Дар

Чувствую себя курицей, которой только что отрубили голову, но она не готова падать замертво, а все еще носится по двору. Наивная. Ее тело все еще полагает, что живо, но нет.

Мысли... мысли... мысли...

Что дальше? Просидеть остаток дней взаперти или самостоятельно уменьшить их количество? Какой мне от них прок? Прожить сто лет с разорванной в клочья душой, умершим сердцем, подорванной психикой и явным физическим и психическим отклонением от нормы не очень-то весело. Может достаточно месяца подобной 'жизни'? А, может, обойтись неделей? До меня все равно никому нет дела, ровно как и мне до всех.

Бреду к окну. Вижу лунный огрызок и немного звезд. Они прекрасны. А если я попробую дотронуться до неба, у меня получится? У меня ведь есть крылья. Вот так встану на подоконник и-и-и... Взлечу. А, может, нет. Какая разница.

Ощущаю трепетное движение на спине. Они знают. Они чувствуют, что речь в моей голове идет о НИХ. Возможно, они боятся. Правильно делают.

Крылья. С них все началось и ими все должно закончиться. Они отобрали у нас с Максом почти месяц! Их в себе я ненавижу больше всего.

Подхожу к компьютерному столу. Включаю ноутбук. Сажусь в кресло и жду, пока мой недобитый товарищ полностью загрузится.

'Недобитый', похоже, так можно сейчас сказать и обо мне. Мысленно провожу прямую параллель между собой и потерпевшим от новшеств в моей жизни компьютером. Его до полусмерти избила я сама, интересно, кто то же самое проделал со мной? Кто на протяжении долгих дней ударяет всю меня об острые углы реальности и не совсем? Кому потребовалось полное мое уничтожение?

Компьютер готов к работе, а вот я...

Кап. Кап. Кап. Слезы на клавиатуре. Я и не поняла, что плачу.

Не вытираю их, пусть текут. Пусть влага вытечет из меня вся, без остатка. Наверное, так должно быть. Осознание того, что слезами ничего не исправить, не в состоянии побороть подсознательное чувство невосполнимой утраты. Сомневаюсь, что станет легче, но это обычная физиологическая потребность. Организм пытается избавить себя от боли. Наверное.

Мои пальцы едва касаются клавиш...

Тук, тук, тук.

Замираю на месте, пытаюсь уловить что-то знакомое в этом звуке, но это первая реакция. Вторая — злость и ненависть с небывалой скоростью срывают меня с кресла.

— Что вам от меня нужно?!!! — воплю и одновременно открываю входную дверь. Сердце выпрыгивает. Эмоции зашкаливают. — Мне не нужны ваши долбаные пись...

Осекаюсь. Вместо ожидаемой пустоты и валяющегося на полу белоснежного конверта, мои глаза встречаются с парой чужих.

— Вечер добрый. — На моем пороге стоят два полицейских, и я прекрасно знаю по какой причине, но им это знать не обязательно.

— Добрый. — Сухо отвечаю я.

Парень по-моложе стоит на полшага дальше и как бы прячется за спиной статного мужчины с раскрасневшимся лицом, который продолжает вести со мной беседу.

— Сара Андреевна Лиса?

— Андроновна.

— Что, простите?

— Андреевна — это не обо мне. Я — Андроновна.

Мужчина с растерянной улыбкой достает из кармана небольшой блокнот и несколько секунд внимательно изучает одну из страниц.

— Простите. Действительно Андроновна. — Парень позади почти хихикает, а поймав на себе мой взгляд, виновато прячет глаза. — Вы были знакомы с... — мужчина прочищает горло от несуществующего мусора, — с Максимом Александровичем Лайковым?

— Да.

Сердце сжимается. Безумно хочется хлопнуть дверью, избавив тем самым мужчину от неприятного исполнения долга, а я и без их официального извещения знаю гораздо больше. Это я тоже в себе ненавижу.

Дальше слушаю все как в тумане, отвечая 'да' или 'нет' на все задаваемые вопросы, которые не вернут мне Макса и, ровным счетом, не имеют для меня никакого значения.

