Замуж с осложнениями

Шарахается, как от огня, в панике зыркает на капитана и, получив, видимо, разрешение, исчезает куда-то в боковой коридор.

— Это, что ли, бортовой врач? — рычу. Нет, ну правда, ребёнок из экошколы лучше бы справился!

— Нет, у нас на борту нет целителя, — говорит Азамат, тихо стерпевший мои вопли. — Их и на Муданге-то не хватает.

— Что, муданжцы патологически неспособны врачевать? Почему нельзя обучить столько, сколько нужно? Где рыночная экономика, в конце концов?! — что-то я разбушевалась.

— Это очень долго, — пожимает плечами Азамат. — И трудная работа. Из тех, кто может получить образование, мало кто хочет всю жизнь смотреть на чужие уродства.

Хватаюсь за голову, еле сдерживаясь, чтобы не завыть в голос. Вот уроды!!!

— А что, — спокойно продолжает Азамат, — вы действительно смогли всё зашить?

— Естественно, — вздыхаю. Придётся, видимо, смириться с их варварскими представлениями. — Там проблема не столько зашить, сколько промыть как следует и найти все повреждения.

Мы начинаем куда-то идти, опять не знаю куда.

— Я уже заметил, — говорит Азамат, — что ваши целительские методы сильно отличаются от наших. Видимо, у вас они гораздо лучше развиты...

— Да уж, не без этого, — кривлюсь. — Я вот не понимаю, как вы умудрились пройти мимо всей нашей медицины. Если вы даже обычного шприца не видели... Они ведь на Земле появились раньше звездолётов!

— Так у нас с Землей до самого недавнего времени не было никаких контактов... — разводит он руками.

— Ну вы же всё равно когда-то переселились с Земли на свой Муданг. Это ведь не могло произойти раньше наших первых полётов в космос!

— А вы думаете, мы когда-то жили на Земле? — удивляется капитан. Я встаю как вкопанная.

— До сих пор, — говорю неверным голосом, — наукой не зафиксировано существование разумных рас, не происходящих с Земли.

— Вот как... — говорит он и глубоко задумывается. Мы снова двигаемся в путь и успеваем дойти до угла, прежде чем он продолжает. — Что ж, вам виднее, мы-то помним свою историю всего на несколько столетий назад. Однако до сих пор я был уверен, что мы осели на Муданге примерно в двенадцатом веке по земному летоисчислению. Как я понимаю, ваши корабли появились существенно позже.

— Да уж, — говорю. — У нас в то время ещё и Америку не открыли...

И встаю как вкопанная во второй раз.

— Америку, — повторяю тупо.

— Это... какой-то регион на Земле? — хмурится капитан. — А что с ним такое?

— Просто... э-э-э... самые похожие на вас люди жили как раз там. Но мы, в смысле, европейцы... — много ему это скажет, ага, — в смысле, кто наукой занимался, впервые с ними встретились в пятнадцатом веке, и то в конце.

— А теперь не живут?

— Все перемешались, — пожимаю плечами. Обойдётся без кровавых подробностей, мне пока жизнь дорога.

— Так... вы что, думаете, наши предки научились строить звездолёты задолго до ваших, а вы об этом ничего не знаете?

— Ну про них мало что известно, но ходит много всяких невероятных легенд. То есть я бы сказала, что если кто и мог такое отчудить, то это были они. Вы вон до сих пор в одиночку собрать звездолёт из подручных средств можете.

— Вы преувеличиваете, — улыбается. — У нас просто высоко ценится способность к ручному труду.

— Вот-вот, — говорю. Что-то больно красиво выходит. Только вот язык у них, по мнению всех лингвистов, родственный монгольскому. Конечно, какой там язык был у тех индейцев, я не знаю, но...

— А чем вам так не понравилось имя Хранцицика? — Азамат параллельно мне переключается на лингвистику.

Я снова ржу, просто не могу остановиться.

— Очень, — говорю, — смешно звучит на моём языке.

Азамат качает головой.

— Это значит просто "дождевой цветок", он в дождь родился.

