Онтологически человек: вода и ветер

Шон скрестил руки на груди.

— Слышь, Мерлин, а у вас там, небось, и булки на деревьях растут? Хошь — мороженое, хошь — пироженое...

— Типа того, — коротко согласился Мирддин.

Он пытался оттереть пальцы тряпицей, но у него не получалось. С другой стороны, возможно, в этом был плюс — большая... аутентичность.

Шон хмыкнул.

— И что ж ваше фейское высочество у нас забыло?

Мирддин замер.

Шон заржал и хлопнул его по спине:

— Да не бойся, не выгоним. Масла у Мойры возьми, белоручка, нормально ототрется.

Вообще-то из всех возможных вариантов размещения Мирддину достался самый комфортный. Гараж был отдельным помещением, куда посторонние заходили только днем и не очень часто. И оно было просторней, чем любое другое в доме. Но звук сквозь стены проходил беспрепятственно. Сейчас через них сочился тонкий младенческий плач.

Слушать это было совершенно невозможно.

Мирддин накрыл голову тощей подушкой. Звук стал потише, но жалобу все равно было слышно. Человечья душа, плохо что-то еще понимая, пыталась обжиться в теле, обминая его под себя. Что-то получалось, что-то нет... Непонимание и дискомфорт так и сочились через стену. Игнорировать их почему-то было сложнее, чем обычную человеческую сутолоку. Возможно, дело было в том, что к взрослым Мирддин уже притерпелся.

В конце концов он раздраженно приподнялся на локте и намалевал на стенке пальцем "глушилку".

Вокруг сотворилась блаженная тишина, и он наконец-то провалился в сон.

Утром было так тихо, что ему на миг между сном и явью показалось, будто он дома. Никто не гремел кастрюлями и сковородками, не кричал ничего, высунувшись из окна, не бегал с топотом вверх и вниз по лестнице, не ругался, не плакал, не хохотал, не пел хором.

Для человеческого дома это было нехарактерно. Мирддин понял это и подскочил, как ужаленный. Он лихорадочно заозирался во всех слоях, пытаясь выяснить, что произошло — и оторопел.

Он совершенно не ожидал такого эффекта. "Глушилка" была совсем простым и слабеньким знаком, из тех, что любой ребенок умеет делать. Она даже погасла почти сразу же. Резонанс у нее был совсем ничтожный — и Мирддин никак не ожидал, что он так скажется. Весь дом спал. Всех накрыло тишиной, как одеялом.

Мирддин аж зубами скрипнул.

Заколдовать хозяев дома, которые тебя впустили. Без их ведома. Да еще и нечаянно.

Нарушить закон гостеприимства. Не удержать контроль.

Какой стыд.

И, главное, не сделаешь ничего уже. Знак уже рассеялся, а "зорьку" сделать... так ведь и тоже не знаешь, чем закончится. Пойти начать всех расталкивать? Неловко как-то.

Какой дилетантизм. Какая халатность. И это в здравом уме и трезвой памяти.

Молодец, нечего сказать.

Промаялся он примерно до полудня — примерно тогда на крыльцо выбрался всклокоченный Шон, зевнул во всю пасть, продрал глаза на солнышко и удивился:

— Ох и хорош мы спать! Вроде вчера и не пили ничего... — Он еще раз зевнул, потрусил к рукомойнику, привешенному у забора, и увидел Мирддина. — Эй, Мерлин! Чего кислый такой?

— Это я, — выговорил Мирддин.

— А? — Шон лил воду себе за шиворот и особо не прислушивался.

— Все уснули, потому что я вчера случайно наложил знак, и вас задело. Я нечаянно. Я больше не буду.

— Ну, не будешь, так не будешь, — покладисто согласился Шон, снял с плеча полотенце и принялся вытираться. Был он какой-то повышенно добродушный и выглядел отдохнувшим. Мирддин подумал, что, может быть, "глушилка" ему и правда не повредила. Он пригляделся повнимательней. Никаких следов чар на человеке не было.

— И не пырься на меня так, — добавил Шон. — Все живы-здоровы. Кейли вон хоть выспалась, а то по четыре раза за ночь вскакивает. Все нормально.

