Завадская усмехнулась. Слабость прошла, она вновь чувствовала себя уверенно.
— Я не сомневаюсь, — сказала она, — что такого рода проблем у нас с Яшей не возникнет. Никогда. Так я могу присутствовать?
— Конечно, — улыбнулся Горбовский. — Я предупредил, вас пропустят. Вы знаете, где это.
Завадская встала.
— Тогда не буду тратить время. То, что мне сейчас нужно... — она не договорила, шагнув к двери.
— Лена, подождите. Я вас немного дезинформировал, — остановил её Леонид Андреевич.
— Процедуры ещё не начались, идёт предподготовка. Посидите пока с нами. Мы будем обсуждать вещи, которые вам следует знать. Как нас учит Валентин Петрович, перед принятием решения необходимо, чтобы все заинтересованные стороны получили всю значимую информацию по вопросу. Вы — заинтересованная сторона?
— Я прежде всего... — начала было Лена, потом осеклась. — Да. Я заинтересованная сторона.
— Хорошо. Так вот: мы очень тщательно проверили мозг Вандерхузе. Вплоть до прямой работы с нейронами. Запустили микрощупы в извилины. Процедура считается калечащей. Она используется только в самом крайнем случае. Но Сикорски настаивал, и я счёл его аргументы убедительными.
Лена почувствовала, как кровь отливает от лица. Она снова сделала вдох-выдох, собираясь с мыслями.
— Я опасаюсь, — сказала она, — что когда-нибудь наш Руди ошибётся. Люди всегда ошибаются, рано или поздно. И ему придётся подвергнуться аналогичной процедуре. Если это случится — пожалуйста, сообщите мне. А теперь я всё-таки пойду. Я хочу пообщаться с мужем и понять, что от него осталось.
— Ну зачем так пугать, Леонид Андреевич? — вступил Славин. — Калечащая процедура, крайний случай... Потеря интеллекта при такой операции — не более десяти процентов. Ну, двадцати. Но это максимум.
— Лена, — проникновенно сказал Григорянц, — какая теперь разница? Он же на складе работать не будет. Он в Комитете руководить будет. Тут не надо быстро думать. Тут надо иметь это, — он щёлкнул пальцами, — жизнь понимать. Это с возрастом приходит.
— С опытом, — поправил Славин.
— С опытом, да, — согласился Григорянц. — И Лену будет больше слушать, — добавил он задумчиво. — Всем хорошо.
— Плохо, — сказал Горбовский, укоризненно покачав головой. — Это очень, очень плохо — то, что вы говорите. Лена, не слушайте их. Теперь есть новые технологии ЦЭМ. Мы их использовали. Врачи говорят, что мозг Вандерхузе практически не повреждён. Не больше, чем после хорошей пьянки. Я им доверяю. А вы?
— Хотелось бы лично убедиться, — сказала Лена, не двигаясь с места.
— Ещё успеете. Или это я потерял ваше доверие? Лена, скажите, когда я вас обманывал? Хотя... — Горбовский потёр лоб, — ах да, точно. Вам было шесть лет. Я подарил на день рождения сборник задач по математике. Древний, бумажный. Две задачи были нерешаемыми. Вы очень расстроились.
— Помню. Из-за этого я не стала математиком, — слабо улыбнулась Завадская.
— И напрасно. Помните, чем решаемая задача отличается от нерешаемой? В нерешаемой не хватает какого-то условия. Иными словами — обыкновенный дефицит информации. Так вот, сейчас мы будем обсуждать то, что извлекли из головы Вандерхузе. Для вас это — уникальная возможность узнать своего супруга ближе. И тем самым избежать проблем в будущем.
— Да, это очень сближает, — подтвердил Славин с самым серьёзным видом.
— Ваш юмор... — пробурчала Лена, усаживаясь обратно в кресло. — Он грубоват, — закончила она.
— Что поделаешь, профессиональная деформация. Зато вы, Лена, полны пафоса, — парировал Горбовский. — "Я пришла просить за мужа", — передразнил он. — "Человек лежит в клетке, и вы потрошите ему мозги". Уж назвали бы сразу палачами и мучителями. Впрочем, Руди составил вам достойную конкуренцию. Про маленькие кулачки — это даже меня проняло. Браво, Руди! Вы, оказывается, превосходно исполняете роль злого следователя. Вы кладезь талантов, Руди. Интересно, что вы ещё умеете?