Ну да, я даже понимаю. Можно подумать, от этого легче.

— Я, признаться, до знакомства с вами не знал, — продолжает Азамат, рассматривая меня, — что на Земле есть другие языки, кроме всеобщего.

— Ха! — фыркаю. — Три тыщи не хочешь?

— Сколько?!

О-о, я вывела его из душевного равновесия! Как мне нравится, когда он так таращится!

— А как вы друг друга понимаете? — продолжает изумляться мой друг с моноэтнической планеты.

— Вот для того и всеобщий, — смеюсь. — Его не для космоса вводили, а для Земли.

— С ума сойти, — качает головой. Ну вот, хотя бы я его развлекла немного, лицом просветлел. Что-то в нём есть неуловимо родное. Во внешности и даже в запахе. Как будто детские воспоминания какие-то просыпаются. Впрочем, в свете моих последних измышлений насчёт индейцев в космосе в двенадцатом веке это уже как-то жутковато.

То, куда мы в итоге приходим, оказывается капитанским мостиком. Он мало чем отличается от прочих, которые мне приходилось видеть: по кругу экраны-иллюминаторы, под ними сенсорные панели управления, по сути, тоже экраны. Компьютер — он и на Муданге компьютер. На мостике двое парней в тапочках и потрёпанных свитерах, они кивают нам с капитаном, не отрываясь от экрана.

— Лиза, боюсь, что нам придётся отложить разговор, — говорит капитан, приземляясь в оставшееся свободное выдвижное кресло. — Мне надо немного порулить.

— А пилоты на что? — моргаю озадаченно. Разговора-то мне не жалко...

— Они ребята молодые, не очень опытные, а мы сейчас полетим через облако, и я предпочитаю сам повести.

Ребята дружно пропускают всё это мимо ушей.

— Я думала, для лавирования в облаке есть специальный софт, — говорю с опаской. Как-то очень не хочется в таком деле полагаться на человеческие способности, пусть наш капитан хоть трижды гений космоса.

— Ну, софт — это инструмент, — размеренно говорит Азамат. — Им ещё надо уметь пользоваться. Он, конечно, облегчает работу, в смысле, что ни с чем не столкнёмся. Но если полагаться на одни только программы, то уж очень трясёт.

Это да. И швыряет резко. А ты, что ли, лучше можешь?

— Тут нужно плавненько, — продолжает капитан, видимо, оседлав любимого конька. — И с умом, не шарахаться от всего на свете. Тем более мы сейчас с прицепом, пленный корабль тащим. Заодно ребята мои поучатся в таких условиях рулить.

О, да тут намечается мастер-класс старшего павиана. Ну что ж, хоть какое самоутверждение. Правда, по виду господ пилотов не скажешь, что они в курсе, что их сейчас будут чему-то учить.

— Вам, Лиза, наверное, не стоит здесь оставаться, — мягко говорит Азамат. — Это, знаете, напряжённое дело...

Ну да, я понимаю, мужики хотят поиграться. Наверное, в наши РПГ-шки они всё-таки не режутся, им в реале хватает.

— Хорошо, — говорю. — Пойду проведаю пациента.

* * *

Пациент, конечно, уже очнулся, а Алтонгирел, конечно, меня не позвал. Сидят, разговаривают тихонечко, ячейка общества, блин.

— Как самочувствие? — спрашиваю деловито.

— Как будто живой, — вяло отвечает Эцаган. Проверяю пульсометр, нормально, восемьдесят в минуту.

— И правда живой, — говорю. — Мутит?

— Нет, — мотает головой. Видимо, сотрясения нету.

— Ну давай рассказывай ход боевых действий, — говорю, выдвигая из-под стола стул. Вылупились на меня оба, как будто я о подробностях их личной жизни спросила. Придётся объяснять, ох уж эти варвары. — Мне нужно знать, что именно произошло, чтобы выяснить, какие у тебя ещё могут быть повреждения кроме тех, что я нашла.

— Какая теперь разница, — вздыхает, — какие там ещё повреждения...

