— Понятно. — Кенходэну удалось сохранить свой голос на удивление ровным, но его лицо болело от подавления усмешки, когда он попытался представить Базела в роли измученного мужа, "обсуждающего" что-то с холодной и независимой Лианой. Это было на удивление легко. Что было трудно, так это представить, что он выиграет спор, но следующие слова Гвинны все объяснили.
— Мама не путешествует с папой так часто, как раньше. Я думаю, она беспокоится о том, чтобы оставить меня с Фармой и Лентосом. Она говорит, что я сведу с ума любого, если им придется долго заботиться обо мне без того, чтобы их спасали.
— Я могу это понять, — сказал он с чувством.
— Я тоже.
Она пошевелила ушами, пугающе похожая на своего отца, и озорно ухмыльнулась.
— Дай мне взглянуть, — сказал Кенходэн. — Я встретил Фарму — это она вон там, не так ли? — Он указал на темноволосую женщину-градани средних лет в клетчатом фартуке, и Гвинна кивнула. — Но я не думаю, что встречался с Лентосом.
— О, он уехал на этой неделе. Он мой учитель из Академии. Он милый, но ему, должно быть, почти столько же лет, сколько Венситу, и он дает такие хорошие советы, что я едва могу их вынести.
— Понятно, — вежливо сказал Кенходэн. Ему не приходило в голову, что Гвинна может быть достаточно взрослой для обучения. Он улыбнулся ей, тронутый сочетанием ее не по годам развитого ума и причудливости — и втайне сочувствуя воспитателю, ответственному за нее. — Наверняка он делает это только потому, что это тебе нужно знать.
— О, я знаю это. — Гвинна беззаботно махнула рукой. — Но я действительно хотела поговорить о прошлой ночи. Я хотела извиниться за то, что уронила твое рагу.
— Все в порядке. Ты же принесла мне еще одну миску.
— Знаю. Я просто хотела, чтобы ты понял, что это было только потому, что твои шрамы удивили меня. Я имею в виду, у папы тоже много чего есть, но не такие. — Ее брови обеспокоенно нахмурились, но его улыбающийся кивок волшебным образом стер это. — Хорошо! Я бы не хотела, чтобы ты думал, что они напугали меня или что-то в этом роде. Ну, во всяком случае, не так уж много. — Она наклонилась ближе, чтобы прошептать ему на ухо. — Раньше я думала, что у папы все шрамы, какие только бывают, но у него их не так много, как у тебя. Хотя я не думаю, что они уродливые или что-то в этом роде. Они просто удивили меня, вот и все.
— Они меня самого удивили, — сказал он ей с определенной долей искренности.
— Значит, ты не злишься на меня? Правда?
— Правда, — заверил он ее, и она вздохнула с облегчением и улыбнулась.
— Хорошо! Потому что я бы хотела, чтобы ты кое-что сделал для меня, когда пойдешь с папой.
— Сделал что?
Его позабавило ее предположение, что он идет с Базелом, а не наоборот, но он тщательно скрыл это.
— Ну... — Гвинна провела кончиком пальца по столу, внимательно изучая свой невидимый рисунок. — Фарма знает много историй, и она иногда рассказывает их на кухне. Лентос знает больше, но его рассказы не так интересны, потому что он всегда рассказывает только о том, что произошло на самом деле. Но Фарма говорит, что воины обычно носили с собой вещи, чтобы помнить о женщинах дома. Она говорит, что они называли это "любезностями", и это были такие вещи, как носовые платки или вуали. — Ее губы презрительно скривились. — Я думаю, что это глупые вещи, чтобы с ними пускаться в приключение!
— Я тоже, — серьезно сказал он, и она посмотрела на него с подозрением.
— Ну, это глупо — брать бесполезные вещи. Что хорошего в носовом платке, если только вам не нужно высморкаться? Но я подумала, что было бы неплохо, если бы кто-то получил от меня полезное. Я знаю, что я еще не леди... — Она замолчала с серебристым смешком. — Мама говорит, что я никогда не буду леди, но я думаю, что она ошибается, и Венсит тоже. В любом случае, я хотела бы знать, не согласишься ли ты оказать мне услугу?
