Все было напрасно, и едва появившееся у монарха хорошее настроение мгновенно пропало, и короля вновь захлестнула черная хандра. Ещё злее и ещё сильнее, чем прежняя.
Глава X. Планы императора Дмитрия.
Совсем иной настрой был в чертогах царя Дмитрия. Там царила радость от военных успехов и величие от признания русского правителя за рубежом. Казалось, что никто и никогда не сможет превзойти Ивана Грозного принявшего на себя царский титул и подкрепивший это действие великими делами. Присоединив к землям Московского царства Казань с Астраханью, он тем самым взял под свой полный контроль столь важную торговлю с Персией и Индией. Устояв под натиском крымских татар, он взял под свою твердую руку огромные просторы Сибирского ханства, протянув мосток к великой китайской державе на востоке. Много чего нужного для государства сделал царь Иван, но многое осталось незавершенным. И вот теперь его внук, получив из рук кесаря Рудольфа австрийского титул императора, собирался продолжить деяния своего венценосного предка.
И пусть цесарское посольство графа Иоганна Рейнвальда так и не смогло доехать до Москвы и вручить царю грамоту и императорские регалии. С этим блестяще справился посол кесаря Рудольфа в Москве пфальцграф Конрад Ательберг. В Грановитой палате Кремля, в присутствии бояр, иностранных послов и прочей московской знати, он сначала зачитал доставленное ему тайными путями письмо императора Священной Римской Империи, а затем торжественно царю Дмитрию императорские регалии — скипетр и корону.
И пусть сама Римская империя переживала далеко не лучший момент своей истории, отчаянно треща по швам из-за своих внутренних проблем и противоречий. И пусть присланный Рудольфом скипетр с цесарским имперским орлом был чуть меньше локтя и был не золотой, а только покрыт позолотой. А корона по своим размерам подходила больше подростку, чем взрослому человеку, благодаря чему и умещалась в разобранном виде в краюхе хлеба, все это было не так важно.
Главное было то, что Дмитрия как императора, пусть даже младшего, признавал монарх одной из главной европейской державы. И наглядным подтверждением этого был императорский скипетр и корона, что торжественно лежали на атласной подушечке, на специальном столике по правую руку от государя.
Подобно магниту, они прочно притягивали взгляды тех, кто нескончаемой вереницей проходили мимо трона государя и льстиво кланяясь, поздравляли его. Шли бояре с дородными бородами в богатых одеяниях. Шло царские придворные: окольничие, думные дьяки и дворяне, воеводы. Шли служилые стольники, стряпчие, ключники, сытники, конюшенные приказчики, стремянные и ключники. Шли дворецкие, кравчие, оружничие, ловчие. Шли постельничие, сокольничие, печатник, тиуны и дьяки.
Отдельно, одетые в лучшие одежды, старясь выказать максимальное достоинство, шли господа послы. Англичане и голландцы, кровно заинтересованные в торговле с Россией старались выказать почтение сидящему на троне человеку и приятно улыбались. Французы, датчане, венецианцы и персы были более сдержаны как в своих эмоциях, так и поздравлениях. Откровенным холодом тянуло от шведов, турок и посланца Ватикана. Всем им было откровенно неприятно выражать свои поздравления русскому царю, но подчинялись правилам дипломатического протокола.
Что касается поляков, то гордые паны откровенно пренебрегли всеми канонами дипломатии и вместо посла, отправили в Кремль посольского секретаря. Тем самым создавая прецедент к непризнанию за Дмитрием титула императора.
Свою ложку дегтя в этот светлый день внесли и крымские татары. Они и вовсе отказались присутствовать на этой праздничной церемонии, из-за того, что в Москве в это время находились запорожские атаманы и государь обещал дать им аудиенцию. Впрочем, соглядатаи повелителя Бахчисарая были и напряженно ловили каждое слово и каждое действие сказанное или происходившее в Кремле.
Желая ещё больше укрепить свои отношения с москвичами и показать свою близость к народу, государь решил разделить данное событие на две части. В Кремле было проведено только вручение императорских регалий государю. Основное действие развернулось в Успенском соборе, где патриарх Гермоген провел освещение регалий и лишь после этого Дмитрий получил в свои руки скипетр, а на его голову патриарх возложил императорскую корону.
Над присланными из заграницы подарками всю ночь трудились русские умельцы и золотых дел мастера, доводя их до нужной кондиции. Они расширили обод короны под размер головы царя, дополнили её похожими вставками и украсили творение пражских умельцев новыми драгоценными камнями.
Одновременно с этим, мастера несколько изменили общий вид скипетра императора. К головам имперских орлов венчавших его верхушку, они добавили небольшие золотые короны, что придавало им схожесть с орлами легендарной Византии.
На государе была надета красная мантия с золотыми орлами, что по замыслу её создателя связывала царя с пурпуроносными византийскими императорами. Она была сшита после взятия Азова и как нельзя лучше подходила к столь важному моменту.