— Товарищ полицейский, а вам доводилось когда-нибудь вести дело '?666'? — задумчиво шепчу я глядя сквозь полицейских, не осознавая собственных слов до конца, и тут же наблюдаю, как меняются в лице оба служителя закона.

— Вы это о чем?

— Да так... — приходя в себя, делаю легкие отрицательные движения головой. — Забудьте.

Мужчины едва уловимо переглядываются исподлобья.

— Ничего, бывает. — Старший сотрудник, снова прокашлявшись, продолжает. — Знаете, а ведь никому, пока, не понятно, по какой причине в этом месте асфальт ушел под землю. То ли грунтовые воды виной этой трагедии, то ли старые коммуникационные пути... Но, слава Богу, кроме пассажиров красной 'тойоты', пострадавших больше нет.

— Что ж, действительно 'слава Богу'. — Я иронично подвожу черту и впиваюсь взглядом в немного выцветшие глаза напротив.

— Простите, — только после моих слов до полицейского дошло, как жесток по отношению ко мне его облегченный вздох. — Я не...

— Ничего. Все в порядке. Ведь в самом деле 'слава Богу', что погибших только двое, а не десять, двадцать, сто человек. Но знаете, офицер... По мне, так пусть бы этот гребаный асфальт забрал с собой хоть две, а то и три сотни незнакомых мне людей, а не моего мужчину. Вот тогда бы для меня было это самое — СЛАВА БОГУ!

Я яростно захлопываю дверь и только после того, как с моих глаз скрылись оторопевшие полицейские лица до меня доходит — боль решила выбраться из меня наружу через агрессию. Видно скупые слезы мало чем ей помогли. Такой я себя не помню. Даже когда на десятую долю бала меня обошла Ламара Дадиани, тем самым отняв у меня золото. Еще чуть-чуть и я бы набросилась на полицейского с кулаками. Надеюсь, мужчины в форме все поймут. Эти двое ни в чем не виноваты, они просто радуются, что трупов на их участке всего два. Но с другой стороны — мне безразличны их мысли на мой счет, поскольку мне в самом деле было бы намного проще пережить смерть посторонних людей, пусть и в глобальном масштабе. Всем нам живется легко, пока некие проблемы не затрагивают наши личные интересы. Сотни парней умирают на войне в далекой Африке — ну и что с того? Мои-то родные и близкие рядом. Маньяк насилует и расчленяет соседских детей — слава Богу не мою Наташку и Зинку. Безжалостный смерч уничтожает сотни домов и их жителям, мирно спящим в это время в своих кроватях, никогда больше не увидеть солнечного света — хорошо, что я живу в стране, где нет места подобным стихиям. А вот когда под колесами грузовика погибает твой любимый песик — это трагедия, которая разрывает сердце, потому что оно безумно любит это бесполезное, но такое родное создание и плевать тебе на весь белый мир. Так уж мы устроены. А когда смерть забирает само сердце, есть ли смысл в дальнейшем существовании?

Бреду к ноутбуку.

Для себя я уже нашла единственно верное решение. Все пошло наперекосяк в моей жизни с появлением в ней крыльев, и я положу этому конец. Уверена — два огромных серых отростка за моей спиной причина всех моих бед. Я должна от них избавиться. Я не могу продолжать подобную жизнь. Я хочу стать нормальной. Глупо надеяться, что с исчезновение на моей спине этих проклятых крыльев все враз встанет на свои места, но я уже ни на что не надеюсь. Я просто хочу вырезать их из своего тела, как вырезают раковую опухоль. Пусть я стану нормальной хотя бы для смерти. Я родилась человеком и покидать этот мир монстром не готова.

В самые первые дни я самостоятельно пыталась удалить непонятные отростки, но это все равно, что самому себе попытаться вырвать позвоночник или кадык, или любую другую часть тела. Без анестезии и хирурга удается избавляться только от нежелательной растительности и угрей, и то не во всех случаях.

Компьютер. Интернет. Поиск.

