Колос времени

— Наследство Гийома де Бре. Теперь оно принадлежит Жульену, и он не стал ничего от меня скрывать. Но мы должны хранить этот секрет в глубочайшей тайне, потому что подобного сокровища не имеет даже император. Оно принесет нам богатство, власть и почести... Только бы отец принял нас в Зегельсе и отдал мое приданное... Тине, ты должна мне в этом помочь — убеди отца, что он не останется в накладе! С помощью этого камня каждый затраченный талер вернется вдесятеро!

— Да, поистине золото делает человека господином всего, что он захочет, — проронила Мартина, отодвигаясь в сторону.

— Не смейся! — Элиза сердито шлепнула ее по руке. — Золоту дана власть над человеческими душами, это правда...

— Золотом грешники вымаливают себе отпущение.

— Не богохульствуй!

— Это не мои слова. Так говорит доктор Порциус.

— Значит, правы те, кто называет его язычником!

Мартина провела пальцем по краю шкатулки. Мягкие отсветы отразились в ее глазах, потом свечение пропало, и камень будто угас.

Девушка вздрогнула.

— Лизель, я сделаю все, что смогу, — хрипло произнесла она. — Конечно, в Зегельсе твое место, и господина де Мерикура тоже, раз он теперь твой муж... Но в ваше сокровище я не верю.

— Ну и не верь!

Надувшись, Элиза захлопнула шкатулку и с осторожностью вернула ее на место.

Из лесного фольварка пришли страшные вести: хозяйку и ее дочь волк загрыз прямо на пороге избы. Прибежавший на крики хозяин видел, как зверь лениво зевнул окровавленной пастью и, окинув людей немигающим взглядом, перескочил через забор. У бросившихся за ним батраков ноги точно свинцом налились, а стоило шагнуть за ограду, в глазах начинало двоиться. От волка следов не осталось, и никто не мог сказать, куда он убежал. Если бы не два мертвых тела на красном снегу, еще подумали, был ли зверь на самом деле?

Только через день старший хозяйский сын с рогатиной в руках и топором за поясом отправился к окружному старосте. Но на полдороги его обуял такой страх, что в село парень вбежал, как помешанный, в изодранном кожухе, с непокрытой головой, потеряв и топор, и рогатину.

Староста, до которого и прежде доходили слухи о волчьих бесчинствах, не мешкая, собрал дворохозяев и поспешил в замок. За ними потянулись другие: мужчины, женщины, дети. Временами то одна, то другая женщина начинала заходиться криком, падала в снег и каталась по нему в припадке. Ее обходили, оставляя лежать до тех пор, пока сама не приходила в себя. Видя такое дело, дети плакали.

В сумерках подошли к замку и остановились возле подъемного моста. Стражники с верхней площадки велели им расходиться, но никто не двинулся с места. Наконец старосту и с ним еще двоих пропустили во двор, остальные остались ждать снаружи.

Быстро темнело. Огни в темных провалах навесных бойниц сверкали, как глаза хищных зверей. Кто-то в толпе начал читать молитву, но быстро смолк. Люди жались друг к другу все тесней. Вернулся староста с товарищами. В неровном свете факелов его лицо было бледно, но он говорил спокойно и от имени сеньора велел всем расходиться по домам — барон обещал помощь. С ним вышел монах-бенедектинец, высокий, рыхлый, толстощекий. Говорил он громко, и зычное эхо разносилось по окрестностям, энергично вторя словам старосты:

— Господь сказал — да сгинуть тьмы порожденья, да низринутся они в пропасть, где вечный мрак и скрежет зубовный, да сгорят в вечном пламени! И будет так по слову Его! Господь — пастырь мой! Верую, верую, верую, ибо обещано!.. Идите с миром, дети мои, Deus vobiscum! In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti...

— Amen... — вразнобой отвечали крестьяне, снимая шапки и крестясь. Но так же угрюмо смотрели они в сторону темных холмов, за которыми осталось село. Возвращаться в потемках было куда страшнее, и люди нерешительно топтались на месте, поглядывая на замок.