Ее голубые глаза смотрели очень серьезно, и он был глубоко тронут, как будто теплый палец коснулся его холодного, страдающего амнезией мира. Он почувствовал прилив благодарной нежности... и желания защитить.
— Для меня было бы честью нести твою милость, леди Гвинна.
— Ты не возражаешь, что мне всего десять? — с тревогой спросила она. — Мне будет одиннадцать через несколько недель.
— Я совсем не возражаю, — сказал он ей торжественно.
— Ну, хорошо! Я имею в виду, ты единственный, кого я могу спросить. Я не могу спросить папу, потому что он уже папа. А Венсит... ну, он просто Венсит. Я не могу представить его на месте кого-то другого. Даже для меня.
— Понимаю, — сказал Кенходэн, но на самом деле это было не так. Он сам чувствовал присутствие девушки, острое осознание счастливой дьявольщины, которая следовала за ней повсюду. Он даже не был удивлен собственным чувством защищенности, но все же казалось странным видеть такую нежность от древнего волшебника, а выбор слов Гвинны наводил на мысль о чем-то еще более глубоком.
Не придавай слишком большого значения вещам, упрекнул он себя. Очевидно, что он, Базел и Лиана близки. Наверное, это просто дружба.
— Я так и думала, — весело сказала Гвинна, — и не дам тебе ничего глупого. Я принесла кое-что особенное. Вот!
Она протянула ему прямой тяжелый предмет длиной пятнадцать или шестнадцать дюймов. Он был завернут в промасленный шелк и утяжелял его руку с твердостью закаленной стали. Он мгновенно узнал кинжал, и его брови поползли вверх.
— Мама и папа подарили его мне два года назад. Если бы мы все еще были на Равнине Ветров, я бы уже тренировалась как дева войны, поэтому мама сказала, что я могу начать здесь, и Лентос согласился. Это тяжело, но и весело тоже. Но это особенное — корсарский кинжал, который капитан Брандарк привез из своего последнего большого морского сражения, когда он еще был капитаном папиного корабля. Он подарил его маме на память, когда купил свой первый корабль. Я подумал, что ты захочешь его заполучить, раз у тебя уже есть его старый меч. И это будет намного полезнее, чем дурацкий старый носовой платок!
Ее презрение было испепеляющим.
— Я согласен, — сказал он, тронутый ее твердолобым практицизмом.
Он развернул вложенный в ножны кинжал, вытащил лезвие и внимательно осмотрел его. Он понял, как он мог попасть от корсара, но это была работа гномов, и выдающийся пример ее. На нем был волнистый узор закаленной стали, а обоюдоострое лезвие было достаточно острым, чтобы рассекать ветер.
Он поднял глаза и обнаружил, что она смотрит на него с некоторой тревогой, и убрал оружие обратно в ножны. Затем он встал, расстегнул пояс и продел свободный конец в петлю на поясе ножен. Он снова застегнул его и снова сел на скамейку.
— Я буду повсюду носить с собой твою любимую вещь, леди Гвинна, — серьезно сказал он ей.
— Хорошо!
Она похлопала его по локтю и спустилась вниз, чтобы помочь убрать со стола, а Кенходэн поднял глаза и встретился взглядом с Базелом. Градани задумчиво смерил его взглядом, затем перевел его на дочь. Кенходэн почувствовал себя немного смущенным неистовой любовью на лице Базела, но там было и что-то еще. Возможно, необъяснимая печаль.
— Она хорошая девушка, — мягко сказал Базел.
— Да, это так, — согласился Кенходэн.
Базел резко кивнул. Затем он шумно осушил свою кружку, со стуком поставил ее пустой на стол, поймал взгляд Венсита и мотнул головой в сторону двери.
