Я с шумом выдохнула и вышла, не удостоив Влада ответом.
В городе была через сорок минут — поехала на автобусе, как в старые добрые времена. Пялилась в окно на мокрый, густой снег, липнувший к стеклу. На голые, спящие деревья, на низкое небо с волокнистыми, пухлыми тучами, грозно нависающими над дремлющими полями.
Глеб открыл почти сразу, и я тут же увидела ее. Ника сидела на диване, сложив ладони на коленях, и казалась смущенной. Когда я вошла, поднялась и покосилась на Глеба.
— Все хорошо, — сказал он тихо, закрывая за мной дверь. — Полина никому не скажет.
— Мишель помешан на ней, — возразила Ника. — Может следить.
— В эти три дня он не станет, — уверила я. — А потом глаз не спустит. — Повернулась к Глебу. — Что вы собираетесь делать?
— Увезу ее в Елец — там никто искать не станет.
— А если найдут, тебя будут судить!
— Не найдут, — упрямо произнес он. — Никто не свяжет ее со мной. Влада проверят, конечно, и успокоятся. К тому же у Мишеля будут проблемы посерьезнее Ники.
— Вот как? И какие же?
Девушка предусмотрительно удалилась на кухню, оставив нас с Глебом наедине. По-хозяйски зазвенела посудой, включила плиту. Интуитивно Ника нравилась мне, но тревога за Глеба не утихала. Теперь, когда нам нельзя будет общаться, как я смогу присматривать за ним?
— Эрик Стейнмод, — ответил тем временим Глеб. — Он оторванный вообще. И охотников ненавидит. Уверен, Эрик не в восторге, что в его городе творится беспредел.
— В его городе? — удивилась я. — Ого! А Влад слышал, что ты так отзываешься о его территории?
Глеб пожал плечами.
— Влад знал, что однажды они вернутся — тут же источник силы скади. Хотя, поговаривают, Эрик создал еще один — в Лондоне. Но все же здесь их родина. А Даша с Владом так вообще неразлейвода. С детства. Ну, собственно, мы с Владом поделили их — пока Влад тусил с Дашкой, мы с Эриком отрывались по-взрослому. За что и выгребали от родителей. — Глеб улыбнулся. — Отличные были времена!
— Я думала, ты отрывался с Владом, — проворчала я. — Разве не он был твоим лучшим другом?
— Ну... он был. До определенного момента. Зато потом Эрик очень поддержал меня, буквально вытащил — ты же знаешь, как я на все реагирую. Дашка постоянно за Владом таскалась, как хвостик. Мы еще шутили, что когда они повзрослеют, обязательно первым делом поедут к очагу — венчаться. Детские шуточки, в общем... Эрику было семнадцать, когда их отца, Эдмунда, убил охотник. Тогда ему крышу и сорвало. Как говорится, сила есть — ума не надо. Эрик отыскал того древнего и прибил. Подробностей не знаю, но Влад говорил, что смерть была не очень... эстетичной. А через год после гибели их отца, Божена, их мать, тоже умерла. Загадочно. Говорили, есть ритуал, который позволяет отыскать человека в новых воплощениях, хельзе или где он там оказывается. Только сам ты тоже того. — Глеб провел большим пальцем по горлу. — Как бы там ни было, она уснула и не проснулась, а через несколько месяцев Эрик распустил скади, и они уехали.
— Грустная история, — пробормотала я. — Это к ним ты ездил в Лондон за ножом?
Глеб кивнул.
— Со скади мы, по сути, не прекращали общаться. Я с Эриком редко, а вот Влад с Дашкой, насколько знаю, так и остались близки.
— Мишель все равно не позволит им жить у атли. Альянсы в городе запрещены.
— Им и не придется, — улыбнулся Глеб. — У скади есть дом недалеко от Липецка. Скорее всего, его просто не успели привести в порядок к их приезду. Скоро они свалят от атли. Но не уверен, что Мишелю стоит расслабляться.
— Ты слишком много ставишь на хищных, — взволнованно возразила вернувшаяся Ника. Поставила на столик у дивана разнос, на котором дымился заварник с ароматным чаем из трав.
Ясновидица улыбнулась мне:
— Нашла у тебя в шкафчике несколько мешочков. Интересный сбор — такие только мои сородичи умеют делать.