Внезапно под темным полукругом арки замелькали огни, задрожала и поползла вверх решетка, послышалось конское ржание и бряцанье металла. На опущенный мост вышел отряд, впереди которого ехал рыцарем на огромном пятнистом, как рысь, коне. Тяжелые копыта прогрохотали по деревянному настилу и с глухим стуком впечатались в утоптанный снег. Толпа подалась в сторону, но рыцарь и сам остановился перед крестьянами, окинув испуганных людей цепким взглядом. В отблесках оранжевых огней казалось, что глаза его то вспыхивают, то гаснут, как у зверя в засаде, и многие женщины украдкой чертили в воздухе отводящий беду знак.

— Кто принес весть о звере? — негромко спросил рыцарь.

— Господин, это сын Екаба-хуторянина с Черной плеши, — кланяясь, ответил староста.

— Он здесь?

Вперед вытолкнули испуганного парня.

— Проводишь, — не взглянув на него, бросил рыцарь.

Парень растерянно завертел головой.

— Я, что ли?.. Да как же то? Сей же час?

Староста изловил его за ворот и тихо, но внушительно пояснил:

— Покажешь господам кнехтам дорогу до фольварка.

— Так ведь темно уже! — совсем растерялся крестьянин. — Чего же ночью в лес соваться? А через болота никак... Помилуй, господин, там и пешему только днем, по вешкам... а ночью не пройти!

— Истинно, господин рыцарь, — заметил монах. — Воевать с нечистью во тьме все равно, что заливать маслом костер. Известно, что при солнечном свете адские духи слабеют, и воин Христов без труда сможет их одолеть.

— Тогда молитесь за нас, патер, — без улыбки заметил рыцарь, бросив напряженный взгляд на замок. Потом посмотрел на замершего крестьянина. — Поведешь сейчас. И если хоть один мой кнехт завязнет в болоте, тебя самого скормят волкам. Понял?

— Да, господин.

Парень сгорбился и зашагал вперед. Рыцарь тронул шпорой коня, двинувшись следом, за ним потянулись остальные. Монах запоздало благословил исчезающих в темноте кнехтов.

Староста дернул длинный седой ус, вздохнул и, перекрестившись, сплюнул в снег.

— Как бы и впрямь не сгинули... — растерянно проронил кто-то у него над ухом.

— Да уж эти не сгинут... Екаба жалко.

Он махнул рукой остальным, чтобы шли к селу.

Порциус Гиммель спустился по лестнице, ведущей в его "библиотеку", и остановился на последней ступеньке. Здесь всегда было темно, зато ниже, в коридоре, ярко горели факелы. В их свете легко можно было разглядеть человека, между тем сам доктор Порциус оставался невидим.

— Пустите! — запротестовала Мартина, когда цепкие докторские пальцы ухватили ее за рукав и потянули за собой.

— Тише, моя госпожа.

Заведя девушку в "библиотеку", Порциус Гиммель захлопнул дверь и развернулся с видом сердитым и обеспокоенным.

— Долго же вы гуляли, фрейлейн. Как бы ваш батюшка не обратил на это внимание...

— Господи, помилуй, — Мартина побледнела и отступила на шаг. — Он меня искал?

— Нет, но фрау Текла заходила. Ее обеспокоило, что вы заперлись в комнате и не желаете выходить. Она опасалась, уж не заболели ли вы, и просила меня вмешаться.

— И что вы ответили?

— Non cuilibet pulsanti patet janua*, — воздев палец, внушительно проговорил доктор. — Коль скоро вы желаете уединения, ни я, никто другой не в праве его нарушить. Ваша тетушка пыталась настоять на своем, но мне удалось убедить ее не беспокоить вас до вечерней трапезы. Однако... inter nos**... вы сильно задержались.

Успокоившись, Мартина пожала плечами.

— Так было надо... А теперь мне лучше как можно скорей идти к себе.

— Фрау Текла не спускает глаз с ваших покоев sensu stricto

* * *

. Она велела вынести кресло в коридор и сидит напротив вашей двери. Боюсь, остаться незамеченной будет трудно... в вашем наряде... Это потребует объяснений.

