— К Яриле его, — отметил второй, изучив беглым взглядом сорванную с меня круглую и плоскую деревяшку. — То оберег волхва!
А может ещё не всё так плохо для меня? Вдруг Конь приведёт наших и...
Дикари заткнули мне рот куском дёрна, заставив давиться песком — затянули руки за спину, так ещё и ноги согнули в коленях, подтянув стопы к ним, и связали одной верёвкой из плетёной кожи.
Я гневно замычал про себя, сопя носом — задыхался. Представляю себе, какой был бы сюрприз, окажись у меня насморк или хронический гайморит — принесли бы на погост к себе дикари уже остывшим.
И про глаза не забыли, повязали иной кусок кожи, стянув на затылке, чтоб я не видел, куда они меня понесут. А известно куда — на Лысый Горб. Там, поди, и живут, эти жихари, к коим нас спровадила Рада.
Больше я не называл её Нюшей про себя. Она предала нас! И меня! Нашу любовь! Или была неразделённой у меня? Вот дурак! А точнее...
— Му-у-у... — замычал я.
Меня стукнули по голове, чтоб не дёргался, и добавили чуть сильнее ещё раз, заставляя погрузиться в знакомую до боли тьму, охватившую моё сознание, и проваляться некоторое время в беспамятстве и забытье.
* * *
— Блуд! От ты плут! — Шишига встретил атамана иного лесного сброда с распростёртыми объятиями.
Тот недоверчиво покосился на собрата по разбойничьему ремеслу.
— Бай: на кой весточку слал?
— Да вот, страхолюд повстречал... с хабаром.
— Много их?
— Шестеро, и прилично положили моих робят.
— Стал быть, моих гробить удумал?
— Можем договориться, за отдельную плату, Блуд.
— Куш велик, Шишига, али брешешь, аки тварь?
— Я свому слову хозяин! Ты ж знашь меня, Блуд!
— Аки себя! Вот и хочу знать: на шо шибко иду с братами?
— Аки узришь — поймёшь: не зря примчался, Блуд! Ох, не зря!
— Ну, гляди у меня, Шишига! Ежели шо не так — сам знашь меня!
Разбойники обнялись, братаясь, и шайки лесного сброда объединились.
— Веди — шибче... — не терпелось Блуду узреть страхолюд и хабар, чтоб прикинуть, какой куш можно будет затребовать за свои услуги с Шишиги, а то и вовсе овладеть им силой — наказал своим бродягам не лезть на рожон.
Но и Шишига был непрост, знал в своём ремесле толк, также не торопился подставляться сам со своим лихим людом — у него была одна затея.
Глава 6
"Шпрехин зе дойч, братья-славяне?"
Всплеск воды вернул меня к реальности. Открыть глаза не получилось — на лице была всё та же тугая кожаная повязка, а во рту кляп из дёрна, и руки с ногами стянуты воедино за спиной — затекли и ныли не меньше, чем голова. Пошевелившись, я причинил себе немыслимую боль — на шее тотчас затянулась удавка. Как, и когда, она появилась у меня там, а сородичи Рады постарались — неизвестно, как и то: куда меня везут, и что ждёт впереди? Возможно, что ничего хорошего по определению, иначе бы не стали валить меня, а прежде Коня.
Мои мысли были обращены к напарнику. Где он? Как он? Что с ним? Вдруг тоже ворочается рядом со мной и ворчит про себя, ругая меня и всех, кого видели с ним?
Прислушался. Говор был, но трепались меж собой дикари. И, поди, знай: они — жихари или разбойники сродни лихого лесного люда, повстречавшегося нам у сруба? Хотя и на погосте нас не жаловали дикари. Ну и эти не стали отставать от них — достали нас с Конём. Во всяком случае, меня, поскольку я не уловил посторонних шумов, какие нынче издал сам, но никто из дикарей не обратил особого внимания на меня. Знать мне простительно пытаться дёргаться — всё равно, по их мнению, никуда не денусь.