— У нас считается, что так поступать... невежливо, — наконец, выдавил Мирддин.

Более корректным словом было бы "непристойно", но у Мирддина не было сил это объяснять.

Шон хохотнул:

— Это ты нам нахамил, что ль? Фейское хамство, страшная вещь! — Шон опять заржал. Похоже, он совершенно не видел тут проблемы.

— Мерлин, а ты не можешь что-нибудь сделать, чтоб такое постоянно было? — робко спросила с крыльца Кейли. На руках у нее сопел младенец. — Или хотя бы иногда... А то правда, Грейси так укачивать сложно бывает.

— Я попробую, — сказал Мирддин.

Вообще-то, такого тоже делать не следовало бы. Но Мирддин был им должен, и это был простой способ расплатиться. Он порылся в памяти, нашел нужное, подумал и зашарил по карманам в поисках карандаша. Знак был сам по себе очень простой, но человеческий и женский, транспонировать под себя его пришлось дважды, и все равно делать его было ужасно несподручно. Как ногами вдевать нитку в иголку. Остальное было делом минутным — найти в гараже среди прочего хлама кусок фанеры с пол-ладони и вырезать на нем нужное.

Шон, собиравшийся куда-то по делам, прощался на пороге с женой. Мирддин переждал, пока они намилуются, и поймал его на полпути к калитке.

— Вот, — сказал Мирддин и протянул деревяшку с вырезанным на ней знаком. — Это человеческий знак. Рассчитанный на человеческого ребенка. Для хорошего сна. Он совсем слабый. Никого из взрослых не заденет и через месяц выветрится. Возьми, если хочешь. Или брось в воду, все просто смоет.

Шон озадаченно уставился на амулет. Кажется, он уже успел забыть про разговор.

Орла, о чем-то судачившая через забор с Мойрой, развешивавшей пеленки, вытянула шею:

— А ну дай сюда.

Шон кинул ей вещицу. Орла ловко поймала ее узловатыми пальцами, желтыми от табака, повертела, зачем-то попробовала на зуб и подозрительно уставилась на Мирддина.

— А ты откуда такое знаешь? — подозрительно спросила Орла. — Тебе такое вообще знать не положено.

— По памяти, — ответил Мирддин. — Керидвен такие делала.

— А, — протянула старуха. — После Керидвен-то у нас знахарок и не было особо. А по молодости-то я и сама к ней бегала. Приворот-отворот, дело известное...

Мирддин прикусил губу. Он знал, что время на Авалоне и в Срединных землях бежит по-разному, но это редко бывало настолько... очевидно.

— Она скучает, — вслух сказал он. — По людям.

— Еще бы не скучать. А кто в холмы ушел, тому назад дороги нету. Вернется, шагнет на землю — и станет, как я. Было яблочко наливное, стало печеное. — Орла дробно засмеялась и бросила амулет Шону. — Бери, худа не будет.

Шон кивнул. Повертел вещицу в пальцах и передал Кейли. Кейли сунула ее младенцу. Младенец сжал деревяшку и булькнул.

Тоже человек, подумал Мирддин. Уже человек. Кейли перехватила его взгляд и улыбнулась:

— Хочешь подержать?

— Э... нет, — ответил Мирддин и поспешил убраться от греха подальше.

С него было вполне достаточно и тех людей, которые уже умели ходить и разговаривать.

Мирддин очень надеялся, что эту историю ему больше не помянут.

Совершенно зря.

Вечером прихромал со смены Донован, сосед, чуть не рухнул на крыльцо и начал костерить на чем свет стоит замок с его обитателями, стройку века, которая уже черт знает сколько тянется, а конца-краю ей не видно, оно и понятно, раз там полно всякой швали вроде урода Этана и недоумка Шимуса, которые только и горазды кричать под руку, да кирпичи на ноги ронять, а работать там никто не работает, так что когда оно все опять рухнет, пусть все знают, что виноват во всем Этан Мэтью Фаррен, бога его душу мать!

Мирддин, проходивший было мимо, остановился послушать. Фольклор — это важно, фольклор всегда отражает ценности, актуальные в культуре, это общее место.