— Вам не нравится мой наряд?

— Моя госпожа, ваша красота любой наряд делает прекрасным. Речь не об этом. Полагаю, будет лучше, если ваша служанка принесла сюда платье... Вы переоденетесь и пройдете к себе, а тетушке скажем, что вы какое-то время находились у меня. Барон, sine dubio, будет недоволен, но все же менее чем, если ему станет известно о вашей маленькой прогулке.

Мартина облегченно улыбнулась и тут же насупилась:

— Не понимаю, о чем вы? Я могу гулять, когда захочу.

— Конечно, моя госпожа, конечно, — кивнул доктор. — Так мне звать Кристину?

— Она в моей комнате, — после секундного замешательства пробормотала девушка.

— Предоставьте дело мне, фрейлейн, — доктор Порциус ободряюще улыбнулся ей и вышел.

Мартина тихонько вздохнула. Тайком выбираться из замка в одежде латгальской крестьянки, до сих пор это казалось ей безобидной шалостью. К тому же в широкой юбке и постолах куда удобней ходить по лесу или отправляться на болото за клюквой. Барон не обращал внимания на выходки дочери, по правде сказать, он о них вообще не знал, а тетушка помалкивала. Но теперь достаточно лишь тени подозрения, чтобы правда выплыла наружу, и почтенная Текла уж точно не станет ничего скрывать от грозного родственника...

Мартина снова вздохнула, сняла чепец и отколола сакту. Доктор задерживался, и она прошлась по комнате, рассеянно трогая стоявшие на длинном столе предметы. Сегодня ни один из них не вызывал у нее интереса, даже пожелтевший череп, заменявший доктору подставку для книг. Однако немного погодя взгляд девушки задержался на чем-то новом, ранее не виденном. Это была какая-то механическая игрушка, одна из тех, что Порциус Гиммель создавал время от времени. Потом он разбирал их или дарил баронским дочерям, если вещь подходила для подарка, вроде тех странных часов или бронзовой чашы с тайником...

Но в новой машине Мартина не видела ничего интересного: деревянный диск с медными заклепками и длинной ручкой, рядом — две стеклянные банки с водой, заткнутые деревянными пробками. Необычным было то, что банки на две трети были обернуты тонкими листами олова, а из пробок торчали металлические штыри — один прямой и один изогнутый с шариком на конце. Мартина попробовала дотронуться до прямого стержня, и он ей в палец выстрелил ярко-голубой искрой.

Дверь приоткрылась, и в "библиотеку" проскользнула Кристина с круглым свертком в руках.

— Слава тебе, Господи! Барышня, что ж вы такое творите... Я места себе не находила...

Мартина нетерпеливо заглянула ей за спину:

— Где доктор Порциус?

— Его ученая милость вашей тетушке зубы заговаривает. Я не знала, как мимо них и пройти, чтобы фрау Текла не заметила... Вы же сказали, чтоб ни одна живая душа не видела, кто вместо вас в комнате сидит... я и старалась... — затараторила Кристина, сноровисто переодевая госпожу в домашнее платье. — Со страху чуть не померла, ну, как если бы сам господин барон наведаться решил? Что тогда говорить? А вас все нет и нет, будто вовсе пропали. Да где ж вы ходили целый день?

— Не твое дело, — отмахнулась Мартина, прислушиваясь к непонятному шуму снаружи. — Где господин барон?

— Да как мне за всеми-то уследить? — обиженно протянула служанка.

— Ладно... — Мартина тряхнула волосами, по-прежнему глядя на дверь. — Помоги мне причесаться...

Служанка со вздохом взялась за костяной гребень. Потом ее губы тронула чуть заметная улыбка.

— Ох, и волосы у вас, барышня! Точно льняная пряжа — мягкие, тонкие, и льются, будто белое вино...

— Хватит болтать. Лучше скажи, никто не догадался, что меня не было?

— Если вы сами лица не открывали перед каждым встречным...

Пронзительный женский вопль заставил подскочить обеих.