— Юный Фролах хотел найти Брандарка. Он говорит, что Брандарк сказал ему, что он рад предоставить нам место на корабле до Мэн-Хоум, поскольку он отправляется туда с грузом. Если мы пожелаем, он перенесет нас дальше — скажем, на Коуст-Гард. Но, по-моему, ты был бы не прочь проделать последний остаток пути по суше?
— Хорошая мысль, — согласился Венсит. — Столь беспокойные торговцы Энгтира будут избегать портов, поэтому любое прибытие на корабле, безусловно, привлечет внимание. Вместо этого мы можем отправиться по суше через Саут-Уолл.
— Так я и думал, — кивнул Базел. — Что ты скажешь, Кенходэн?
— Один маршрут такой же, как и другой. — Кенходэн пожал плечами: — Кажется, я немного припоминаю об Энгтире, но недостаточно, чтобы делать предложения.
— Да. — Базел вытащил часы из кармана и взглянул на них, затем встал. — Что ж, тогда давай откланяемся, и я расскажу тебе все, что смогу об Энгтире, пока мы будем идти.
Кенходэн и Венсит поднялись вместе с ним и начали собирать снаряжение, собранное Лианой, пока они спали. У каждого было свое личное оружие, но Лиана также снабдила Кенходэна длинным луком из вондерландского тиса. Базел нес огромный составной конный лук (который, как подозревал Кенходэн, намного превосходил его собственные силы), но Венсит не просил и ему не предлагали метательное оружие.
Новый лук пришелся Кенходэну по вкусу. Это было великолепное оружие, и хотя у него еще не было возможности попробовать его, он почувствовал нечто вроде естественной привязанности к нему — почти, но не совсем, как то, что он почувствовал прошлой ночью к старому мечу Брандарка — в тот момент, когда прикоснулся к нему. Он был не самым тяжелым, с чем он мог справиться, но рукам было приятно, и ему нравилось, как податливо дерево поддается его мышцам. Вондерланд давал лучших лучников империи, и они были одной из причин, по которой даже самая тяжелая кавалерия проявляла глубокое уважение к армии воинов империи Топора.
В дополнение к оружию у каждого был тяжелый рюкзак с концентрированной пищей, две или три смены одежды и два одеяла, а также другие предметы первой необходимости, необходимые для комфортного путешествия. Кенходэн пристегнул к поясу свою бутылку с водой и проверил свою зажигалку, наполненную угольным маслом, и маленький мешочек с лекарствами, на которых Лиана настояла, чтобы каждый из них носил с собой. Очевидно, она знала, что нужно для быстрого, но комфортного передвижения по пересеченной местности. Что, подумал он, ни в малейшей степени не должно было его удивлять в деве войны, командующей тысячей.
Он с сомнением посмотрел на свои тяжелые сапоги для верховой езды. Их едва ли можно было назвать новыми, но они все еще были пригодны для использования — по крайней мере, после небольшой починки, — и все же они казались неуместными на корабле. И он не хотел тащиться в них слишком много лиг.
— Не волнуйся, — сказал Базел, проследив за его взглядом и мыслями. — Возможно, они не слишком приспособлены для пеших прогулок, но как только мы доберемся до Мэн-Хоум, нам понадобятся лошади.
— Ах, да. Лошади. — Тон Кенходэна был уклончивым, и Базел ухмыльнулся ему.
— Не беспокойся ни о чем, Кенходэн. Много лет назад народ Лианы научил меня, что они гораздо лучше смотрятся под задней частью мужчины, чем в его животе.
— Я задавался этим вопросом, — признался Кенходэн.
— Да, я подумал, как ты мог бы. — Базел хлопнул его по плечу. — Имей в виду, я думаю, что у Уолшарно и Гейрфрессы нашлось бы для меня пару острых словечек, если бы я не понял это прямо! Но теперь, если ты меня извинишь?
Градани заключил свою жену и дочь в общие объятия. Гвинна смахнула несколько слезинок и крепко обняла его, но при этом казалась уверенной, что ее отец справится со всем, с чем столкнется. Лиана была менее плаксивой, но в ее напряженных глазах читалось более четкое понимание риска.