Кейли, выглянувшая на шум, тоже заслушалась, но совершенно в другом ключе:

— Палец сломал? — сочувственно спросила она. — А вот Мерлин может сделать так, чтоб не болело. Мерлин, ты же можешь?

Мирддин потер лоб. Боль — это просто сигнал о том, что в организме что-то не так.

Собственно, знак, который он вытащил из памяти, примерно так и работал — ослаблял уровень сигналов о дискомфорте, с которым все равно ничего нельзя было поделать. Если увеличить мощность...

— Я могу попробовать, — осторожно сказал Мирддин. — Но я не лекарь. Я могу сделать так, чтоб больно не было. Но профессиональная помощь все равно нужна будет.

— О! Отлично, так давай делай! — обрадовался Донован. — Парень, ты только сделай, я тебе во как благодарен буду!

— И правда, — сказал Шон. — Давай, помоги ему. Мужику на работу завтра.

Мирддин пожал плечами, сходил в гараж за еще одной деревяшкой, достал из кармана ножик и присел рядом на крыльцо. Времени это много не заняло.

— Вот, — наконец, протянул он Доновану амулет. — Просто положи в карман.

Донован сграбастал вещицу.

— Ооо! — Он примерился и топнул ногой. — Отлично!

— Нет-нет-нет, — запротестовал Мирддин. — Палец у тебя все равно сломан. Не надо так делать, будет хуже.

Донован отмахнулся, скрылся в доме и вернулся с зеленоватыми бутылками, торчащими между пальцев. Одну он сунул Шону, вторую Мирддину:

— Держи!

Мирддин стал рассматривать этикетку в поисках состава.

— Дай сюда, — сказал Шон. — Все буквы читает, какие попадаются, — пояснил он Доновану. — Блейзов крестничек.

Шон открыл бутылку о край ступеньки и ткнул Мирддину обратно. Мирддин понюхал жидкость и аккуратно поставил сосуд на ступеньку.

— Нет, спасибо.

— Ты чего? — обиделся Донован. — Нормальное пиво, чего ты?

— Я не хочу, спасибо, — терпеливо пояснил Мирддин.

Шон скорчил извиняющуюся гримасу:

— Не обращай внимания. Он всегда такой. Ну, за здоровье, что ль? — он отсалютовал Доновану бутылкой. Донован повторил его жест, отхлебнул, потом поскреб в затылке и гаркнул:

— Джилл!

Раздался топоток, и из двери высунулась мордашка:

— Чего, пап?

Донован пошарил в кармане и выудил горсть мелочи:

— Мороженого купишь. Себе, матери и вон ему.

Мороженое оказалось льдом из яблочного сока, вполне съедобным, в отличие от сомнительной смеси солодовых производных со спиртом. Палочку от мороженого Донован разломил пополам, примотал к пальцу на ноге и сказал, что так сойдет.

У Мирддина это вызывало некоторые сомнения.

Как выяснилось, вполне обоснованные — на следующий день мизансцена повторилась почти дословно. Только Донован не прихромал домой сам, а его приволокли двое, по всей видимости, коллег по стройке. Донован висел у них на плечах и клял на чем свет стоит леса, ведро, мастера, болтавшего под руку, "этого болвана Джо, чтоб ему повылазило", удачу, судьбу, погоду, природу и почему-то родственников всех поименованных до седьмого колена включительно.

Завидев Мирддина, Донован, кое-как сгруженный на крыльцо, немедленно замахал руками:

— О! Мерлин! Парень, иди сюда, тебя-то мне и надо!

Мирддин, вместе с Шоном ковырявшийся в пригнанном на днях "Дагене" со скверным характером, обтер руки тряпицей и подошел.

— Мерлин! — обрадовался Донован. — Мировой парень, не какой-то там, — пояснил он сотоварищам. — Мерлин, я твою штуковину того... потерял. Как полетел вверх тормашками с лесов, так она и выпала куда-то, мы ее искали-искали, не нашли, — он попытался двинуть ногой и весь сморщился. — Ты бы мне новую сделал, а?

Мирддин покачал головой:

— Нет.

— Что значит — нет? — опешил Донован.