В кои-то веки Алтонгирел принимает мою сторону. Строго выговаривает Эцагану по-муданжски. Я почти ничего не разбираю, но это действует. Захватывающий рассказ о двух идиотах, перебивших пару десятков джингошей, выглядит достаточно убедительно. Ну а если он всё-таки приврал, то я всё равно никак не могу это проверить. Разве что Гонда допросить, но он заперт, а капитан занят.

— Учти, — говорю Эцагану угрожающе, — если ты от меня что-то скрыл, то можешь и не выздороветь.

Он улыбается, как приговорённый. Госспади, да когда ж до них дойдёт?. .

— Алтонгирел, следи, чтобы он лицо не трогал, — наставляю. — Если придётся для этого руки привязать, то так и сделай, только не давай ему трогать лицо ни в коем случае, — потрясаю пальцем. Оба серьёзно кивают. Ладно, кажется, моя миссия здесь выполнена.

* * *

Из мемуаров Хотон-хон

Муданжские звездолёты оснащены многочисленными лапками не только для захвата чужих кораблей, хотя это тоже очень удобно: сгрёб джингошскую черепаху под пузо и дальше полетел. Однако главная функция лапок — улавливать гравитацию далёких небесных тел. Муданжский корабль, плывущий в космосе, похож на паука, растопырившего ножки и ловящего малейшие колебания своей сети. Уловив притяжение звезды или близкой планеты, даже очень слабое, корабль усиливает его и подтягивается в ту сторону, с которой оно исходит, как на ниточке. Это позволяет муданжским кораблям практически мгновенно менять направление даже на большой скорости и исчезать из поля зрения противника в непредсказуемом направлении. При этом внутри самого корабля поддерживается постоянное комфортное гравитационное поле.

В остальном принципы перемещения муданжцев во Вселенной мало отличаются от земных. Как все мы выучили в детстве, ничто не может двигаться быстрее, чем свет, поэтому, чтобы преодолевать гигантские пространства между галактиками в сроки, сопоставимые не только с продолжительностью человеческой жизни, но и с необходимостью регулярных поставок товаров, например, из Андромеды в Стену Слоуна, используются пространственно-временные туннели. Они могут быть естественного происхождения — если хорошо изучены и признаны стабильными, — или созданные человеком при помощи мощного луча света, которым можно свернуть пространство в воронку, как когда быстро мешаешь ложечкой в чае. Когда пролетаешь такой туннель, пространство вокруг тебя сжимается, а время и вовсе может открутиться назад, так что окажешься в месте назначения за день до вылета.

Конечно, это бывает только в специальных возвращающих туннелях или в случае неполадок; закон Земного Союза запрещает использование туннелей для путешествий во времени (кроме случаев дальних путешествий), так что обычно туннели настроены на протяжённость в два-три дня, чтобы уж с гарантией не выскочить в минус. Если же дорога и правда дальняя и туннелей надо пройти несколько, то полёт растягивается на пару недель, а то и месяцев.

Плюс к тому от туннеля до туннеля тоже надо долететь, а они густо наставлены только в самых населённых районах Вселенной. На окраинах иногда такая "пересадка" может занять по нескольку десятков лет, поэтому все корабли оборудованы собственным полем времени. Если полёт предстоит в самом деле очень долгий, то внутреннее время корабля замедляют, чтобы на борту казалось, что прошла всего пара дней. Снаружи, конечно, проходит больше, но искусственные туннели способны распознавать корабли со включённым полем времени, и когда такой корабль заходит в туннель, его выбрасывает не только вперёд в пространстве, но и назад во времени, так что и в самом деле получается, что прошло всего два-три дня. Естественные туннели обычно такого делать не могут, да и вообще они менее надёжны, чем рукотворные, зато за пользование ими не надо платить.