— Не только, — уклончиво ответила я. — Это он?
Девушка покачала головой.
— Это мой. Делает разум ясным, убирает из мыслей несущественное и оставляет главное. Положила там тебе пакетик с травами.
— Спасибо.
— Боги хранят тебя, Полина. Но и враги у тебя есть. Кто-то из прошлого и кто-то из будущего. Скоро они оба проявят себя.
— Ты видела их? Врагов?
Она вздохнула.
— Нет. Я никогда не вижу картинки — только чувствую.
— Это плохо, — заключил Глеб и посмотрел на меня встревоженно. — Только старых врагов отвадили, как новые нарисовались. Древний еще наделает дел, вот увидишь.
— Дэн обещал за мной присмотреть. Вот и Ника говорит, меня боги хранят. Ты бы лучше о себе подумал. Влад, если узнает, голову тебе оторвет не хуже Мишеля.
— Не узнает. Ты же не скажешь, а больше некому.
Я кивнула.
— Хорошо. Увози Нику поскорее, иначе никому не поздоровится.
— А ты?
— Не пропаду. Напьюсь вон с Викой и Андреем. Только бы его отпустили. Я ему второй день дозвониться не могу.
— Думаешь, ему перепало?
— Считаю, Мишелю незачем мучить его. Целью ведь был именно Влад, а Андрея древний использовал, чтобы на меня надавить. Но все равно волнуюсь. Съезжу к нему, наверное.
Андрей на звонки по-прежнему не отвечал и дверь не открыл, так что домой я вернулась еще более встревоженная. Глеб позвонил и сказал, что останется в Ельце — поможет Нике обустроиться. Вернулся под утро, и весь день мы провели вместе. Вдвоем.
Я позвонила Ире и рассказала о случившемся. Воительница обещала приехать попозже и три раза повторила, что плевать ей на всяких там Мишелей. Что я могу забить на все и вернуться к ней, в Москву. Я обещала подумать. Вряд ли Мишель будет следить за мной, если покину Липецк. Ведь требования касались по большей части Влада.
А после обеда следующего дня Глеб отвез меня к атли. Тучи нависли ниже, усиливая мрачность и безысходность. Чем ближе был момент 'икс', тем меньше мне хотелось уходить. Я говорила себе, что все это из-за Глеба. Из-за чего же еще? И этот дом, и его обитатели, и события — кровавые, мрачные, жестокие — оставили на душе неизгладимые отметины. Но тот, другой мир, был неизведанным и страшным, и я вдруг поняла, что боюсь.
Признаться в собственном страхе было неприятно. Словно я девчонка, а не сильный сольвейг. Но он — этот страх — прочно засел в мозгу и клевал его надоедливым дятлом.
В гостиной, как назло, собрались все наши. К страху примешалась брезгливость оттого, что все они смотрели на меня, словно провожали, и, уверена, некоторые были просто счастливы, что я уйду. Никто не остался равнодушным: ни старающаяся держать лицо Лара, ни Рита, в душе ликующая, что я спасла ее брата, а ведь могла не спасать. Ни Катя, которая встретила нас с Глебом испепеляющим взглядом. Ни Лина, что с трепетом ожидала этого момента. Уверена, деторожденная стыдилась своей радости, но и скрывать ее уже не могла. Все же выйти из тени и погреться в лучах славы всегда приятно. Каждый из атли почувствовал что-то в связи с моим уходом. Кирилл печалился, Глеб злился, Оля грустила. Впрочем, эти эмоции захватили не только атли — подруга Влада, Даша сидела на диване, сжав кулаки.
Наверное, единственный, кто плевал с большой колокольни на мой уход, был Эрик Стейнмод. Он расположился в кресле у камина и встретил меня насмешливым взглядом. И от этого взгляда — почти безразличного, холодного — мне почему-то стало легче. Словно на ожог положили кусок льда.
Но ко мне подошел Влад, тронул за плечо, ожог снова заныл, а очарование момента рассеялось.
— Идем?
Я кивнула, порывисто обняла Глеба и последовала за Владом в кабинет.