Подобрав юбки, Мартина бросилась в коридор. Из-за дверей выглядывали встревоженные домочадцы, а крики внизу сменились басовитым гулом, словно в замковых покоях проснулся огромный пчелиный рой. На лестнице, ведущей к охотничьему залу, с испугом и любопытством жались слуги, но никто не смел войти внутрь. Растолкав их, Мартина вбежала под полукруглую арку и остановилась как вкопанная.

Несмотря на позднее время, зал был едва освещен, а огонь в камине чуть теплился. В углах и под потолком сгустилась темнота, из которой пиками торчали лосиные и оленьи рога. Возле стола с наполовину съехавшей бархатной скатертью виднелась бесформенное темное пятно. Но взгляд девушки был прикован к высокому резному креслу — в нем, запрокинув голову, сидел барон и, хрипя, скреб пальцами по подлокотникам.

— Кто-нибудь, принесите свечи! — крикнула Мартина, бросаясь к отцу. — Боже милосердный!

Лицо Клауса Унгерна было сине-багровым, вздувшаяся шея выпирала из тугого ворота, по короткой жесткой бороде стекала слюна.

— На помощь! — отчаянно выкрикнула девушка, хватая барона за дергающуюся руку.

Из темного провала арки бесшумно выдвинулась высокая фигура в синей мантии и мягко отстранила Мартину.

— Успокойтесь, фрейлейн, помощь уже здесь, — Порциус Гиммель склонился над бароном, вглядываясь в искаженное судорогой лицо. — Быстрее, госпожа, мои инструменты!

Когда Мартина снова влетела в зал, прижимая к груди прямоугольный замшевый футляр, на столе и вокруг него уже горело десятка два свечей, а слуги уносили потерявшую сознание тетушку Теклу.

— Фрейлейн, возьмите тарелку! — Доктор Порциус быстро вспорол рукава баронского камзола и рубашки, обнажив красную мясистую руку. — Держите вот так, сейчас я пущу кровь...

— Батюшка поправится? — Мартина всмотрелась в отцовское лицо, стараясь подавить растущий страх. Доктор пожал плечами. Его взгляд не отрывался от темной струйки, стекавшей из вскрытой вены в тарелку. Когда вытекло достаточно, доктор наложил повязку и пристроил баронскую руку на подлокотник.

— Он поправится?! — Голос Мартины зазвенел.

— Nil aliud scit necessitas quam vincere

* * *

, — хмуро произнес доктор. — Это удар. При его сложении и той невоздержанности, что ему свойственна, этого давно следовало ожидать.

— Но он поправится? — прошептала девушка.

— На все воля Божья. Нам остается только ждать.

Мартина опустилась на колени и прижалась лбом к резной боковине. Между тем, барону как будто стало лучше: лицо его утратило пугающий сине-багровый оттенок, дыхание выровнялось. Порциус Гиммель отдал распоряжение, и больного со всей осторожностью понесли в покои. Когда все вышли, доктор склонился над Мартиной. Она не пошевелилась, но глаза ее были открыты и непрерывно двигались, перебегая с предмета на предмет.

— Что здесь произошло? — Голос девушки был едва слышен. — От чего отца хватил удар? Он гневался... на меня?

Доктор Порциус пожал плечами.

— Не думаю, что вы тому причина. У барона был гость, кто-то из орденской братии.

— Брат Вильгельм фон Тротта?

— Нет, другой. Я видел его мельком в галерее. Они с бароном говорили о каких-то делах и, кажется, не слишком поладили — очень уж громко звучали их голоса. Потом рыцарь ушел, а фрау Текла отправилась к барону. Потом я услышал ее крик...

Мартина прикрыла глаза ладонью.

— Странно... — прошептала она. — Отец благоволит к братии. Кто же это был?

— Не могу сказать. Он прибыл с рыцарем Хорфом, а знакомы они или же столкнулись на дороге, один Бог знает.

— Вот как... А... где же... где же рыцарь Хорф?

— Он отправился с отрядом к лесному фольварку. Там будут устраивать облаву на волков.