Морана

Отпустив малость ошалевший от таких новостей персонал (который, впрочем, ничуть не возражал за казенный счет посетить Среднюю Азию), Липницкая начала разгребать бумажные завалы, накопившиеся за ее отсутствие. И где-то на втором-третьем часу, как раз перед обедом, она углядела протокол недавнего собрания пионерской дружины Минского детского дома номер четыре — от содержания которого у нее разом пропал аппетит. Ну а так как неприятности имеют обыкновение стекать сверху вниз, то вскоре бледный вид имела секретарша Зося Брониславовна, а ближе к вечеру волна добралась и до слишком самостоятельного пионерско-комсомольского актива. Самым последним, до кого дотянулось ее недовольство, стала тринадцатилетняя беловолосая сирота: стоило ей только зайти в фойе, как оба дежурных сразу с двух сторон ее известили:

— Морозова!

— К директору!..

— Сказали, чтобы сразу же...

— Как появишься!

Кивнув, воспитанница спокойно свернула с привычного маршрута: войдя в приемную и не обнаружив в ней секретарши, она без тени сомнений толкнула вторую дверь.

— Здравствуйте, Галина Ивановна. Вызывали?

Уже из приемной ощущалась тягостно-напряженная атмосфера, царящая в директорском кабинете: рассевшиеся вдоль одной стороны приставного стола для совещаний председатель пионерской дружины Морошкин и оба его отрядных командира имели такой вид, словно их долго и со знанием дела морально насиловали. Чуть лучше (в силу чуть старшего возраста и наличия опыта) выглядел комсорг Юдин и его помощница, совсем неплохо — сидевшая вплотную к директорскому столу секретарша Зося Брониславовна. Ну и наконец, сама "насильница", встретившая тринадцатилетнюю вопитанницу тяжелым взглядом, не предвещавшим той ничего хорошего:

— Да. Вещи и сумку на вешалку — и садись вот сюда, будем разбираться.

Указанное место было в аккурат напротив секретарши, которая на сей раз выполняла свои прямые функции, стенографируя процесс морального насилия над собравшимися в кабинете. Меж тем, блондиночка в костюме-"морозовке" будто и не ощущала за собой никакой вины: более того, "повешавшись", она вытянула из кармана пальто сложенную трубочкой газету "Правда" и жизнерадостно улыбнулась грозной директрисе:

— Поздравляю!

От такого начала растерялась не только матерая "насильница", но и все остальные: издав не вполне понятный звук, Галина Ивановна настороженно уточнила:

— С чем?!

— Ну как же? Финляндия безоговорочно капитулировала перед нашими войсками. Война закончена, мы победили! Я в киоске специально дополнительный выпуск "Правды" купила, чтобы почитать — "Труд" и "Известия" уже все разобрали...

— Э-э?..

Подтянув к себе свежую вечернюю прессу, Липницкая с интересом скользнула глазами по заголовкам на первой странице — но тут же нахмурилась и решительно отложила газету.

— Александра. Для меня большим, и очень неприятным сюрпризом было узнать о состоявшемся в мое отсутствие товарищеском суде, твоем исключении из пионеров и бойкоте.

Взяв протокол собрания второго пионерского отряда, седовласая женщина чуточку брезгливо потрясла им в воздухе.

— Я знаю тебя как умную и уже достаточно взрослую девочку... Ты ничего не хочешь нам всем сказать? Как-то объяснить свое поведение?

Намек на предложение повиниться, и вернуть все как было, не понял бы только одинокий кактус в горшке на подоконнике.

Солнечно улыбнувшись, Саша подтвердила:

— Хочу. Во-первых, суда не было — было судилище. В нашей стране даже самому закоренелому преступнику дают возможность защищаться и говорить. Меня же вызвали, предъявили ворох каких-то выдуманных обвинений...

Не выдержав, председатель совета дружины возмущенно напомнил:

— Мы давали тебе слово!!!

Бух!