Основной свет не горел, лишь торшер в углу оставлял бесформенное пятно на полу. Влад взял меня под локоть и подвел к дивану. Ладони почему-то вспотели, а глаза наполнились слезами — нежелательными и совершенно лишними. Я растерялась и не знала, как себя вести. Захотелось убежать, пока ничего непоправимого не произошло, и в то же время хотелось, чтобы все быстрей закончилось, и я могла поехать домой, Позвонить Вике или Андрею. Кому угодно, лишь бы заглушить нарастающую пустоту внутри. Одиночество. Почему я все еще боюсь его? Разве после жизни в Москве и у сольвейгов не должна была к нему привыкнуть?
Влад присел рядом, взял за руку. Зачем он это делает? Смотрит, словно в душу... Тошно! И воздуха, воздуха так мало. Открыл бы окно, что ли...
— Это ненадолго, — уверенно сказал он, и я поморщилась.
Снова врет. Точно знала, что врет. Но нужно играть. Вся жизнь — игра.
Я кивнула.
— Что делать?
— Я должен буду касаться твоей жилы. Поэтому подними...
О, черт, нет! Воспоминания тут же накатили волной — той самой, речной, в которую я зашвырнула Влада в Будапеште. Его горячие руки на моем животе, эйфория вперемешку со страхом. Боль. Отчаяние. И неизменно она. Герда. Как отражение моей глупости.
— Еще есть шанс все переиграть, — тихо произнес Влад. — Если не хочешь...
— Нет! — резко перебила я и задрала свитер. — Давай только поскорей.
Он вздохнул и положил ладонь мне на живот. Воздух тут же наполнился ванилью — она кружила голову, дурманила мозг, мешала соображать. Жила напряглась, откликаясь, полностью подчиняясь тому, что делал Влад.
Может, оно и к лучшему? Плохо, что он все еще так на меня влияет.
Я откинулась на спинку дивана, закрыла глаза и закусила губу. Сфокусировалась на боли, чтобы отогнать ненужные эмоции.
Полумрак. Я. Влад. Нехорошо...
Он говорил что-то, но я не запомнила ни слова, хотя каждое из них причиняло боль, рвало душу изнутри. Слезы уже невозможно было сдержать, да я и не пыталась — совсем другое волновало. Отторжение. Отторжение меня.
Влад гладил по голове, говорил ласково и, показалось, в один момент его голос дрогнул. Я проваливалась в темноту, спасаясь от нарастающей боли в животе. И в этой темноте было тепло, уютно. Меня любили, обо мне заботились. Как Барт.
Воспоминание о сольвейгах заставило очнуться. Влад обнимал меня все там же, на диване, и крепко прижимал к себе. Голова лежала у него на груди, и я слышала, как билось его сердце — гулко и быстро.
Резко отпрянула, оттолкнув его, и вскочила на ноги. Тут же поморщилась — живот болел, голова гудела, а легкие словно выскребли. В груди разгорелся пожар, огонь поднялся к горлу, впитался в кровь, растекаясь по венам обжигающей лавой.
— Какого черта? — прокашлялась я и расправила свитер.
— Поля...
— Не смей на меня влиять! Впрочем, у тебя и не получится. Уже нет. — Я истерически рассмеялась. Эмоции смешались в один разноцветный пластилиновый ком, пульс гулко стучал в ушах, хотелось сбежать и спрятаться подальше, чтоб никто не нашел.
Я вдруг ощутила себя беззащитной рядом с Владом. И почему раньше не было этого чувства — ведь оно действительно правильное? Он может причинить вред, сделать больно...
— Это последствия изгнания, — мрачно пояснил он. — После отречения было бы еще хуже.
— Я хочу... домой... — простонала я и отвернулась.
Чужая. Я здесь чужая...
Тошнота усилилась, голова гудела все сильнее, а еще болел живот. Да уж, приятного мало. Но не смертельно — вон Глеб пережил, и ничего.
— Позволь отвезти тебя. У нас еще есть время...
— Время на что? — выдохнула я.
Взгляд обжигающий, дикий. И слова царапают горло — правильные, но такие горькие. Влад поднялся, но подходить не стал. Просто смотрел на меня, а в голове, наконец, оформилась четкая мысль: я вижу его в последний раз.
Мы уже не связаны. Никто друг другу.