— Рад, что вам понравилось, — Сикорски, не вставая со стула, умудрился изобразить что-то вроде шутовского поклона. Пиджак на плече затрепетал, но всё-таки удержался.
— А я разве сказал, что мне понравилось? — осведомился Горбовский. — Оценить не значит одобрить. Я оценил. Но не одобрил.
— В таком случае — рад, что вы умеете абстрагироваться от собственных вкусов, — ответил Руди. — Интересно, что вы ещё умеете?
— Та-та-та! Молодой ещё! Дерзить старшим! — Горбовский картинно погрозил Сикорски пальцем.
— Очень вы строги, Леонид Андреевич, — поддержал тон Сикорски. — Мы молодые, шутливые...
— Болтливые вы очень, — закончил Горбовский. — Давайте всё-таки займёмся делом и не будем задерживать Лену... Что-то диван жестковат. А я не в том возрасте, чтобы лежать на жёстком. Арам Самвелович, дорогой, распорядитесь, чтобы сюда доставили диван из моего кабине... ах да, я же его закрыл. Своим ключом. Гена, может ты откроешь своим... хотя нет. Не хочу потом менять дверь. Что ж, мне наука.
Все промолчали.
За окном пролетел длинный красный глайдер. Внутри прозрачной кабины виднелась крохотная фигурка пилота — девушки с длинными волосами.
— Уберите это, Арам Самвелович, — попросил Горбовский. — Надоело.
Григорянц что-то сделал с подлокотником. Окно мигнуло, пейзаж сменился. Возникло сонное озеро, окутанное синеватым туманом, поросший осокой берег и расплывающиеся очертания деревьев.
— Замечательный вид, — сказал Горбовский. — Вот где искупнуться бы.
— Холодно, — сказал Комов.
— Это тебе холодно. А по мне так самый раз. И чтобы никакой радиации. Ну что ж, давайте приступим. Евгений Маркович, теперь вам карты в руки. Вы занимались головой Вандерхузе?
— Ну не то чтобы я. Занимались медики. Я формулировал вопросы.
— Значит, у вас есть ответы. Посвятите же нас во все тайны дяди Яши. Обожаю тайны.
— Ну, во-первых, — начал Славин, — он чист. В смысле, не предатель. Он никогда не изменял Земле....
— А Лене? — уточнил Горбовский. — Не обходите эту тему, пожалуйста. Всем очень интересно.
— Мне не интересно, — сказала Лена.
— В таком случае вы можете на минуточку выйти, — предложил Горбовский. — Ваш дядя может показать, куда идти. Вы покажете, Валентин Петрович?
Архивариус промолчал. Лена осталась сидеть.
— Вандерхузе не изменял ни Земле, ни Лене, — торжественно заявил Евгений Маркович. — Я бы сказал, что он относился к ним одинаково. Как... как...
— Как к своему долгу, — закончил Сикорски и неожиданно хихикнул. Через пару секунд зафыркал Славин. Наконец, раздался тоненький смешок самого Горбовского.
— Фффу... Ну вы, ребята, молодые, шутливые... — он вытер заслезившиеся глаза невесть откуда взявшимся платочком. — Вот прямо так — не изменял?
— Не изменял, — подтвердил Славин.
— А с Майей Глумовой? — не отставал Горбовский.
— Давайте по порядку? — предложил Славин.
— Отличная идея. Во всём должен быть порядок. Начнём с Майи. Лена, не смотрите на меня такими злыми глазами. Мы ваши друзья, мы хотим вам помочь.
— Я понимаю своё положение, — вздохнула Завадская.
— Плохо понимаете. Точнее — плохо, что понимаете. Вы не должны понимать, вы должны чувствовать. Вот ваш дядя мне нравится. Ничего пока не понимает, но уже что-то чувствует. Сердечко-то у него дрожит. Как овечий хвостик дрожит сердечко у нашего Валентина Петровича... Не так ли, Валентин Петрович? — старик повысил голос.
— А? Что? — задумавшийся о чём-то своём Завадский завертел головой, ища поддержки.
— Так, так, — зашептал Григорянц, делая страшные глаза.
