— Кристиан, посмотри этих двоих! — голос Вертинской звучал издалека, хотя сама она стояла рядом.
На ее призыв от группы врачей отделился один и подошел к Хаммону, Эфию и офицерам. Он переводил спокойный взгляд серо-стальных глаз с одного лица на другое, изучая, потом обратился к доктору Вертинской:
— Офицеров тоже посмотрю.
— Всё, оставляю их на тебя, — она улыбнулась и быстро затерялась среди одинаковых белых костюмов.
За прозрачным забралом странного шлема Хаммон разглядел молодого человека приятной наружности, но немного не от мира сего. Хотя, право, смешно ему, Хаммону, делать какие-то выводы о сем мире!
— Слушай, доктор, я знаю, у вас у всех есть чего выпить, — сказал он медику. — Не пожалей, плесни чуток, плохо мне что-то, а!
— Холодненького, конечно? — усмехнулся тот, раскладывая на погрузочной платформе какие-то приспособления.
— Ну, вы еще спрашиваете!
— А я не спрашиваю, я издеваюсь. Рукав закатайте.
Стиснув в ладонях игрушечную козочку и зажмурившись, Эфий молился солнцескальским духам-охранителям. Он уже давно перестал понимать, что с ним происходит, и просил только одного: чтобы все побыстрее закончилось, неважно как.
— Вас доктором Кристианом звать? — продолжал Хаммон, все еще не теряя надежды выпросить у медика немного горячительного для бодрости.
— Вообще-то Элинором, но зовите, как вам больше нравится. Руку пока не разгибайте. Теперь вы, пожалуйста...
— Он того... не понимает... — Тут-Анн небрежно дернул плечом в сторону пастуха.
— Чего не понимает? — Элинор остановился с инъектором наизготовку.
— А ни фига не понимает, — вставил офицер Маркус.
Исабель уничтожающе посмотрела в его сторону, однако промолчала. А Пит предложил сначала взять кровь у них с напарницей.
И тогда-то Хаммону почудилось, что земля сама ушла у него из-под ног, да и ноги куда-то подевались. Он понял, что не летел, а падал, но уже тогда, когда офицеры бросились поднимать его.
— Проклятье, чего ж я валюсь-то? — смущенно пробормотал Тут-Анн и совсем потерял сознание.
3. Ковчег
Земля, Нью-Йорк, сентябрь 1002 года
Когда каталку с заболевшим отвезли в изоляционный бокс, я занялся спецотделовцами; они оказались коллегами Дика Калиостро — об этом мне поведал разговорчивый Пит Маркус.
Странный юноша с Клеомеда сидел, забившись в угол и сжав в ладонях какую-то игрушку. У меня возникло подозрение, что процедуру забора крови он видит впервые в жизни. Этого только не хватало! Хуже этого были только мои мысли о Джоконде. Я постоянно возвращался к ним, понимая: случись что — и произойдет самое страшное. Что выбрать: предупредить Калиостро-старшего, чтобы он отстранил ее от операции, но заполучить в ее лице непримиримого врага — или промолчать, надеясь на то, что все обойдется?
Клеомедянин не говорил ни на кванторлингве, ни на латыни. На английскую, испанскую и итальянскую речь он, по заверениям Питера, также не реагировал. И пришлось мне прибегнуть к хитрости. Я представил себе мир его глазами, и фантазия быстро заменилась настоящими ощущениями. Мне стали понятны его страхи, это была боязнь неведомого. Чем-то напоминал он того беловолосого мальчика на Фаусте, которого я крестил и назвал Луисом. Чем-то — я сразу и не понял, чем. Тот опыт, который получили они оба и который оставил неистребимую печать в их душах, мне был незнаком. Удушье, тиски, сжимающие тело, и одиночество, не дающее никаких надежд. Один против всего мира, выживешь или нет — только твое дело. И сейчас этот опыт больше всего остального руководил страхами юноши, хотя он ничего не помнил о тех временах.