— Я не очень умею извиняться, — поморщился он.
— Просто ты не считаешь себя виноватым, — горько усмехнулась я.
— Не считаю, — признался Влад. — Я спасал твою жизнь — это было главной задачей.
— Зачем? — Я развела руками. — Что это дало мне? Когда я рядом с тобой, мне постоянно больно. Даже сейчас... Наверное, к лучшему, что я уйду.
— Древний зря думает, я так это оставлю.
— Прошу, не нужно, — сказала я и посмотрела в пол. На него смотреть было невыносимо — тоска разрасталась, множилась воспоминаниями, больно кололись осколки разбитой гордости. — Не заставляй меня думать, что я прошла через это напрасно.
— Я не подставлюсь, — пообещал он.
— Мне пора.
Напольные часы показывали полчетвертого. Приеду домой — лягу спать. Просто забью на все. Охватили дикая апатия и усталость.
Не знаю, как я оказалась в коридоре. Голова все еще кружилась, но живот болел терпимо. На меня с ходу налетела Майя и, крепко обняв за талию, уткнулась носом в грудь. Я погладила девочку по спине.
— Все хорошо, Рыжик.
— Мне жаль, — сочувственно сказала Ева, стоящая неподалеку.
— Мне тоже, — улыбнулась я в ответ. — Ничего, не пропаду.
— Мы только вернулись. Отдыхали в Египте. Майя любит загорать, Мирослав каждый год нас вывозит.
— Я буду очень скучать, — сказала я, едва сдерживая слезы.
Защитница ничего не ответила и тоже меня обняла.
Когда мы вернулись в гостиную, все притихли. Я нашла взглядом Глеба и кивнула, как бы говоря, что все в порядке. На большее меня не хватило.
— Когда планируешь уехать? — тихо спросил Кирилл.
— Чего ждать? — усмехнулась я. — Сейчас отдышусь и поеду.
Я провернулась к Лине.
— В кухне над мойкой и в комнате, в комоде остались таблетки. Мне все равно уже ни к чему.
Деторожденная еле заметно кивнула и отвела взгляд. Понимала, наверное, что, если я вернусь в племя, она потеряет и дар, и привилегии. Что ж, теперь это ее крест.
Больше никто высказаться не торопился, только Глеб подошел и обнял меня за плечи. Я вызвала такси и в последний раз обвела гостиную взглядом. Тут я появилась маленькой и неопытной девчонкой. Здесь читала на диване, принимала колдуна, ждала воскрешенных атли, здесь ударила древнего, и он упал вон туда, на светлый ковер. Здесь у меня было последнее в атли видение.
Вся моя история — здесь. Здесь она и закончится.
— Ты можешь стать моей пророчицей, — внезапно сказал Эрик.
Он произнес это непринужденно, как бы между прочим, и я застыла, не понимая, как на это реагировать. Впрочем, непринужденно себя чувствовал только сам Эрик. Все молчали, а Влад выглядел так, словно готов наброситься на него с кулаками. Естественно, такой невиданной наглости не позволял себе никто.
Эрик повернулся к Владу и спокойно произнес:
— А что? Она ведь больше не атли — ты ее изгнал. Я лишь предлагаю ей безопасность и защиту.
И тут я поняла, осознала окончательно. Я больше не атли. Навсегда.
Стало тяжело в груди, дыхание сбилось. Я была здесь лишней.
— Ну, так как? — пристально глядя мне в лицо, спросил Эрик, и я отчетливо поняла, что хочу его ударить. Несмотря на слабость жилы, ладони зачесались, забылось все, чему учил Барт. — Или тебе нужно время подумать?
— Не нужно, — сдавленно ответила я и отвернулась. — Я не буду твоей пророчицей, советую агитировать кого-нибудь другого.
И, с шумом выдохнув, покинула дом. Последнее, что запомнила в тот вечер — пунцовое от стыда лицо Даши.
Домой приехала совершенно раздавленная. Позвонила Вике, и подруга тут же защебетала о том, какая я негодница, и что она сейчас приедет и все-все мне выскажет в лицо. Пререкаться сил не было и, положив трубку, я просто откинулась на спину и уставилась в потолок. Попыталась отрешиться от ноющей боли в животе и уснуть — не вышло.