Комов скорчил рожу и замотал головой, делая отрицательные движения руками.
— И-извините, Леонид Андреевич, — потупился архивариус. — Я прослушал.
Грянул общий хохот. Валентин Петрович совсем сконфузился.
— Давайте я всё-таки пойду, — попросила Лена.
— Нет, сидите, — распорядился Горбовский. — Ваше присутствие совершенно необходимо. Вы оказываете благотворное влияние на нашего Руди. Он становится так красноречив. "Можете сжимать свои маленькие кулачки", — повторил он, смакуя. — В этом была страсть. Хотя Синода сказал бы, что переиграно.
— Синода? — спросил Комов. — Давно его не видел. Как он там?
— Как всегда, Гена, как всегда, — Горбовский вздохнул. — Увы, он по-прежнему манкирует нашим обществом. И правильно. У нас тут скучно... А всё-таки, как же это у дяди Яши с Глумовой не получилось? У всех ведь получалось? — он обвёл глазами присутствующих.
— Я с Глумовой незнаком, — проворчал Сикорски.
— И очень зря. Я, впрочем, тоже. Но я слышал, как этой барышне давали самые лестные рекомендации. Одинокая женщина в последнем расцвете молодости. Так что, не будь я таким старым моллюском, не вылезающим из своей раковины... ах, молодость, молодость. И как же оплошал наш дядя Яша? Лена, слушайте внимательно, мы всё-таки о вашем муже говорим... Ну вот опять злючие глазки. О, ещё и слезинка? Ай-яй-яй. Лена, кто вас обидел? Сикорски, это вы обидели нашу Лену? Что молчите? Кто же тогда, если не вы?
— Переиграно, — сказала Лена, кое-как справившись с собой.
— Есть немного, — признал Горбовский. — Но согласитесь, всё это невыносимо уныло.
— Вандерхузе и Глумова довольно тесно общались, — вступил Славин. — Но дальше поцелуев в щёчку дело не пошло.
— О! Щёчка! Вы слышали, Лена? Щёчка — это не просто так. Это телесный контакт. Где щёчка — там и булочка, как говаривал покойный Бадер... ах да, он ещё живой. Ну, в таком случае не будем пока его цитировать. И чем же они тогда занимались, Майя и Яша?
— Сидели в кафе и обсуждали гипотезу Пильгуя, — ответил Славин. — Формулировка которой отличается от той, что в мемуаре.
— Этот Пильгуй что, догадался? — спросил Сикорски.
— Ну в общем и целом да, — ответил Славин.
— Тогда подождём до обсуждения голованов, — предложил Горбовский. — А вообще, перечислите основные расхождения воспоминаний нашего Вандерхузе с мемуаром.
— Ну как... — Славин задумался. — Главное: нет никаких воспоминаний ни о каком Борисе Левине. Вообще нет. Нет информации, которая в мемуаре приводится со ссылкой на Левина. Прежде всего — арканарской истории. Хотя эпизод с Абалкиным и дарением золотой монетки присутствует. Но на анализ Вандерхузе её не отдавал. Держал дома, в одной из своих коллекций. Вот она.
Он достал из кармана маленькую вещицу на цепочке и покрутил ей в воздухе. Никто не проявил интереса.
— Вы делали обыск у него в доме? — удивился архивариус. — Но это же...
— Да, очень хлопотно, — сказал Горбовский. — Но это пустяки по сравнению со складами, которыми он заведовал. Там до сих пор роются. Настоящее царство рухляди и барахла.
— Опасного барахла, — заметил Сикорски. — На складской площадке астероида Гамалея мы нашли...
— Вот об этом не надо, — распорядился Горбовский. — Монетку проверили?
— Да. Сверхчистое золото, более двухсот лет.
— Кажется, события на Авроре были позже?
— Это же подделка, — благодушно сказал Славин. — Я так понимаю, метод поатомного замещения. На Земле такие технологии уже есть, но это долго и дорого. Скорее всего, монетка — цыганская работа. Отсюда и двести лет. Технологии ворованные, сути не понимают.
— А заказчики — собаки? — уточнил Горбовский.
Славин кивнул.
