Дэвид Вебер "Брат по мечу" (Бог войны)

Уолшарно кивнул, и Базел нахмурился еще сильнее. Хотя Шарна не мог скрыть вход от него или Уолшарно тайными средствами, его все еще можно было скрыть физически, и между лопатками Базела возникло неприятное ощущение мурашек.

— Что ж, — вздохнул он, — я думаю, есть только один способ выяснить, что у них на уме.

* * *

Было удивительно, насколько тихим может быть что-то размером с сотойского скакуна, когда оно прикладывает к этому усилия. Способность Уолшарно передвигаться почти беззвучно, даже сквозь подлесок, всегда впечатляла Базела. Он сам потратил годы, оттачивая свою способность делать то же самое, и он был намного меньше жеребца, всего с двумя ногами в придачу. Несмотря на это, Уолшарно производил немногим больше шума, чем он произвел бы сам, и те звуки, которые они издавали, терялись во вздохах неуклонно усиливающегося ночного ветра.

Глухо прогрохотал гром, и далеко на востоке на фоне облаков блеснула бело-голубая молния. Гроза приближалась, и было что-то почти успокаивающее в естественной силе надвигающегося шторма.

Ни одному всаднику ветра и в голову не пришло бы воспользоваться поводьями, и ни один скакун не потерпел бы такой дерзости, если бы это случилось. И ничего столь грубого не требовалось. Уолшарно был связан с Базелом, их мысли мелькали взад и вперед почти так, как если бы они были единым существом. Базелу не было необходимости указывать Уолшарно, куда идти, или Уолшарно сообщать Базелу, куда они направляются.

Что, размышлял Базел, накладывая стрелу на тетиву, также оставляло обе его руки свободными для других целей.

Уолшарно выбрался из последних нескольких футов подлеска, окаймлявшего русло ручья, и начал подниматься по склону так же тихо и осторожно. Ощущение зла, вытекающего из отверстия туннеля, разлилось по склону холма подобно вязкому приливу, черному, как смола, и такому же липкому. Жеребец устремился навстречу потоку, устремляясь вверх, и Базел почувствовал, как они вдвоем погружаются в еще более глубокое слияние.

<Сейчас, брат?>

— Не совсем, — пробормотал Базел в ответ. — Давай подойдем как можно ближе, прежде чем...

Ночь внезапно разлетелась вдребезги, когда что-то еще более темное и почерневшее, чем было на самом деле, и почти такое же огромное вырвалось из устья туннеля. Разум Базела настаивал на том, что оно никак не могло протиснуться в отверстие такого размера, как огромные сегментированные паукообразные ноги — чернее черного, но светящиеся болезненным зеленым светом для глаз, которые могли видеть, — и ребристые крылья, похожие на крылья летучей мыши, раскрылись сами собой. Голова, которая принадлежала чему-то из черных, как ночь, глубин, куда никогда не проникал солнечный свет, открыла пасть, обнажив изогнутые клыки длиной в половину Базела, и демон, яростно завопив, бросился вниз по склону холма к ним со всей невозможной быстротой, свойственной порождениям его ада.

— Томанак! — проревел Базел в ответ и услышал дерзкий вызов Уолшарно, эхом отдающийся глубоко внутри него. Чистая голубая корона Томанака внезапно вспыхнула вокруг них обоих, и Базел протянул руку. Это было так, как если бы он протянул одну руку Томанаку, а другую — Уолшарно, и его пронзил электрический разряд, когда их руки потянулись назад.

— Томанак! — крикнул он еще раз, черпая эту общую силу и поддержку глубоко в себе, даже когда он призвал к себе трансцендентную силу Ража.

Его лук запел с музыкальным, щебечущим щелчком. Боевая стрела со стальным наконечником сорвалась с тетивы, и лазурная сила Томанака коснулась ее. Она пронеслась сквозь ночь, как голубой метеор, и демон снова завизжал — на этот раз не только от боли, но и от ярости, — когда метеор врезался в его длинную, извилистую шею. Он ударил чуть ниже головы, и в месте удара вспыхнул ослепительный свет.