— На этот раз только маленькие кусочки шкуры! — предупредила она его.
— Не хватит, чтобы залатать ботинок, — пообещал он. — Мне нужна та, что у меня есть — у меня большие кости, чтобы было их чем оборачивать.
— Вижу, ты помнишь! — Она яростно дернула его за уши, ее глаза заблестели.
— И как я могу забыть, когда ты так готова сделать это для меня, если я должен? — Он поцеловал ее в последний раз и поставил на ноги, затем повернулся к своей дочери. — Гвинна, ты присматривай за своей матерью.
— Как всегда, папа, — скромно пообещала она.
— Не надо мне "как всегда", негодница! Я сказал присматривать за ней!
— Да, папа.
Она хихикнула, и Базел нахмурился, глядя на нее. Она только ухмыльнулась в ответ, на щеках появились ямочки, а уши слегка подергивались от удовольствия. Он вздохнул и закрыл глаза в притворном раздражении, затем улыбнулся в ответ и коснулся ее щеки.
— Тогда ладно, — сказал он более мягко и повернулся обратно к своим спутникам. — Поехали — если мы не хотим пропустить прилив, Брандарк спалит мою шкуру раньше, чем это сделает Лиана!
Троица бодро двинулась в путь. Свежий после дождя воздух был прохладен у них в ушах, а солнце светило ярко. Рабочие трудились, заменяя разбитые окна и сломанную дверь, их трезвые выражения красноречиво свидетельствовали об их мнении о событиях ночи. Распространенное белхэйданское убеждение гласило, что предлагать какой-либо вид насилия кому-либо на территории Базела выходило далеко за рамки глупости. Нападение на его собственную семью было настолько близко к самоубийству, насколько это вообще возможно. И все же их трезвость объяснялась не столько тем фактом, что кто-то был достаточно безумен, чтобы попытаться это сделать, сколько тем фактом, что, несмотря на весь ущерб, охране было доставлено только одно тело. Но когда они увидели Венсита, поднялся новый шепот. Все они уважали Базела, и репутация Венсита была известна по всей Норфрессе, но они, по понятным причинам, стремились держать такого рискованного гражданина как можно дальше от своего города.
Базел обменялся парой слов с их бригадиром, прежде чем уйти по улице, и Кенходэна позабавило, как глаза мужчины провожали Венсита, проходившего мимо. Он почти чувствовал, как у мастера чешутся пальцы нарисовать знак против зла, но благоговейный страх перед волшебником явно сдерживал его.
Кенходэну жаль было расставаться с "Железным топором". В некотором смысле, это был единственный дом, который он когда-либо знал, и Базел, и Лиана — и Гвинна — приняли его по-настоящему радушно. Он положил руку на рукоять кинжала у себя на поясе, и теплое осознание принятия окутало лед его отсутствующей памяти. Но он заметил, что Базел ни разу не оглянулся. Спина градани была прямой, как пика, когда он шел по улице, но его уши — выразительные, как всегда, — были полуобернуты, как будто он улавливал любой звук сзади, когда он удалялся.
Кенходэн пожалел, что не помнит, как любил кого-то так сильно.
* * *
Оживленные улицы были для Кенходэна сном наяву.
Каждое зрелище было новым, таким же свежим, как воздух, которым он дышал, но ни одно из них не было полностью вырвано из контекста. Это было так, как будто он читал по крупицам о сотне предметов, а не так, как если бы он действительно видел или испытал их на себе. Он знал, что Белхэйдан был одним из крупнейших городов Норфрессы, но широкая, чистая улица была для него совершенно новой, и аккуратные здания с яркими крышами, смешанные с магазинами и домами, врытыми в глубь гор, восхищали его. Прохладный воздух северной весны был подобен вину, а жизненная сила, бурлящая вокруг него, доставляла ему удовольствие, которое он не мог описать. Это было почти... собственническое чувство, как будто Белхэйдан принадлежал ему и только ему, как продукт его собственных трудов.
