как?

— Да так... — Я отвожу взгляд в сторону, пытаясь не смотреть на то, как он медленно отходит к своему месту в дальнем углу офиса. Служебный роман — ужасная вещь.

Сегодня работы немного. Я для приличия заглядываю в исходники двух несрочных проектов, а потом захожу в Проводник и набираю в поиске "bribri13". Проводник высвечивает скрытую папку; я нажимаю на неё и ввожу пароль. Вот она, настоящая работа. Моя работа.

— Эй, Бри! Бри!

— А?

Софи стоит прямо у меня за спиной и улыбается до ушей. Я тут же нажимаю на кнопку и выключаю монитор.

— Ты чего?

— А... ты?

— Ну как это. Забыла, сегодня у нааааас, — протянула Софи и сделала театральную паузу, — шопиииинг!

Я начинаю вспоминать.

— По моим правилам.

— Бу-бу-бу, опять по твоим. Куда мы в прошлый раз забрались "по твоим", помнишь? Надеюсь, в этот раз будет что-то приличное.

— Дай-ка подумать... Да, знаю. Идём.

— И что теперь? Довольна?

Голос Софи доносится издалека, как будто со дна колодца.

— Вполне! А ты — нет?

— Да ну тебя.

Так ничего и не найдя в глубине стеллажа, я на четвереньках выползаю обратно в проём.

— Хотя... вон те блокнотики...

— Бархатные? Не лучший выбор. Или... с котятами??..

Софи корчит рожу.

— Ты так говоришь "котята"...

— Ладно, ладно. Куда ты хочешь?

— Отсюда. Я хочу отсюда.

Я только улыбаюсь и пожимаю плечами. Софи помешана на яркой одежде и побрякушках, а я...

Вот он — магазин "MondOffice", моё королевство. Вокруг полки с тетрадями, папками, ежедневниками, ручками, скрепками, пачками писчей бумаги... Сокровище, просто сокровище, а не магазин. В прошлый раз я нашла здесь карандаш ручной работы, о каком не могла и мечтать. Он сейчас со мной, в кармане брюк, идеально заточенный и спрятанный в твёрдый чехол. Кстати, о заточке...

— Прошу прощения!

Проходящая мимо продавщица останавливается и выжидательно смотрит на меня.

— Не подскажете, где у вас бокскаттеры?

— Кто-кто?

— Ну... канцелярские ножи. Чтобы резать бумагу.

— А. Думаю, вон там, на среднем стеллаже в третьем ряду.

"Вон там" в масштабах магазина выглядело достаточно расплывчато.

— Не видите? Хорошо, давайте я покажу.

Она улыбается, и её лицо покрывается маленькими симпатичными морщинками. Хотела бы я так выглядеть лет в пятьдесят. Хотя кто сказал, что ей не тридцать пять.

Она поворачивается и ведёт нас за собой, уверенно лавируя между рядами. Софи по своему обыкновению мгновенно сменила настроение на диаметрально противоположное и с интересом разглядывает попутные витрины, заставляя меня чуть ли не силком тащить её дальше.

— Вот. Здесь карандаши, а здесь, — продавщица повернулась к другому стеллажу, — аксессуары к ним. Ластики, точилки... э-э... а, вот, ножи для бумаги. Вам нужно для чего-то конкретного? Вы инженер?

— Да нет, нет... — Зачем инженерам ножи? — Просто люблю точить карандаши чем-то более... живым.

— А-а. — Она кивает, пытаясь изобразить понимание. — Тогда вот здесь простые — пластмассовый корпус, стальное лезвие, Китай... Хотя я бы посоветовала кое-что получше, если вам интересно...

— Давайте, давайте, расскажите! — Софи только что вернулась из обзорного тура по соседней секции и наверняка понятия не имела, о чём мы. Ещё раз — с неё нечего взять.

— Вот. Голландские, пластиковые. Сделаны по армейской технологии — гораздо острее и крепче стальных. Да-да. — "Фи, армейские технологии..." — фыркнула за спиной Софи, но я даже не обернулась. — Увеличенный срок службы, гарантия 1 год. И они не только для бумаги — ими можно резать что угодно.

Я смотрю на упаковку в её руках. Под прозрачной оболочкой виден продолговатый корпус ножа из пластика нежно-кремового цвета. Тонкий и изящный, как ручка "паркер", минималистически совершенный, как... Мои руки сами тянутся к нему, но Софи протискивается вперёд и берёт упаковку у продавщицы.

— Ну нифига себе! Ты цену ви... — Она оборачивается ко мне. Я гляжу на неё, как ни в чём не бывало. — Знаю этот взгляд. Ты готова, подруга. Держи.

Через 10 минут, стоя в очереди в кассу, Софи снова меняет пластинку.

— Две! Две эти пластиковые фигулины! Да это... да на это можно...

— Кто бы говорил, — улыбаюсь я, сжимая в руках упаковки. — Я же не говорю "Почему ты купила это розовое пушистое пальто за..." За сколько ты его там купила?

— Это другое дело, не сравнивай, новая коллекция "Фара Ренар" — святое! И так дёшево получилось. А ты тратишь такие деньжищи на какие-то армейские ножи...

— Да...

— И что с того, что... Ты меня слушаешь?

Нет. Я смотрю на дальний ряд стеллажей. Тонкая фигура, что только что скрылась за ними — мне показалось, или...

— Теперь ещё и молчишь.

Эта девушка с "арт-фото" мне везде чудится. Пора прекращать быть такой нервной. Хи-хи-хи.