— Я сделал так вчера. Ты не поберегся и повредил себе еще больше.

— Подумаешь, палец! Что мне, не работать теперь? — возмутился Донован. — А семью я чем кормить должен?

— От того, как изменилось твое состояние по сравнению со вчерашним, твоей семье стало лучше или хуже?

Донован начал наливаться краской.

— Он еще издевается! Чувырло пучеглазое!

Подошел Шон.

— Дон, чего вопишь?

— Я этого твоего... выкормыша... по-человечески помочь прошу, а он кочевряжится!

Шон повернулся к Мирддину.

— Помочь Доновану так, как он хочет, я не могу, — пояснил Мирддин.

— Все он может, — проворчал Донован. — Не хочет только.

Шон оттащил Мирддина в сторону и зашипел вполголоса:

— Так ты не можешь? Или не хочешь?

— Я не умею лечить людей, — терпеливо сказал Мирддин. — Я могу сделать так, чтоб ему не было больно. Но я уже сделал так вчера, и видишь, чем это кончилось.

— Не хочешь, значит... — Шон скривился, как от кислого, повернулся назад к Доновану и гаркнул:

— Не может он!

Донован сплюнул.

— Толку дома даненыша держать, если от него из пользы один вред. И молоко киснет.

— Ты мне еще указывать будешь, что мне в моем доме делать, Донован? — зловеще спросил Шон.

Мирддин наблюдал за происходящим, не вполне понимая, как следует поступить. Шон и Донован замолкать не собирались. Кажется, это было что-то территориальное.

Из дома вышла Мойра и включилась в перепалку.

— Тебе лишь бы на чужую шею сесть и поехать, Донован Берк!

— А тебя, женщина, вообще никто не спрашивал!

Из окон начали выглядывать зрители и сочувствующие. Громкость нарастала. Так случалось довольно часто, Мирддин подозревал, что это нечто вроде местного вида спорта.

Он тихо прикрыл за собой калитку и направился по улице прочь. Через пару кварталов он нашел телефонную будку с пожелтевшим и распухшим от времени справочником, прижал плечом громоздкую трубку и начал скармливать допотопному аппарату монетки. С третьего раза ему удалось пробиться сквозь треск и шелест и убедить человека на том конце прибыть на Тисовую, 3, найти там Донована Берка и выяснить, что у него с ногой.

Оставалось надеяться, что из этого выйдет какой-то толк.

Мирддин повесил трубку и направился к реке.

В подступающих сумерках светлела узкая спина в низком вырезе платья. Над вторым позвонком трепетала прядь, по едва уловимым движениям открытых плеч можно было уловить мелодию.

Вот так слухи и появляются, подумал Мирддин.

— Тебя видно, — сообщил он, подходя и усаживаясь рядом на траву, уже начинающую желтеть.

— Так тут не ходит никто, — сказала Нимуэ.

— С людьми никогда ничего наверняка неизвестно.

— Как знаешь, — Нимуэ потянулась было, чтобы очертить кольцо вокруг, но Мирддин осторожно перехватил ее, покачал головой, и вместо этого стянул с себя куртку и набросил ей на плечи.

Теперь их можно было принять за людей. Со спины. Издалека. Если не приглядываться. Ну, во всяком случае, Мирддин надеялся.

Нимуэ подняла брови:

— Лучше маскарад?

— Чем меньше мы тут шумим, тем лучше. Люди... хрупче нас, — он вкратце пересказал ей историю с "глушилкой" и тем, как все потом завертелось.

— Странная какая-то логика, — сказала Нимуэ, выслушав.

— Странная, — согласился Мирддин. — И вообще, странно тут. Вроде бы хорошо... но как-то нехорошо.

Нимуэ поболтала ногой в воде.

— У меня такое же чувство... скажи, по разговорам людей, как им в Кармартене по сравнению с другими местами?

Мирддин помолчал.

— У меня сложилось впечатление, что в среднем уровень жизни тут выше. Но несчастные случаи происходят чаще и заканчиваются хуже. Думаешь, кто-то играется с удачей?

Нимуэ кивнула:

— Именно. Где в Кармартене чаще всего гибнут люди? Особенно — нелепо и регулярно?