Я наложил поверх его болезненных переживаний свои, но, наоборот, самые лучшие. Для этого я вспомнил день, когда впервые увидел космос во всем его великолепии. Молодой клеомедянин начал успокаиваться. Как и все остальные в подобной ситуации, он уже испытывал ко мне доверие, и оно только усиливалось. Спустя пару минут (а мы все это время просто смотрели друг другу в глаза) мне удалось взять у него кровь, и юноша даже не вздрогнул. Будто этого только и дождавшись, Лиза Вертинская связалась со мной через передатчик, вставленный под мочку уха, и приказала спуститься на уровень: там ждала обработки еще одна группа пассажиров.
— Будь там поосторожнее, эскулап, — посоветовал Маркус.
Исабель Сантос легко толкнула его локтем и указала взглядом на клеомедянина:
— Свяжись с капитаном, Пит! Надо же знать, что дальше делать с этим и как быть с Хаммоном!
Я подумал, что Хаммоном теперь займутся уже другие специалисты, но говорить не стал. Зачем пугать? Тем более что, судя по скорости распространения эпидемии, эти трое тоже уже инфицированы...
В нижнем секторе меня ждал ассистент с целым вагоном аппаратуры. Мы почти бегом бросились к стойке администрации, где руководство аэропорта разместило очередных наших пациентов, но каково было мое удивление, когда я увидел не только перепуганные лица ничего не понимающих пассажиров, но и криво усмехающуюся Фанни в защитном костюме. Она сидела на стойке контроля и болтала ногами в белых сапогах-бахилах.
— Это я попросила Лизуна заслать тебя вниз, — соскочив со стойки, у которой несколько лет назад я впервые увидел Дика, Фаина пошла нам навстречу.
Так я и думал! Усмешка была маской, и сквозь нее отчетливо угадывалась тревога. Паллада взглянула на ассистента, сделала ему знак подождать и отвела меня в сторону:
— Крис, не юли, объясни, что там с Джо? Что-то не так, я точно знаю. И точно знаю, что ты в курсе.
Вот дилемма! Я честно смотрел в серо-голубые глаза Фанни через две прозрачные пластиковые заслонки ее и своего шлемов и выдумывал правдоподобный ответ, который мог бы ее устроить. Но ответ как-то не приходил в голову...
— Фанни, не перестарайся. Я знаю твою проницательность, но иногда и у прорицателей случаются затмения.
— Хватит заговаривать зубы! — разозлилась она. — Ты забыл, кем мы были? Я Луисом Чейфером, ты Кристианом Харрисом, мы всегда доверяли друг другу! Так в чем дело?
— Там не было Джоконды Бароччи, — я постарался улыбнуться ей как можно душевнее и направился к группе ожидающих осмотра.
Фанни с безнадежностью хлопнула себя по бедрам, а потом, резко развернувшись на пятках, умчалась прочь. Ассистент же, напротив, подошел ко мне и кивнул.
И тут меня словно молнией поразило. Я увидел перед собой глаза той девочки, которую три года назад "взял в заложницы" на самолете, летевшем в Сан-Франциско. Она сильно выросла, но мы узнали друг друга. Самое страшное, что по ее лицу было видно: она больна и уже очень сильно недомогает. Но девочка не боялась меня, как и тогда, а я сжался и готов был зажмуриться, только бы не вспоминать, только бы не видеть...
— Док! Вы в норме?
Голос ассистента вывел меня из ступора, но руки мои одеревенели, и двигался я как робот из фильмов прошлой эпохи.
— Вилли, сходи за подмогой. Здесь уже прямо сейчас надо изолировать и лечить двоих...
Родители девочки в ужасе вскинулись, мать вцепилась в ее плечи, и та охнула от боли: вскрикнуть не было сил. Ассистент умчался наверх за каталками.
— Ну что там? — озабоченно спросила Лиза Вертинская в передатчике.
— Двое заболевших, симптоматика однозначна, — тихо ответил я, а мои руки работали, автоматически делая свое дело: распаковывали инъекторы и капсулы, забирали кровь, бросали использованные инструменты в молекулярный распылитель, снова распаковывали. — Остальных осматриваю.
— Должна поставить тебя в известность: спекулян... спекулаты тоже находятся здесь. Среди нас. Возможно, ищут кого-то конкретно. Будь там начеку!
— Хоро...