Стоит ли говорить, что на Соборной площади яблоку было негде упасть. Москвичи и гости столицы плотной толпой окружили Успенский собор в ожидании завершения освящения и принятия государем императорских регалий. А когда царь вышел на крыльцо в короне и со скипетром, площадь разразилась бурными криками: — Да здравствует царь Дмитрий Иоаннович! Многолетие нашему государю! Славься, славься царь русский!
Отсутствие императорского титула в этих криках объяснялось тем, что простой люд не был хорошо знаком с новым титулом московского государя.
Завершением всей этой торжественной церемонии был новый прием у царя в Кремле, что случился на третий день после венчания государя на империю. На этот раз церемония проходила не в Грановитой палате, а в царских покоях, где государь совещался с боярами и Малой думой. Там, новоявленный император в присутствии бояр и придворных лично возложил корону на голову своей супруги Ксении Борисовны.
Сделано это было, несмотря на неодобрение патриарха и глухое ворчание бояр о нарушении порядков старины, считавших, что государыне негоже показывать свое лицо на торжественных приемах. Впрочем, победителю турок и воров это легко сошло с рук.
Вместе с этим, подданным был показан наследник престола младенец Иоанн Дмитриевич. Все время церемонии он благополучно проспал в корзине под присмотром нянек и кормилицы. На всех, кто проходил мимо ребенок произвел хорошее впечатление, но только несколько человек включая царя и царицу, знали, что младенец в люльке не их сын.
По настоянию Ксении и Мишки Самойлова, перед самым выносом из-за опасения сглаза, наследник престола был подменен другим ребенком. Сам Дмитрий над их опасениями посмеялся, но не стал перечить жене и сотнику, что за свое усердие получил чин стольника.
По приказу царя, в знак принятия чина императора, на малую корону царицы были добавлены четыре золотых орла и вместо привычного для русского уха титула царицы, государыня стала именоваться непонятной и диковиной императрицей. Не в силах выговорить этот заморский титул, простой люд быстро переделал императрицу в империцу, от чего стало ещё чудней и непонятней.
Желая польстить поборникам старины, Дмитрий не пригласил на коронацию Ксении никого из иностранцев, а также ограничил до разумного предела число бояр и дворян. Это успокоило его приближенных, но патриарх остался недоволен и вместо себя прислал на церемонию митрополита Филарета, сказавшись больным.
Государь подобной заменой остался недоволен, но промолчал, сделав зарубку на своей памяти.
Первым, кому Дмитрий дал аудиенцию в ранге императора были донские казаки. Государь поблагодарил казаков за их героизм, щедро наградил атаманов деньгами и подарками, а также передал список иконы Казанской божьей матери для храма в Азове. Вслед за этим, было зачитано, сколько пороха, свинца, пуль, ядер, селитры и прочих нужных казакам товаров передавалось Москвой на Дон.
Все это вызвало огромную радость и восторг у казаков, равно как и то, что государь намеривался отправить в Азов постоянный гарнизон, в составе шестьсот человек под командованием воеводы Ильи Матвеева. Дмитрий прекрасно понимал, что турки не оставят попыток вернуть себе Азов и спешил стать твердой ногой в устье Дона.
Однако кроме приятных вестей, в разговоре царя с донскими казаками были и неприятные моменты. Государь выказал свое недовольство тем, что среди примкнувших к вору людей были донские казаки под командованием Ивана Заруцкого.
— Как так получилось, что принесшие царю присягу казаки выступили против своих православных братьев под знаменами поляков католиков? Разве мало мы помогаем Дону деньгами и оружием? Разве не вместе с казаками мы брали Азов, а до этого не раз вместе бились против крымских татар? — задавал не в бровь, а в глаз государь вопросы, от которых казаки только вздыхали и чесались.
— На деньги польские позарился он собака! — горестно воскликнул атаман Дружина Романов. — Задурил головы шальным хлопцам и, объявив себя атаманом, увел их в Польшу счастья легкого искать. Не волнуйся государь, таких людей как Ивашка Заруцкий, среди наших казаков мало. Все мы остались верны присяге тебе! Стояли, и будем стоять за Русь матушку и за веру православную и наше азовское сидение тому порукой!
Государь остался доволен словами Дружины и отпустил посланцев Дона с уверением в своей милости к ним, с наказом крепко держать Азов и хранить границу от крымчаков.
— Когда государь к казанской, астраханской и сибирской шапке прибавишь бахчисарайскую шапку? Когда освободишь купель херсонескую, где крестился святой Владимир от рук неверных? Когда вскроешь этот татарский гнойник на нашем теле и приведешь мир на русские земли? — дружно спрашивали казаки Дмитрия перед расставанием с ним, но он только грустно вздыхал.
— Знаю, сколько горя доставляют крымчаки русской земле, но пока ещё не настало время большого похода. Такого похода, чтобы раз и навсегда сломать крымскую саблю, сбить с коней эту саранчу и посадить на землю. Пока за ними стоит турецкий султан, а наш сосед польский король спит и видит, как разорить Русь, этого не будет — отвечал им государь, нисколько не лукавя и кривя душой. — Но это не значит, что крымчаки будут вечно терзать наши земли. Чем сильнее ударим мы по ним сейчас, чем больше мы ослабим крымчаков, тем легче будет действовать нам или нашим детям завтра.