Популярные планеты вроде Земли или Гарнета держат около себя по нескольку очень коротких искусственных туннелей специально для гостей издалека, которым надо нагнать время. За это, конечно, дерут дикие деньги, но всё же это лучше, чем внезапно выпасть из жизни на шестьдесят лет. Разработано специальное законодательство по поводу того, кому и при каких обстоятельствах позволяется нарочно задерживаться в поле времени и таким образом переходить в будущее. Разработаны и методы расследования, кто остался в будущем и не прошёл возвращающий туннель нарочно, а кто-по рассеянности или внешним обстоятельствам.

* * *

Магеллановы облака практически не населены, хотя и располагаются очень близко к Млечному пути. Увы, для жизни людей оказались пригодны только спиральные галактики, а Магеллановы облака больше похожи на дрожжевое тесто, чем на классический волчок. Так что там только несколько зелёных планет-производителей с устойчивой атмосферой, но малой гравитацией, что позволяет растительности достигать гигантских размеров. Но, насколько я помню, там даже скот не разводят, а только кабачки всякие.

Поэтому сквозь них проходят несколько магистральных пространственно-временных туннелей от края до края, чтобы не задерживаться в мёртвой зоне. Проблема в том, что туннели эти вовсе не свободны от всякого мусора, который, собственно, и делает эту галактику облаком. Зато в туннеле гораздо труднее уворачиваться, потому что летишь не сам, а в поводу у гигантского водоворота. Центральный туннель, правда, по возможности очищен от всякого хлама, не знаю уж как, но мы-то летим по одному из боковых.

Так вот, это-то и удивительно. Заглядываю я в иллюминатор в полной уверенности, что сейчас увижу Сфинктер — то есть вход в туннель, — а оказывается, мы уже внутри! И не трясёт нифига, и не швыряет. Ну ладно, допустим, это мне капитан обещал. Но чтобы я захода в туннель не заметила? У меня же всегда уши закладывает от этого, и мутит, и всё на свете. Н-да, руки у нашего капитана и правда золотые, хоть и покорёженные. Надеюсь, пилоты не упускают возможности у него поучиться, потому что есть чему!

Сижу у себя в каюте, вяжу, пялюсь в иллюминатор. И так уже часа четыре. Скучно, сил нет. И как люди жили без компьютера... Попросить, что ли, у капитана муданжские легенды полистать под видом того, что картинки посмотреть хочу. Если, конечно, там есть картинки. В любом случае капитан сейчас занят. За иллюминатором бесконечные свитые в канат звёзды летят на бешеной скорости, уже муторно от них. Кажется, я начинаю понимать, зачем закрывать иллюминатор фотографиями. А ну-ка, где тут слайд-шоу? Хоть посмотрю на этот их Муданг.

Ничего себе такой Муданг, хоть название и ужасное. Ландшафт в основном — горы и степи, но и лес попадается. Снимки все зимние, растительность не рассмотришь. Домов тоже почти не попало в кадр, так, один-два. Они сложной формы, закруглённые такие, гладенькие. Не деревянные, а какие — понять не могу. Пара этажей, коническая крыша. Скоты бродят, вроде козы, но видно плохо, не поручусь. Пастораль, короче. Скучно.

Поскольку вязание голову не занимает, переключаюсь на бессмысленное, но мозгоёмкое занятие: Эцагановой швейной машинкой, которую он у меня так и не отобрал, выстрачиваю на более-менее однотонной полоске ткани какие-то узорчики. Разноцветными нитками причём. Белые зигзаги, красные петельки, чёрные косички какие-то. Стадию окончательного охренения можно считать достигнутой.

К счастью, тут приходит Тирбиш звать меня к обеду. Интересно, он всех зовёт или только меня, как привилегированную? Иначе почему не объявлять по громкой связи?. .

На обед нечто унылое. Вроде как жареное мясо, только оно почти сырое, а где не сырое, там не жуётся. Скотина, из которой его вырезали, при жизни, видимо, возила воду в горы и померла от перенапряжения. Я честно притворяюсь, что пытаюсь это разжевать, потому что не хочу обижать Тирбиша: остальные-то едят и нахваливают, очевидно, так и должно быть. К сырятине даже не притрагиваюсь, там может водиться целый справочник по паразитологии.