Я осекся. Получилось так, что на последнем пациенте мое внимание отвлекло происходящее снаружи здания. Вдалеке, у постройки, напоминающей башню, был припаркован автомобиль "Черных эльфов". При этом я точно знал, что Чезаре Ломброни и Марчелло Спинотти сейчас находятся в павильоне, а это означает одно: там, возле башни, остались Джоконда и Витторио. И больше никого. Но не это главное.
Быстрым шагом к "башне" направлялось несколько человек, которые должны были сидеть в здании аэропорта в ожидании осмотра. Во всяком случае, не разгуливать где захочется. Но этого мало: от них исходила угроза, и я узнал этот ее колючий, перебивающий дыхание вкус.
— Кристиан, ты здесь? — в третий раз повторила Вертинская. — Кристи...
— Что в той башне?
— В какой?
— На аэродроме.
— Не знаю. Но сейчас прямо под нею находится временный изолятор — в самом нижнем ярусе павильона, в техчасти.
— Сколько там больных?
— Да все, кого выявили. И еще доставят сейчас. А в чем дело?
Люди, на вид — обычные пассажиры, ожидающие своего рейса — ускорили шаг. Джо и Витторио в машине не было, а это значит, что четверка неизвестных личностей застанет их врасплох. И даже если бы я бросился туда сразу, как заметил их, то не успел бы.
— Доктор!
Но окрик пациента был последним звуком, который я услышал перед наступлением темноты. Меня ударило током, а потом мир пропал на пару мгновений. Все внутри колотилось.
Я поднимался вслед за Джокондой к микроавтобусу. Мы о чем-то говорили, слова были мне непонятны и не нужны. Лестница оборвалась, помещение осветилось яркой вспышкой, и меня отбросило в сторону, а на своем месте я — не увидел, ощутил — Витторио, который палил из плазменника в ту четверку, напавшую на них в холле. Ощутил я и Джоконду. "Стреляй!" — это единственное, чего я хотел в те доли мгновения, зная, что этого не произойдет. Она держала оружие, как и положено, она скрутила ментальным приемом ближайшего врага, но сейчас ее должен убить тот, в которого она так и не смогла выстрелить. Тысячи электрических игл разодрали мое тело, и я что было сил заорал ему:
— ЯВИСЬ!
Не знаю, что это было. Вместо выстрела он вдруг выпрыгнул из себя, как из расстегнутого комбинезона, весь в молниях, взвыл с поднятыми руками и помчал на меня, а покинутое тело его рухнуло, роняя плазменник. Помню, глаза Джо стали огромными от ужаса, словно она все увидела и поняла, но я схватил наэлектризованного спекулата за горло и больше не смотрел на них с Витторио — кажется, они ринулись к выходу, и Малареда успел выстрелить в последнего из четверки.
Земля ушла куда-то вниз, нас с противником подбросило вверх, прямо сквозь потолок, еще выше, прямо к верхушке башни. Он был разъярен и еще не вник в случившееся с ним, да и я осознал, что сделал, гораздо позже. В тот момент я интуитивно знал, что мне надо разорвать серебристую нить, которая вилась за спиной врага и уходила вниз, под землю. Некая часть меня одновременно успела отметить, что Джоконда и Витторио заскочили в машину и на бешеной скорости помчались к главному входу в здание аэропорта.
Нельзя было, чтобы хоть один из этих людей попал в изолятор! Ни при каких обстоятельствах нельзя! Мысль-приказ бился во всем моем существе, и, наверное, я испускал теперь такие же молнии, как вцепившийся в меня спекулат. "Сдохни! Сдохни! Сдохни!" — беззвучно вопил он, не в силах еще сообразить, что сам он это проделал уже несколько секунд назад, когда Витторио Малареда недрогнувшей рукой спустил курок, нависнув над его повалившимся телом. Мне надо было теперь всего лишь разорвать нить и отпустить то, что осталось. Вернее, кто остался.
— Сдохни, проклятый монах! Сдохни!
Я не испытывал никакой злобы в отношении этого человека, я видел его впервые и по умолчанию счел его достойным правильного ухода из моего мира.
— Да будут справедливы к тебе законы вселенной!