Дела на южной границе Московского государства, на тот момент были самыми важными делами для государя и вслед за казаками, Дмитрий принял посланца турецкого султана Ибрагима-пашу.
В отличие от казаков, коих государь принимал в своем будничном одеянии, турка Дмитрий принял во всем величии русского императора. Тут была и мантии и корона и скипетр и масса бояр и приближенных, что почтительно расселись по лавкам вдоль дворцовой залы.
Перед его появлением вышел слуга, разодетый наподобие герольда и громко объявил собравшимся: — Император русский, царь московский и вся Руси и прочее, прочее, прочее государь Дмитрий Иоаннович.
Подобный титул сильно резал ухо московскому дворянству, но глядя на поведение посланника султана, они простили государю эту вольность. Услышав, а затем, увидев Дмитрия, Ибрагим-паша поспешил как можно ниже поклониться ему, выражая тем самым свое уважение.
Не предложив послу присесть, Дмитрий поинтересовался здоровьем султана Ахмеда, здоровьем его жены, детей и матери. Затем поинтересовался, как добрался посланник султана, нет ли у него жалоб или каких иных недовольств на его прием и содержание, и только потом стал слушать послание, которое прислал ему владыка правоверных мусульман.
Развернув красочный фирман султана, Ибрагим-паша начал его читать, время от времени делая остановки, чтобы стоявший за его спиной толмач переводил волю повелителя блистательной Поты северному эмиру. Голос у посланника султана хорошо подходил для этого момента, но вот писклявый дискант переводчика портил общее впечатление
Если отбросить всю ту пеструю словесную шелуху, в которую по традиции было упаковано послание, то оно сводилось к следующим пунктам. Султан Ахмед требовал от Дмитрия возвратить Азов и возместить весь ущерб, нанесенный его подданным находившихся в крепости. Также он требовал удержать донских казаков от набегов на земли крымского хана верного вассала блистательной Порты, а запорожских казаков от нападения на турецкие владения на Черном море, а в особенности на Стамбул.
В случае если московский царь откажется выполнить все эти требования, то великий султан обещал начать войну против своего северного соседа. Собрать огромную армию и пойти походом на Москву. Разорить и разрушить все русские города, сжечь дотла столицу урусов как это в своем время сделал крымский хан Давлет-Гирей. Освободить Казань и Астрахань от власти урусов и включить земли их ханств в состав блистательной Порты как вассальные территории.
Закончив читать, Ибрагим-паша согласно приказу султана властно бросил фирман подскочившему переводчику, и гордо скрестив руки на груди, требовательно посмотрел на сидящего, на троне Дмитрия.
Читая послание султана, посланник нет-нет, да и смотрел краем глаза на русского царя, пытаясь увидеть его реакцию на слова повелителя правоверных. Вопреки ожиданиям Ибрагим паши ни во время чтения, ни после он так и не смог уловить на лице московского государя не только страха, но даже и волнения. Все-то время, что турок читал свой фирман, русский царь спокойно сидел на троне, чуть сощурив глаза.
Когда же чтение было закончено, без какой-либо паузы, Дмитрий ровным голосом поблагодарил Ибрагима за то, что он привез письмо его венценосного брата Ахмеда и обещал дать ответ в течение нескольких дней.
— А пока будьте нашим гостем и в знак нашего расположения к великому султану, мы приглашаем его посланника сегодня вечером на пир — вежливо произнес государь и высокий посланник был вынужден откланяться.
Пир прошел на ура. На нем государь торжественно преподнес большие подарки турецкому султану и его посланнику, а также малые подарки членам свиты Ибрагим паши. Именно с этими людьми за чаркой веселого вина вели разговоры дьяки Посольского приказа пытаясь выведать тайны стамбульского двора. Медленно, словно золотоискатели, просеивали они тонны словесного песка, чтобы найти крупинку драгоценного золота. Но даже когда они находили эту крупинку, нужно было потратить много усилий, чтобы удостовериться в её подлинности. Турки охотно пили, брали подарки, и при этом могли лихо врать и говорить то, что от них хотели услышать.
На следующий день, в царском дворце собрался Малый совет, на котором следовало утвердить ответ императора султану Ахмеду. Подьячие Посольского приказа в один голос уверяли государя в том, что все грозные предостережения султана относительно его похода на Москву — это только громкие слова. По их заверениям турки прочно увязли в двух проблемах: в войне с Персией и подавлением внутренней смуты.
— Все лучшие войска турок у великого визиря, что без роздыху борется с мятежниками Анатолии. Султан очень хочет пойти в поход против нас и вернуть себе не только Азов, но и Астрахань с Казанью, но в ближайшие два-три года этого не случиться. Голову поставлю на кон — не случиться — уверял царя думный дьяк Посольского приказа Иван Грамотин.