Отвратительное существо замахало головой в явной муке, но его атака почти не замедлилась, и Уолшарно, развернувшись на задних ногах, затем пустился в полный галоп со скоростью, с которой, возможно, мог сравниться только другой скакун.

Дни, когда Базел сидел в седле, как брошенный мешок с мукой, давно прошли. Он и его конь были единым существом, и его правая рука метнулась к колчану на поясе. Еще одна стрела безупречно легла на тетиву, и он прицелился, натянул и выпустил ее одним плавным движением.

Еще одна сине-пылающая стрела просвистела в ночи, но на этот раз демон не был застигнут врасплох. В прошлом простые стрелы никогда не представляли для него угрозы. Они бесполезно и безвредно отскакивали от его твердой чешуи и толстого панциря, но эти стрелы действительно были совсем другим делом. Они не только могли легко просверлить его броню, но и взрывались глубоко в его неестественной плоти, как молнии, когда они это делали. И все же это был один из величайших демонов Шарны. Он был чем-то большим простого аппетита. Он был способен мыслить. Он мог учиться на собственном опыте и понял, что эти стрелы могут причинить ему боль, поэтому увернулся в сторону с быстротой ящерицы, свойственной его породе. Он не смог полностью уклониться от стрелы — она была выпущена Базелом Бахнаксоном с расстояния менее пятидесяти ярдов, — но вместо этого стальной наконечник, который должен был попасть ему в горло почти поверх первоначальной раны, истекающей ихором, попал ему в грудь.

Демон пошатнулся, взвыв от новой боли и ярости, но не упал. Вместо этого он снова подобрал под себя ноги, взмахнул крыльями для равновесия и сделал выпад. Ветер от этих хлопающих крыльев налетел на Базела и Уолшарно, как какой-то дурно пахнущий ураган, и времени на еще один выстрел не было. Базел опустил лук и поднял руки, призывая свой клинок, и пять футов полированной стали вспыхнули синей яростью бога войны.

— Томанак!

Уолшарно бросился навстречу демону, выкрикивая бессловесный свист своего собственного боевого клича, и сверкающий меч зашипел, опускаясь в двуручном ударе, как собственная булава Томанака.

Демон в самый последний момент отклонил голову в сторону, и вместо этого меч Базела врезался в одно из его крыльев. Фонтан голубого света взметнулся вверх, демон взвизгнул, и Уолшарно развернулся с гибкой, невозможной грацией. Он вильнул в сторону, и оба задних копыта ударили, вспыхнув тем же синим светом, что и меч Базела. Они ударили демона в бок с ужасным, оглушительным "КРЭК!" раскалывающегося панциря и нового извержения голубой молнии.

Даже более могущественный демон не смог бы оправиться от этого удара. Существо дернулось вбок, споткнувшись, едва не упав, с новым криком боли. Уолшарно резко развернулся к нему мордой, и на этот раз демон собирался медленнее. Он колебался, присев на задние лапы, шипя и пузырясь от смешанной ярости и муки. Уолшарно направился к нему, и он действительно попятился, бочком, склонив голову набок, наблюдая за своими врагами.

<Что-то не так.>

Базел и Уолшарно были слишком тесно связаны, чтобы градани мог с уверенностью сказать, от кого из них исходила эта мысль, но он знал, что она была точной. Он сражался с демонами Шарны раньше, и ни один из них никогда не реагировал так, как этот. Он буквально чувствовал его ненависть, его потребность атаковать, несмотря на мучительные раны, которые они с Уолшарно уже нанесли, но вместо этого тот продолжал отступать. Он не должен был этого делать. Какими бы болезненными ни были его раны, они были далеки от того, чтобы вывести его из строя, и их мучения только разжигали пылающую ярость и ненависть демона. Так почему же?..

А потом реальность внезапно исказилась.

<Позади нас!>

На этот раз сомнений не было; мысленное предупреждение исходило от Уолшарно, а не от Базела, когда позади них открылось тщательно подготовленное заклинание. Несмотря на весь их опыт, ни один из защитников не следил за Карнэйдосой и ее поклонниками. Их внимание было полностью сосредоточено на Шарне и угрозе демона прямо перед ними, и идеально рассчитанное исполнение заклинания застало их врасплох. Твердая земля осыпалась, когда Тримэйла и Ретак открыли ворота между сердцем погребенного храма Чердана и холмом прямо за Уолшарно и Базелом. Из отверстия вырвалась отвратительная вонь, а вместе с ней — ураган свежих клыков, крыльев и когтей, когда второй демон бросился прямо им в спины.

XI

— Поверни направо, Джек, — предложил Кен Хоутон, когда БТ пробирался сквозь спутанный подлесок. — Тот склон более пологий. Похоже, там, вероятно, есть канал для стока с той гряды холмов. Видишь большой валун около двух часов?

— Да. Как бы то ни было, — проворчал Машита.

— Это на левом краю канала. Видишь?

— О, я все правильно понимаю, босс. Я просто не знаю, смогу ли я затащить эту сучку наверх!

— Что ж, Венсит говорит, что нам нужно идти именно туда, и я знаю, что ты всегда лучше всего действуешь под давлением, — ободряюще сказал Хоутон.

— Ну и дела, спасибо! Почему бы просто не приставить пистолет к моей голове и не покончить с этим?

Хоутон усмехнулся, но правда заключалась в том, что Джек был прав. Сержанту-артиллеристу Хоутону многое нравилось в БТ-25, но, несмотря на все это, у "Крутой мамы" были свои недостатки. Во-первых, ни одна колесная машина не могла поворачивать так резко, как полностью гусеничная армейская "Брэдли". Та могла буквально крутиться на месте, поворачиваясь на триста шестьдесят градусов по своей длине, в то время как любое колесное транспортное средство должно было продолжать двигаться вперед по большему радиусу поворота. С другой стороны, хотя он и не ожидал, что это будет иметь значение в нынешних обстоятельствах, колесные пары БТ не могли быть так хорошо бронированы, как остальная часть машины, что делало их уязвимыми целями для вражеского огня. Но что беспокоило Машиту в данный момент — и Хоутона тоже, хотел он это признавать или нет, — так это то, что более высокий центр тяжести БТ просто делал его менее устойчивым. Что, учитывая природу местности, по которой Машита пробирался последние сорок пять минут или около того, было не совсем академическим соображением.

— Нам действительно нужно идти туда, Венсит? — тихо спросил он — или, по крайней мере, так тихо, как только позволял шум от прохода "Крутой мамы".

— Да, и так быстро, как только сможем. — Впервые голос дикого волшебника действительно звучал напряженно, почти бесцеремонно, и Хоутон почувствовал, как его собственные нервы напряглись в ответ.

— Быстро и незаметно не очень хорошо сочетаются, — отметил он. Затем он фыркнул, забавляясь собственными словами. БТ был намного тише, чем гусеничная машина. К сожалению, это было почти то же самое, что сказать, что бензопила тише грозы. Оба утверждения были фактически верны, но это не совсем мешало слышать звук бензопилы, когда кто-то тихим воскресным днем решил срубить трехфутовый дуб на вашем переднем дворе.

— На данный момент скорость важнее хитрости, — ответил Венсит. — Кроме того, — он оглянулся на Хоутона, и, несмотря на его напряжение, в его голосе было больше, чем намек на улыбку, — ты можешь удивиться тому, насколько тихо работает твоя машина в данный момент.

— Тихо? — Хоутон не смог скрыть скептицизма в собственном голосе, и Венсит усмехнулся.

— Помни, что я говорил о чарах, сержант-артиллерист Хоутон. Ты же знаешь, они действуют не только против заклинаний.

Хоутон повернулся, чтобы посмотреть на него в течение нескольких секунд, в то время как Машита включил полный восьмиколесный привод "Крутой мамы" и начал — шумно — прокладывать себе путь по дренажному желобу, который заметил для него Хоутон. Затем морской пехотинец громко рассмеялся.

— Венсит, если ты сможешь сделать эту штуку "тихой", тогда я действительно готов поверить в волшебство!

— Это хорошо, сержант-артиллерист. Потому что, если я не ошибаюсь в своих предположениях, ты скоро увидишь его довольно много. На самом деле, я бы посоветовал тебе подготовить свое главное оружие. Скоро оно нам понадобится.

Глаза Хоутона заострились, а ноздри раздулись. Затем он хмыкнул про себя.

— Застегни свою задницу, Джек! — сказал он по каналу связи. — Венсит говорит, что мы вот-вот столкнемся с плохими парнями.

— Черт возьми! Почему это всегда происходит посреди такой гребаной местности, как эта?!

Сильное разочарование Машиты было очевидным. Неудивительно, учитывая, насколько ограниченным было поле зрения водителя БТ с задраенным люком. Но он опустил свое сиденье и захлопнул верхний люк, запершись в своем маленьком отсеке рядом с грохочущим дизелем, который никто больше не слышит, как Венсит только что заверил Хоутона,. Венсит, с другой стороны, остался на месте, вглядываясь в темноту своими светящимися глазами.

— Пора опустить голову, Венсит, — резко сказал Хоутон.

— Боюсь, что нет, — ответил волшебник. — Поверь мне, — продолжил он, прежде чем Хоутон успел объяснить, что "Крутая мама" не была ни демократией, ни дискуссионным обществом, — ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем сделать именно это. К сожалению, мне нужно не только видеть, что происходит; возможно, мне также понадобится способность произносить заклинания, а я не могу этого сделать, когда броня вашего транспортного средства находится между мной и объектом заклинания.

Хоутон открыл рот. Теперь он закрыл его со щелчком. Ему это ни капельки не понравилось, и часть его задавалась вопросом, не скрывает ли Венсит правду, чтобы не терять голову. Но Венсит был здешним волшебником, и у Хоутона не было другого выбора, кроме как признать, что старик знал, о чем говорил.

С другой стороны, у Хоутона не было выбора. Он снял свои защитные очки ночного зрения и опустился в кресло наводчика, с казенной частью большой двадцатипятимиллиметровой пушки и соосного пулемета у левого локтя. И орудие, и пулемет были в боевой готовности и находились в ней уже несколько часов. Для "Бушмастера" были выбраны фугасные снаряды, первый снаряд-"призрак" был дослан в патронник, ручной предохранитель был установлен в положение "ОГОНЬ", и остался только электрический предохранитель. Крышка пулемета в сборе была закрыта, затвор был отведен, и — как и у пушки — ручной предохранитель был установлен в положение "ОГОНЬ", а электрический предохранитель был включен. Теперь он настроил прицел DIM-36TH на тепловой режим и начал сканирование целей.

Он только занял позицию, когда услышал в наушниках голос Венсита.

— Направо от тебя, сержант-артиллерист! Справа от тебя!

Хоутон нажал на джойстик наводчика и плавно повел башню вправо как раз в тот момент, когда "Крутая мама" приземлилась на плоскую площадку примерно на полпути вверх по вздымающемуся склону. Несколько мгновений он почти ничего не видел. Затем это резко изменилось, и его глаза расширились в явном, ошеломленном неверии.

Несмотря на все, что произошло с ним за последние десять или двенадцать часов, ничто не могло подготовить его к этому. С прицелом в тепловом режиме цели часто было легче различить из укрытия, но детали обычно было трудно разглядеть. Не в этот раз. Тело этого кошмарного существа выделялось так ярко и отчетливо, как ни одна тепловая сигнатура, которую Хоутон когда-либо видел. Температура его тела, должно быть, была почти такой же высокой, как у блока цилиндров "Крутой мамы", но это едва ли ощущалось рядом с его невероятными размерами и непристойным сочетанием крыльев, когтей, клешней, жвал и рогов. Существо должно было быть по меньшей мере сорок или пятьдесят футов в длину, с приземистым бронированным телом, подвешенным на паукообразных ногах, которые выгибались на добрых десять футов над его спиной. Крылья летучей мыши — две пары, а не только одна — взмахнули в ночи, когда его змееподобная голова метнулась вперед, нанося удар по намеченной добыче.