Неужели они не понимают, что долго я так не протяну? Или им всё равно, что я вот-вот сдохну? Никак они вынесли мне смертный приговор, и обжалованию не подлежит! И жаловаться тут некому мне, страхолюде, — этот люд не признаёт нас за равных себе? Однако лежать и дожидаться, когда тебя прикончат, не по мне. Очередное усилие в руках с ногами лишь усугубило и без того моё незавидное положение. Удавка, по-видимому, соединявшаяся вместе с путами, затянулась крепче на моей шее, заставляя напрячься жилы с венами. В голову ударила кровь, и я снова отключился, а очнулся, когда меня уже волочили под руки, с развязанными ногами, по земле.
Руки по-прежнему были связаны за спиной, впрочем, тугая повязка тоже осталась на глазах, и всё тот же ненавистный кляп с дёрном земли во рту. Видеть варваров я не мог, не считая их больше дикарями. Дикари на их месте прикончили бы меня там, где нашли, а эти...
И что же затеяли эти, а? Опять упомянули Ярилу. Местный бог он тут что ли? Или кто он там? — вспомнилось мне из истории имя воинствующего бога, коему в древности поклонялись братья-славяне, принося кровавые жертвы — в основном перед походами на земли заклятого врага.
Меня уронили небрежно наземь. Возмущаться я не стал: во-первых, никто ничего не услышит из-за кляпа, а во-вторых, смысл, когда и так всё очевидно, что ждёт меня. Этот самый Ярила и решит окончательно мою судьбу, а скорее всего, вынесет приговор, и ведом мне заранее.
Варвары покинули меня, но рядом кто-то копошился, взрывая землю. Надеюсь, не прирученная скотина сродни будущей одомашненной коровы? Уж очень мне не хотелось оказаться в одном загоне с крупнорогатым скотом сродни племенного быка. Где там, много хуже — я валялся по соседству с хряком. Скотина хрюкнула заинтересованно и принялась топтаться вокруг меня — приближалась.
Вскочив на ноги, я бросился в сторону от неё. Зря старался только старался, налетев на ограждение из плетёных толстых прутьев, отвалился на спину. А тут ещё звонкая и громкая ребятня, принялась смеяться и швыряться не то в меня, не то в хряка комья грязи.
— Кыш! — прикрикнул некий варвар на них.
За мной явился, и отнюдь не обрадовал, а напротив огорчил. У них даже места для пленников не имелось, по этой самой причине меня и бросили временно в загоне у скота. Это плохо — для меня, и очень.
— Га... — получил я удар в спину тупым древком копья от варвара, и зашагал, в указанном, таким образом, направлении; снова встал, наткнувшись на "шлагбаум" всё из того же древка, выставленного передо мной, вновь получил удар сзади иным её концом под колени, рухнул, стукнувшись лбом оземь — поклонился.
Ага, типа: челом бью — и всё такое. А кому — пока ни слухом, ни духом.
Кто-то, как хряк, осматривал меня со стороны. Я предпринял попытку подняться на ноги, но всё тот же варвар опять пригвоздил меня древком копья к земле.
— Лежать!
Обзывать страхолюдом не стал. Почему? Возможно, сейчас и узнаю, чему явно не обрадуюсь.
А вот и долгожданный сюрприз — характерный отзвук вынутого резким движением руки клинка из ножен. Я сжался, представляя собой, в данный миг, комок нервов, неожиданно почувствовал, как руки оказались впереди, коснувшись земли. Некто срезал с них путы, чему радоваться я не торопился, однако заторопился сорвать повязку с глаз и выдрать ком дёрна изо рта.
Меня не тронули, дозволяя избавиться от них самому. Я одновременно сорвал повязку левой рукой, а правой — вырвал кляп, уставился на варвара с ножом, не спешившим убирать его в ножны; плюнул в сторону, угодив ненароком на иного; видел боковым зрением: он замахнулся на меня копьём.
— Ша... — варвар с ножом запретил ему бить меня, подняв раскрытую ладонь на уровень лица.
Обладатель копья отстранился на шаг от меня, воткнув его острым наконечником в землю, поклонился моему освободителю.
Я не сдержался, и мой измученный организм исторг очередную порцию грязной слюны. А ещё я закашлялся, исторгая песок и всё то, что набилось в глотку.