Едва не отбив ладонь о скрипнувшую от удара столешню, директриса спокойно напомнила пионерскому активу:

— У вас была возможность высказаться. И будет. Сейчас я слушаю Морозову!

Слегка шевельнув ладонями в жесте "ну вы сами все видите", блондиночка продолжила:

— Не посоветовавшись со старшими товарищами, и воспользовавшись отсутствием Галины Ивановны и тем, что замещавшая ее Зося Брониславовна была очень занята — вожатые устроили судилище, на котором дружно требовали от меня повиниться и принять все их условия.

— Какие еще условия? В протоколе собрания этого нет!

— На которых они соглашались простить и забыть все мои мнимые прегрешения. Когда я отказалась это делать, вожатый Тупиков поставил перед председателем Совета дружины Морошкиным вопрос о моем исключении и последующем бойкоте — за что почти все присутствующие пионеры и проголосовали.

Сжав губы, Липницкая вновь взяла в руки протокол товарищеского суда и сделала вид, что перечитывает, выигрывая тем самым время для размышлений. Ну и заодно немного успокаиваясь.

— Понятно. Александра, а мне ты можешь ответить на вопросы, которые тебе задавали на товарищеском суде? Хочу прояснить для себя некоторые... Моменты.

— Конечно.

Секретарша Зося Брониславовна тут же очень выразительно занесла карандаш над чистой гладью нового листа.

— Почему ты отказывалась от закрепления к одной из младших групп? Быть пионеркой-наставницей у октябрят не только почетно, но и дает очень полезный опыт организаторской работы.

— Я учусь с утра и до шести-семи часов вечера — то есть ребята и девчата видели бы меня только поздним вечером, или в воскресение. Это ведь уже не наставничество, а так, для галочки — очковтирательство в чистом виде.

— Н-да. А напомни-ка нам всем, где и чему ты учишься?

— Великий Ленин завещал нам учиться военному делу настоящим образом, что я и делаю на курсах ОСОАВИАХИМ. Кроме того, посещаю лекции в Медтехникуме, и конечно, обязательно присутствую на всех важных уроках в школе.

Нехорошо покосившись на пионерских вожаков, Липницкая вновь опустила глаза на россыпь серо-желтых листов протокола.

— Хорошо, быть закрепленной ты не могла. А что насчет помощи отстающим в учебе девочкам? Ты ведь у нас отличница, а подтягивать троечниц можно и по вечерам.

— По вечерам у меня самоподготовка, выполнение домашних заданий и гимнастика. Но, к примеру, соседкам по спальне я с "домашками" всегда помогала — когда они сами ко мне подходили.

— Понятно. Так, отказалась рассказывать о поездке в Ковров и знаменитых оружейниках... Почему? Ребятам это было бы не только интересно, но и полезно для общего кругозора.

— Меня еще до поездки предупредили, что болтун — находка для врагов. И уже в самом Коврове это еще раз повторили другие товарищи из того же наркомата. Оружейный завод предприятие режимное, на нем чего не коснись — военная тайна... И работающих там людей это тоже касается.

Покивав, директриса "припомнила":

— Да-да, что-то такое товарищ старший лейтенант НКВД говорил и мне.

Комсомольский и пионерский актив уже открыто переглянулся и встревожился.

— Что же, это мы тоже разъяснили. Далее: не носишь пионерский галстук, и... Гм-гм, Александра, ну уж действительно,куда это годиться! Как ты могла прожечь в нем дыру? Это же не просто какая-то вещь, это символ, олицетворяющий единство нашей партии, молодого комсомола и юной пионерии!

Все присутствующие с осуждение уставились на советскую школьницу, допустившую чуть ли не святотатство: та же с раздражающим спокойствием пояснила:

— Один ученик ФЗУ договорился с цеховым мастером и устроил мне экскурсию по авторемонтному заводу. Обычно на всех занятиях я снимаю галстук, но так как вожатый Тупиков неоднократно делал мне замечания о моем ненадлежащем виде, я перестала это делать, и во время прохода мимо сварочного поста попала под искры — одна из которых и повредила-прожгла ткань.