— Прости, я немного сплю, устала с работы. Сейчас пробьём чек и по домам.

— Как пожелаете, сударыня. В следующий раз идём в "Шейпиз"!

Я криво улыбаюсь.

— Без проблем. Тот парень — извращенец — до сих пор там?

— Алан не извращенец! На себя бы посмотрела.

— Ну, просто он...

— Привет.

Он неловко клюнул меня в щёку и огляделся.

— За нами следят? — ухмыльнулась я, потирая озябшие руки: июль преподнёс любителям коротких кофточек сюрприз. Вместо ответа он наклонился и жадно поцеловал в губы; обжигающе горячая ладонь коснулась моей покрывшейся гусиной кожей руки. Сердце на секунду замирает и идёт дальше. Вот как он контролирует меня, легко и просто, одним движением. А я и рада.

Мы заходим в кофейню. Он идёт к стойке за кофе, а я устраиваюсь за столиком у окна и достаю ноутбук. За стеклом проплывают картинки пасмурного дня, зал пустой и почти такой же не по-летнему зябкий, как улица. Хочется зевать. Машинально запускаю руку в карман и ощупываю гладкую поверхность ножа. Так и не смогла с ним расстаться. До сих пор не могу определиться, как он мне больше нравится — сложенным или разложенным.

— Ну что, начнём?

Он садится рядом и придвигает ко мне бумажный стакан с моим именем на боку. Я делаю глоток и молча поворачиваю экран так, чтобы ему было видно.

— Я ещё раз изучил результаты нашей работы за последний месяц, всё сравнил и посчитал.

— И что ты думаешь?

— Очень хорошо. И идея, и исполнение... Ты хорошо потрудилась.

На меня накатывает раздражение. Он как будто меня жалеет. Сейчас, после всего, что...

— Но я не уверен насчёт применения технологии на практике. Смотри.

Он включил экран своего старого смартфона. На дисплее замаячили туманные диаграммы с неразличимо мелкими подписями. Пора проверить глаза, видно, не быть мне последним в мире программистом без очков. Хотя... я смотрю на него и не вижу обычных контактных линз. Забыл дома?

— Смотри. Вот здесь — видишь — рынок упал на 13%, тут вырос на 4, но это результаты за весь прошлый год. В первом квартале этого ещё хуже:

— Стоп-стоп-стоп. Ты хочешь сказать, что...

Он говорил почти полчаса без перерыва. О том, какая сложная сейчас ситуация в среде инновационных сетей, стартапов, интернет-инвестиций. О том, что после экономического спада традиционные рынки переживают новый виток роста, а у "ангелов" и независимых инвестиционных фондов нет средств, чтобы спонсировать ненадёжные долгосрочные проекты, тем более такие затратные. Я не помню слов, перед глазами и в мыслях всё плывёт, но главное: он хочет, чтобы я к чёртовой матери всё бросила!

— ...Поэтому, я думаю, лучше ненадолго отложить презентацию проекта. Тем более, его кое-где нужно доработать, например, интерфейс — ты помнишь, я составил список исправлений, и ты с ним согласилась.

Я резко встаю. Двойной эспрессо в животе недовольно булькает. Мне хочется смеяться. Хохотать в голос. Или трахнуть ноутбуком прямо ему по башке. Вместо этого я зажимаю компьютер под мышкой, поворачиваюсь на девяносто градусов и иду к выходу.

Не было бы тяжело, не было бы так тяжело, если бы он не был прав. Он всегда прав, когда доходит до практики. Ему надо было стать экономистом, или играть на бирже. А я... я просто столько времени убила на никому не нужный проект. Но почему тогда он помогал мне? Разве он с самого начала не предполагал, что из этого не выйдет толку? Или... или он это делал из любви ко мне, из... жалости?

Я оборачиваюсь к нему, чтобы спросить, но ничего не говорю и иду дальше.

— Бри.

У него виноватый голос. Значит, это правда. Из жалости.

— Бригитта.

Я останавливаюсь. Удивительно, но он никогда раньше не называл меня полным именем.

— Что?

— Я не говорил "отменить проект". Просто подождать с ним. Год или два. А потом его, в доработанном виде, можно смело предлагать инвесторам... Ну, что?

Я смотрю на него в растерянности. Часть меня хочет вырываться и кричать, что мне не нужны его подачки, его милость. А другой части хочется просто пригреться и заснуть. Заснуть... на его груди...

— Прости. Мне просто сейчас... слишком тяжело. Увидимся позже.

Я выхожу из кофейни. Он не пошёл за мной, не попытался остановить, успокоить. Сейчас об этом тоже не хочется думать. Как и обо всём остальном, что всё равно упрямо вертится в голове, не давая сбросить оставшуюся после разговора тяжесть. Поворачиваю налево и иду по бордюру вдоль проезжей части, теребя в кармане нож.

Что на меня нашло? Нельзя так расстраиваться, нельзя так реагировать на конструктивную критику. Я сама вечно учу этому Софи, которая фыркает и воротит нос при малейшем замечании. Да, эта работа очень важна для меня, это моё первое серьёзное творение, моё будущее. Я за ней и вправду ночи просиживала. Я — это я. Я — принцесса, царевна-лебедь, я всегда должна побеждать. Но что он должен был сказать, если положение дел такое, какое оно есть? Я ведь сама не хочу жалости. Значит, правда. И он сказал мне правду. Если не он, то кто ещё.