Пока я приходил в себя, варвар убрал нож, сложив крестообразно руки на груди, стоял и посмеивался с меня.
Скалься, — думал я про себя, продолжая имитировать беспомощность, а сам уже искал возможность вырваться из плена — в тайне озирался.
Варваров оказалось много больше, чем те двое, что стояли ближе всего ко мне. Их тут была целая толпа народа, и выглядели они не как дикари. С теми же жихарами не сравнить — на многих, помимо выделанных под доспех шкур, красовались расписные рубахи до колен, подпоясанные верёвками у пояса — сама ткань выбеленная, а на ней красным узором нанесён орнамент. Один я точно разглядел — у варваров на кожаных доспехах — свастика, прямо как у нацистов Германии времён Второй Мировой войны, хотя и имелись разительные отличия: изогнутый крест был наклонен как буква "Х" и обращён в противоположную сторону, являя зеркальное отражение.
Неужто пытать станут, вызнавая: откуда в их краях появилась такая страхолюда как я?
Всё одно не сдамся, — решил я драться до последнего вздоха. Вскочил, кинувшись стремглав к копью варвара, ни раз огревшего им меня, и снова одарил, треснув по голове. Я даже заметить ничего не успел: как и когда, он выдернул его из земли и ловко ткнул меня им, опрокинув навзничь.
— А чтоб тебя, — застонал я.
— Ша... — снова тот самый жест от обладателя ножа в его сторону.
Ага, сам захотел со мной подраться. Ну, давай!
Я медленно встал, и сделал вид, будто отряхиваюсь — прыгнул ему в ноги и...
Вспышка искр из глаз, и новые ликующие возгласы из толпы варваров.
Я снова упал, и мне что-то расхотелось вставать. Чуток полежал и постонал, слизнув языком с разбитой губы кровь, не думал сдаваться.
На этот раз я сжал кулаки. Не Кличко, скажу сразу, и не Тайсон. Даже не Костя Дзю, но улицу прошёл, и стройбат, как же без армии.
Эх, мне бы сейчас мою лопатку, я бы... Ух...
Отвлёк варвара резким выбросом руки, а сам махнул ногой ему туда, куда он явно не должен был ожидать, но какое там — я что-то очень сильно размечтался. Варвар в совершенстве владел боевым искусством славян, сходным с современным реслингом*.
* реслинг — американские бои без правил со смешенным стилем единоборств, где борцы могут использовать всё, что попадётся им под руку — даже сидения из зрительного зала.
Он выставил шлагбаумом руку на уровне моей груди, вдобавок подсёк мне опорную ногу. Грохнувшись при падении наземь, у меня из лёгких вышибло воздух. Я не мог пошевелиться без посторонней помощи, и не прикидывался, как могли подумать варвары или тот, что протянул мне руку.
Никак помощи?
Я ещё засомневался, однако попытался его уронить за неё, рванув на себя, а в итоге сам кувыркнулся через голову вслед за ним. Что тоже неплохо — улетел к зрителям.
Варвары расступились, вокруг меня образовался разрыв, в него и устремился, да далеко не ушёл — в плечи прилетело тупым концом копьё, заставив зарыться меня в землю лицом.
Подошёл победитель и, смахнув у меня кровь с лица, принялся разглядывать. Даже не побрезговал и попробовал языком на вкус, людоед.
Мой взгляд скользнул к ножу. Очередная попытка достать варвара, не увенчалась успехом — он подхватил меня, взвалив на плечо, и потащил куда-то.
Я ещё удивился: зрители стали расходиться. Значит мордобой со мной окончен. Соответственно, убивать меня сию минуту не собирались. Тогда к чему было это представление, а?
Окровавленным лицом я уставился на варвара, затащившего меня в просторный сруб — не землянку, а именно избу в лучших славянских традициях. Посередь избы — печь, а вокруг неё по стенам — скамьи, и стол в дальней части. На стенах шкуры вместо пола. Наверное, чтоб гости не запачкали кровью, такие как я.
Блеванул на пол, обнаружив на нём подстилку из сухой пахучей травы.
Варвар дотащил меня до скамьи, где я и растянулся не без его помощи.
— Лежи.
Ещё бы добавил: отдыхай и набирайся сил или — выздоравливай. Мне бы Раду сюда сейчас, я бы извинился перед ней, подумав грешным делом: предала, как жихари. А ведь и эти братья-славяне с варварскими замашками проверили меня: не страхолюд ли я.
Выходит, не зря этот варвар, что бил меня, рассматривал мою кровь, пробуя на вкус — убедился, что я, как и они, такой же люд. Хотя и обозвал его про себя ублюдком, но едва остыл и успокоился, живо уяснил: если они и впрямь славяне — наши дальние предки, — то рабов отродясь не держали. Невольников — это да, но невольник — не раб, и становились ими враги, нападавшие на их земли, а затем отрабатывали повинность, возмещая убытки, после чего наши предки одаривали их дарами и отпускали с миром восвояси.
Возможно, что-то подобное ждало меня, уж больно мне хотелось верить в это, а не в то, что варвары они, как ни крути, и вскоре мне придётся крутиться на дыбе точно угрю на жаровне.
Варвар вышел, покинув меня в своей "берлоге" одного. Попыток встать и выбраться наружу, я не предпринимал. Бока ломило так, что казалось: если кости не поломаны, то основательно подсчитаны все до одной, и, как правило, рёбра. Дышал я через раз, если так можно выразиться, и восстановить сбившееся дыхание, у меня не получалось — каждый второй вдох вызывал нестерпимую боль и кашель, помешавший мне вовремя среагировать на хозяйку берлоги варвара.
Хранительницей очага оказалась баба средних лет — подошла ко мне и силой принялась стаскивать одежду. Я не сопротивлялся, пока не понял: стремиться раздеть меня догола. А вот это она зря — не в моём вкусе, зато сам явно приглянулся ей. Да силы заведомо были неравны. Ко всему ещё она затопила печь.
На Ягу, баба не тянула. Но именно к печи меня и потянула. Не жарить же, а... стала парить меня. То была чёрная баня — славянская, — подкинуло мне подсознание. Знать и на этот счёт не ошиблись историки с археологами.
Я нисколько не стеснялся, что она тёрла меня дерезой, а затем, распластав на тёплой каменной печи, начала вправлять кости с характерным хрустом.
Пару раз я вскрикнул, и столько же раз отключился, не в силах вынести боль — от неё же вновь приходил в сознание.
Ну, точно, эта баба — жена варвара, покалечившего меня на "ринге" на глазах у всего их рода-племени.
— Пей!
Она сунула мне плоскую и вытянутую миску — кажется, ладью или как тут её называли — братина, если не ошибаюсь, как и учёные-археологи.
Я хлебнул.
Ого! Да это никак квасок? Или ошибаюсь? Точно ошибаюсь — смахивает на медовуху!
Нализался так, что отрубился уже сам.
Долго ли я так провалялся в избе или нет, но, очнувшись, обнаружил подле себя в избе помимо бабы того самого варвара, затащившего меня сюда, а у дверей иного с копьём на страже.
Ага, стало быть, он — стража, а хозяин "берлоги" — здешняя знать. Чего ещё им надо от меня, а и мне не меньше хотелось знать про здешний уклад жизни этих самых братьев-славян. Вот и потолкуем.
— Га!
Варвар пригласил меня к столу, указав на скамью с противоположной стороны от себя.
Я встал неторопливо, тело больше не болело — все кости были целы и на месте. Спа-салон, а не избушка.
Ну, спасибо тебе, хозяюшка, — мысленно поблагодарил я бабу про себя.
— И? — уставился я на варвара, заняв место за столом.
По жесту варвара, баба подала нам на стол лохань еды с ароматным дымком. Потянув носом, я только теперь понял: насколько сильно голоден. И получив деревянную ложку, я столкнулся ей с хозяйской.
Страж у двери отнял древко копья от пола, но взмах руки с раскрытой ладонью в его сторону, и мы с хозяином продолжили трапезу, больше не "чокаясь".