Порозовев, командир второго отряда возмущенно подскочил:

— А сразу этого нельзя было сказать?!? Развела тут секретов на пустом месте, а я еще и виноватым оказыва...

Бах!

Едва не прикусив язык от неожиданного хлопка директорской ладони по многострадальному столу, вожатый сел обратно и уже с места выдал еще одну тайну Морозовой:

— И учеников этих твоих я знаю: ты им за деньги портреты рисуешь!!!

Получив локтем по ребрам от председателя совета дружины, правдоруб наконец замолк и нахохлился.

— Александра, это правда?

— Что рисую — правда, Галина Ивановна. Вы же знаете, мне нужна практика. А вот то, что делаю это за деньги, уже гнусная ложь.

Дернувшемуся Тупикову тихо напомнили о дисциплине, локтем в то же самое ребро.

— Мальчики старшего возраста иногда просят нарисовать своих девушек, или групповые портреты с друзьями. Взамен... Ну, например, мне для художественной гимнастики нужны были небольшие булавы и лента. Потом попросила сделать полочки на стены в нашу спальню — девочкам и мне стало неудобно хранить библиотечные книги и учебники в прикроватных тумбочках. Недавно понадобилось переделать раскроечный стол в кабинете труда...

— Достаточно, я поняла.

Собрав в аккуратную стопочку разлетевшиеся из-за удара по стол листы протокола собрания, Липницкая ожгла взглядом председателя Совета дружины и комсорга, после чего перешла к последнему вопросу, который ее интересовал:

— А что там за история с рукоприкладством. Ты и правда ударила Егора?

Пострадавший резко покраснел и уткнулся взглядом куда-то в пол.

— Да.

— Давай-ка поподробнее, а то тут все невнятно описано. Тупикова я уже выслушала, теперь давай узнаем, как это выглядело с твоей стороны. Я правильно понимаю, что между вами была какая-то ссора?

Вожатый второго отряда покраснел еще больше.

— Нет, ссоры не было, хотя в последний год он уделял мне как-то уж слишком много внимания. Постоянно караулил в фойе, останавливал под глупыми предлогами для разговоров...

— Неправда!

Примерившись хлопнуть в третий раз, администратор детдома внезапно пожалела свою ладонь: все же она у нее была не казенная, и уже едва заметно ныла.

— Егор, еще одно слово без разрешения, и ты выйдешь за дверь. Александра, продолжай.

— Всему этому есть много свидетелей. Что касается того, почему я его ударила: в тот вечер я, как и обычно, занималась гимнастикой в нашем спортзале, закрыв его изнутри. Занятия я провожу очень легко одетой, поэтому когда Тупиков открыл дверь другим ключом и зашел внутрь, я невольно сбилась и совершила неправильный выход из... Того, чем занималась. В результате, у меня пошла носом кровь, которая начала капать на тренировочную одежду: отмахнувшись от начавшего меня лапать вожатого, я переоделась и ушла. А на собрании отряда мне поставили в вину то, что я его избила чуть ли не полусмерти...

— Не лапал я тебя, больно надо!

— Так, встал и вышел.

Багровый пионервожатый излишне резко подскочил и почти выбежал за дверь, провожаемый сложными взглядами тех, кто оставался. Особенно комсорга и его молчаливой помощницы: они уже поняли, что сильно недоглядели за младшими товарищами, и теперь напряженно размышляли, как сильно им за это прилетит.

— Если надо, я могу сходить и принести майку: кровь залила ее от груди до середины живота.

— В медкабинет обращалась?

— Утром в школьный: мне там померили давление, и выписали справку о легком растяжении связок и ушибе для инструкторов ОСОАВИАХИМ.