Реклама клиники пластической хирургии 'Новое тело' гласит: 'Мы исправим любой ваш недостаток. Не красивым быть не модно'. Реклама другой клиники более лаконична: 'Тело не проблема'. Еще одно учреждение хвастает: 'Мы не только можем укоротить длину, но и увеличить. Удаляем не только ребра и родимые пятна, а даже рога'. Оригинально. Интересно, что они скажут на счет моего недостатка?

Обзваниваю с десяток разных клиник. Останавливаю выбор на неприглядной, на первый взгляд. Никаких многообещающих лозунгов и кричащей рекламы. Коротко и ясно: 'ИДЕАЛ'. Внимательно изучаю их сайт. Много разнообразной информации, совершенно бесполезной в моем случае. Внизу, маленьким шрифтом написано самое важное: 'Конфиденциальность гарантируем'. Все. Выбор сделан.

Прекращаю поиски.

Слава Богу, они работают круглосуточно и без выходных. Звоню. Записываюсь на прием к специалисту. Проблему не уточняю, да и милый голосок не интересовал этот вопрос.

На спине тут же начинается бурный протест. Моим новым конечностям явно не нравятся мои мысли, слова, и намерения. Одежда судорожно вздымается и я понимаю, если не избавлюсь от нее, совсем скоро мощь и сила превратит ее в лохмотья.

Ложу трубку. Практически одним движением оставляю себя в одном лифчике. ОНИ торжествуют, а я беспомощно падаю на ковер. Ни на что кроме слез сил нет. Предопределенность и безысходность все же ломают меня.

Вою. Кричу. Сбиваю о пол руки в кровь. Не хочу больше видеть смерти. Не хочу быть бесполезным посредником у смерти. Не хочу видеть сны. Не хочу не спать. Не хочу оставаясь живой НЕ ЖИТЬ!

Сижу на полу, поджав под себя колени. Запрокидываю вверх голову. Комнату содрогает нечеловеческий крик в котором я не узнаю свой собственный голос.

— Верните мне мою жизнь! Слышите?!!! Верните МНЕ-МОЮ-ЖИЗНЬ!..

Ладони опускаются на заплаканное лицо и я чувствую... чувствую... как кто-то нежно-нежно обнимает меня за плечи. Всю меня обдает теплом, невидимым и необъяснимым. Моя кожа греется в ласковых объятьях... крыльев. Я не контролирую эти действия. Пара МОИХ крыльев, словно одеяло из самого нежного кашемира укутывают меня всю. Чувствую себя беззащитной куколкой в нежном и заботливом коконе. Но это не спасает. Я продолжаю их ненавидеть!

Роняю себя на пол целиком. Будто меня просто толкнули. Крылья не отпускают, но... если повезет, уже через несколько дней, может быть — часов, я избавлюсь от этой пусть прекрасной, но все же мерзости за спиной. Пусть их вырежут. Вырвут. Выжгут. Мне все равно, только бы стать такой, какой была рождена — без физических отклонений. Не хочу быть делом с порядковым номером '666'.

Беру в руки мобильный. Скручиваюсь на ковре, как дворняжка у дверей подъезда, в самый маленький и тугой комочек. Крылья отступают, будто понимая — их тепло не изменит моего решения. Это в очередной раз происходит неконтролируемо, они просто складываются в ложбинке между лопаток. Я почти готова умереть именно так.

Телефон. Галерея. Масик.

Нахожу в телефоне фотографии Макса, много фотографий. Листаю. Не верю, что больше не будет этих глаз, не будет этих губ, не стало родных рук... Во всех уголках его тела искрится жизнь. В бездонных радужках утопает весь мир. Очаровательная улыбка не может не проникнуть в самую душу. По его венам течет ЖИЗНЬ. Но теперь всего этого нет. Просто НЕТ.

Ненавижу себя за то, что весь прошлый месяц умышленно избегала его. Пусть бы он сразу все знал. Пусть бы еще тогда принял меня или оттолкнул, но сейчас у меня было бы почти на тридцать дней проведенных с любимым человеком больше. А теперь его нет... нет... нет...

НЕТ!!! Я не согласна с реальностью!

Телефон завибрировал слишком неожиданно. Мама Макса. Не хочу с ней разговаривать. Не хочу слышать ее рыданий. Не хочу лишний раз терзать обрывки собственной души. Не хочу знать в каком он морге. Не хочу ничего слышать о похоронах. Не хочу видеть его не живым. НЕ-ХО-ЧУ, и никто меня не заставит.

Так и засыпаю — с миллионом 'не хочу' в голове, мобильным в руках и любимыми глазами в пока еще стучащем собственном сердце, которое осиротело. Удары ЕГО сердца, мне больше не суждено услышать никогда. Нашим сердцам не суждено больше биться в унисон — никогда.

НИКОГДА — как же безжалостно звучит теперь это слово. Сейчас особо хочется верить в фразу 'Никогда не говори никогда'. Мне так хочется в нее верить но... я не на столько безумна.

Сон пришел быстро. Как ни странно, он не стал кошмаром. Мое тело нашедшее приют на полу собственного дома, в конце концов, обрело и покой.

Глава 18

Утро. Душ.

Разглядываю себя в зеркале. Цвет лица по-прежнему нездоровый, волосы опять напоминают смазанные маслом провода. Лицо немного припухшее, кожа вокруг глаз раскрасневшаяся, как и кончик носа. Сама себе напомнила таксиста-азиата с такими же щелями вместо глаз, и это воспоминание повлекло за собой другое — 'Вишня не просит богов залечить раны от топора. Со временем на ее стволе и так все зарастает новой корой'. Он знал. Этот таксист все знал.

Нет. Я просто накручиваю себя. Ии-и-и, я не вишня.

Возвращаю мысли в собственную ванную комнату. Глаза скользят по телу вниз. Крылья. За эти дни они заметно увеличились в размере. Если так пойдет и дальше, через какую-то неделю, они просто будут волочиться по земле. В зеркале наблюдаю красивый отблеск. Свет от лампочки скользит по перьям и играет волшебными красками, переливаясь на моей спине, словно в калейдоскопе. ОНИ великолепны. Я бы могла бесконечно любоваться этими серыми переливами перьев, если бы они росли не у меня между лопаток. Макс был прав — они прекрасны, но это не спасет их от задуманного мною.

Тук. Тук. Тук.

В миг, когда мое нагое тело поспешно передвигается по коридору, стремясь скользнуть в комнату, в дверь постучали.

Замираю.

Сердце начинает стучать быстрее. Едва сдерживаю себя от порыва распахнуть эту чертову дверь, но вовремя вспоминаю, что из одежды на мне только два крыла.

Возвращаюсь в ванную за халатом.

Открываю дверь. Вдруг это полиция, или мама Макса? Может кто с работы?

Пытаюсь успокоить себя, как могу, но... За дверью в этот раз пусто.

Наклоняю голову. Мне потребовалось не больше двух секунд, чтобы заметить белый конверт на полу.

Распечатываю послание не отходя от двери, а просто прикрыв ее.

'Внучка, прости, но это должно было случиться. Такова судьба этого юноши. Прими это.

Но сейчас не об этом ведь я знаю, что со временем это тебе удастся.

Повыбрось дурь из головы. Ты ищешь выход там, где его нет. Ты растрачиваешь собственное время не на ТО. Позволь жизни течь по нужному руслу. Избавление ничем тебе не поможет, поверь.

Не пытайся избавиться ни от дара ЖИТЬ ни от дара ЖИТЬ особой жизнью. Не в твоей власти лишить себя того, к чему ты не причастна. Ты только все усложнишь и сделаешь собственную жизнь невыносимой. Найди в своем сердце смирение. Ты не простая девушка и тебе больше никогда не стать одной из сотен и миллионов простых смертных. Ты выше обычного существования и тебе дано много больше. Миллионы мечтают о твоей участи, пытаясь отыскать в себе то, чем им никогда не обладать. Что же делаешь ты?

Прошу, оставайся дома, не поступай так, как задумала.

С любовью в сердце твой прадедушка Гавриил'.

С яростью пытаясь разорвать письмо на миллион маленьких кусочков, я вскидываю голову вверх:

— Я усложню собственную жизнь и сделаю ее невыносимой? Это Я сделаю ее невыносимой? Вы что там все ослепли?