— Вот же злобные существа, — благодушно сказал Горбовский и, покряхтывая, принялся переворачиваться на бок. — Нас как-то сносит в тему голованов. Нет уж, давайте по порядку. Что ещё не совпадает в "мемуаре" и в голове нашего Вандерхузе?
— Ничего такого важного. Например, нет истории про хомячков.
— А почему вы ему этого не рассказали? — в голосе Горбовского послышалось недовольство. — Вы должны были ему рассказать.
— Повода не было, — сказал Славин. — Надо было и в самом деле попросить у него вирус от крыс. Не догадался.
— Но про инцидент он знает? — продолжал Горбовский. — И что сам думает?
— Как все. Сам думает, что это была часть вашей многоходовки против Бадера.
— Всё-таки расскажите ему про хомячков, — сказал Горбовский. — Устройте с ним какое-нибудь интимное суаре с выпивкой. И расскажите. Такие истории не должны пропадать.
— Извините, — в очередной раз набрался смелости архивариус. — Это вы что обсуждаете? Ту самую знаменитую учебную тревогу? З-здесь, во Дворце?
— Какая у вас изумительная память, Валентин Петрович! — восхитился Горбовский.
— Я так понял, это была не тревога? А что это было? Если не секрет... — осторожно добавил Валентин Петрович.
— Секрет, конечно. А так — самое обычное покушение.
— Покушение? На кого? — не понял Завадский.
— На меня. На кого ж ещё, — ответил Горбовский. — Кстати, оно почти удалось. Крышу перекрыли, управление киберами перехватили, наземные выходы блокировали, связь отрубили. Хорошо, что у меня был радиобраслет. Успел вызвать Комова. Славная драка была. Арам Самвелович, вы помните, как нам скорчером дверь выжигали?
Григорянц молча кивнул.
— Я был этажом выше, — сказал Комов. — Понял по звуку, сработал ключом. Ты всё-таки думаешь, что это Бадер?
— А у кого ещё есть столько андроидов? Это у меня ничего нет. Только ты. И твоя маленькая лаксианская штучка.
Лене стало жарко.
— Обсуждайте такие вещи не при мне, — сказала она со всей возможной твёрдостью. — Я не хочу, чтобы мне потом тёрли память. Я ухожу. Валентин Петрович, мы уходим.
— Сидеть! — прикрикнул Горбовский. — Гена, ноги ей выключи, — скомандовал он.
На лице Комова промелькнуло странное выражение — будто он разговаривает с кем-то невидимым.
В ту же секунду Лена почувствовала, что ноги не держат — и плюхнулась в кресло.
— Аккуратно? — спросил Комова Горбовский. — Ничего не повредил?
— Обижаешь, — сказал Комов.
Лена попыталась приподняться, снова упала в кресло. Она хватала ртом воздух, как рыба.
— Забавная сейчас у вас мордочка, Лена, — без тени сочувствия сказал Горбовский. — А я ведь предупреждал. Помните, разговор о положении? Так вот, теперь вы чувствуете своё положение.
— Да как вы сме... — сказала Завадская и замолчала.
— Что-что? Как смею? А почему нет? Ах да, с вами же раньше так не обращались. А чего вы ждали? Вы пришли просить о любезности. Рассчитывая на хорошее к себе отношение. Заработанное старым знакомством и оказанными вами услугами. Что ж, я его проявил. Но когда я попросил вас о небольшой любезности — посидеть с нами — вы её демонстративно проигнорировали. При этом вы отлично знаете, как я отношусь к тем, кто игнорирует мои просьбы.
Лена промолчала.
— Я предпочёл ваши интересы интересам Рудольфа Сикорски. Которому я обязан гораздо больше, чем вам. А он хотел от меня головы Вандерхузе. В буквальном смысле. И у него были на то основательные причины. Которые теперь известны, как минимум, Славину. А значит и Геннадию Юрьевичу.
— Я догадывался, — сказал Комов.
— Но ты ведь не знал точно, Гена? А настаивать на ментоскопировании не хотел. Потому что после этого он от тебя ушёл бы в любом случае. И ты потерял бы ценного человечка. С другой стороны, возможность его работы на Сикорски тебя не сильно беспокоила, так? Потому что ты надеялся, что его лояльность тебе всё-таки выше. Вот сейчас и выясним. Что у нас там по этому вопросу, Евгений Маркович?