И одновременно с этой не высказанной вслух, но услышанной им мыслью я собрал все пронизывающее меня электричество в пучок и швырнул его в серебристую нить. Громко хлопнув, она разорвалась. Человек закричал, облик его потух, а порыв ветра сдул меркнущие остатки так, словно это был последний дымок над сгоревшим фитилем лампады.
— Доктор!
Желтые контуры людей на черном фоне, и они становились все четче, а тьма разжижалась и разжижалась. Я почувствовал свое тело. Привалившееся к стене. Холодное. Потрясаемое спазмами. Мое тело.
— Вам плохо?
Странный вопрос пациента в отношении врача. Он заставил меня улыбнуться заиндевевшими губами. Только тут я понял, что мой "обморок" длился всего секунд двадцать-тридцать, но за это время мы с телом успели отвыкнуть друг от друга, и теперь оно принимало меня обратно с некоторой неохотой. Но на душе было легко, я не сразу догадался, отчего. Будто я выполнил какое-то очень важное дело...
— А, Джоконда! — озарило меня воспоминанием. — Лиза! Лиза! Меня слышно? Срочно усильте охрану изолятора! Им что-то нужно от больных и...
— Подожди-ка, Кристиан! Тут "Черные эльфы" подъехали, Бароччи подняла тревогу...
— Я знаю! Я тебе и говорю, что надо усилить охрану инфицированных в изоляторе!
— Да, да, Кристиан, давай позже, тут такое!..
Последний пациент, пожилой мужчина с густыми седоватыми бровями, вопросительно смотрел на меня:
— Доктор, ну так вы будете брать у меня кровь, или конец света уже наступил и можно спокойно ползти в крематорий?
Я перевел дух и улыбнулся:
— Не спешите, мы еще тут пока помучаемся.
— Ох и добрый вы, доктор! — покачал головой пассажир. — Так воодушевили! И как быстро будет результат анализа?
— Не разжимайте пока руку. Очень быстро будет.
— Ну вот, прокатился, называется! А ведь жена уже неделю как эвакуировалась, ну и устроит она мне теперь за такие приключения! Послушайте!
Мне надо было уходить, но я из вежливости задержался дослушать моего разговорчивого визави.
— Доктор, так ведь в средние века эта зараза передавалась от крыс, правда?
— Почти.
— А откуда же здесь крысы? Вот спекулаты, говорят, есть, а крысы откуда?
— Крысы, господин, еще нас с вами переживут. А заражение здесь пошло не от крыс.
— Нас нарочно травят, да? Эти сволочи?
Я собрал все свое терпение и настойчиво указал ему на маску:
— Наденьте ее и ждите, вас переведут отсюда в чистый блок, а там сообщат, нашли что-нибудь в вашей крови или нет.
— Ладно, спасибо, док. Не унывайте, док! Мы и крыс вытурим, и спекулатов. Вы, главное, молодежь спасите, а мы уж как-нибудь...
На этом красноречие мужчины иссякло и, освобожденный от хватки, я ринулся в верхний сектор.
Джо, Джо... Лучшая ученица Фреда Калиостро, его гордость... Незаменимый псионик, руководитель спецбригады по особым поручениям... Она ни при каких условиях не могла убить человека, даже если этот человек угрожал убить ее. Парализовать, смять волю, оглушить — да. Но в случае, когда надо стрелять, когда либо ты, либо враг, Джоконда была бесполезна. Не по вдолбленным кем-то убеждениям, не под страхом аннигиляции, а по природе своей не могла она лишить жизни. Вот что я узнал о ней сразу — еще тогда, в застенках контрразведотдела, на допросе. И она поняла, что я знаю. И предпочла бы умереть, но не лишиться работы, в которой видела суть своего бытия. Это так нелогично. Это так по-человечески...
Наверху происходило столпотворение. Было вызвано усиление, сотрудники Лаборатории спешно наряжали приехавших военных в защитные костюмы, все суетились, тут же, ко всему прочему, искали место для оставшихся пассажиров, плакали какие-то дети. Одним словом, я не сразу отыскал Джоконду. Они оказались у большого фонтана с Фаиной и Чезом. Чезаре почуял неладное, но не знал, что случилось, однако его успокаивало то, что начальница жива и невредима. Увидев меня, он глухо насупился, но уступил дорогу Джоконде. Она подошла ко мне.