Моргнув и переглянувшись с верной секретаршей, почти без участия сознания покрывающей очередной лист стенографическими значками, Галина Ивановна с легким беспокойством уточнила:

— Каком еще растяжении и ушибе?!?

Молча встав и стянув ветровку, блондиночка осталась в черной безрукавке и тонкой ситцевой кофточке под ней: закатав левый рукав, девушка предъявила детдомовской администрации и прочей интересующейся общественности шикарный синяк, отчасти прикрытый парой витков намотанных на него черных и фиолетовых бусин.

— Это еще что такое?! Это Егор?

— Ну, до того вечера у меня этого не было.

Теперь уже побагровела сама директриса, которой понадобилось пара минут и полстакана воды, чтобы вернутся в более-менее спокойное состояние и уточнить самый важный на данный момент вопрос:

— Тебе это растяжение не помешает на майских соревнованиях?

— Нет.

У Липницкой зримо отлегло от сердца: республиканское первенство по пулевой стрельбе уже сидело у нее в печенках — в том смысле, что кроме приятных "плюшек" лично для нее и для детдома в целом, оно принесло слишком много внимания старших товарищей из РОНО и горкома. Если бы явная фаворитка и одна из кандидаток на призовые места внезапно вылетела из числа участниц, ей бы... Гм, многое высказали. А там недалеко и до организационных выводов!

— А это что за мракобесие?

Комсорг Юдин все еще надеялся хоть как-то поправить положение, поэтому не обвинял, а скорее спокойно-насмешливо интересовался, почему советская школьница носит на руке явные церковные четки. Однако блондиночка, скатывая рукав кофточки обратно, отчего-то посмотрела на парня как на дурачка. Очень выразительно и так, что это все заметили:

— Это бусы.

— Это четки! Бусы длинней, и их на шее носят... Если ты не знала.

— На сколько мне подаренных бусин хватило, на столько и получилось. Как только подарят еще, обязательно удлиню связку и буду ее носить напоказ.

— И кто же тебе такие подарки?..

Легким шлепком ладони (но уже другой) прервав дискуссию, седая женщина... Хм, странно, но черных волос в ее прически стало заметно больше. Так вот: тихо хлопнув ладонью по терпеливому протоколу, хозяйка кабинета сгребла его и потрясла в воздухе листами, глядя конкретно на главного пионерского вожака всея детдома номер четыре Морошкина:

— Этому всему место в сортире. Проведёте новое собрание, извинитесь и исправите то, что натворили!

— Кхм. Галина Ивановна, можно мне сказать?

Прервав набирающий силу монолог, Липницкая выдохнула и коротко кивнула своей (что уж скрывать) любимице:

— Да, Александра?

— Я отказываюсь восстанавливаться в рядах пионерии. И глядя на комсомольцев нашего детдома, сильно сомневаюсь, что вступлю в... ВЛКСМ.

Прикрыв глаза, женщина вздохнула-выдохнула еще раз и уже спокойно распорядилась:

— Так. Морозова, с тобой мы еще поговорим, а пока — я тебя больше не задерживаю.

Натянув ветровку и направляясь к вешалке со своим пальто и сумкой, блондиночка обратилась к секретарше:

— Зося Брониславовна, когда я могу получить копию протокола сегодняшнего собрания?

Поглядев на начальство, изобразившее из себя советский аналог египетского Сфинкса, стенографистка пару раз моргнула и с легким удивлением обозначила срок:

— Завтра после обеда.

Дождавшись, пока дверь в кабинет мягко закроется, его хозяйка помолчала, затем поинтересовалась совсем не тем, к чему готовился пионерский и комсомольский актив.

— Морошкин, а скажи-ка ты мне: а у Морозовой есть копия протокола вашего товарищеского судилища?

Переглянувшись с вожатым первого отряда и молчаливой помощницей комсорга, председатель совета дружины утвердительно кивнул. Налив себе еще воды, и неспешно промочив начавшее саднить горло, директриса вновь о чем-то задумалась: