Плата за наивность

— Я зайду, как Моника уедет. Непременно зайду, — виновато сказала она. — Но сейчас, сама понимаешь...

Она пошла в общежитие, а я направилась домой. Настроение, несмотря на то, как Вайс с нами обошелся, а может, как раз поэтому, было замечательным, легким, воздушным. Казалось, стоит сделать лишь небольшое усилие, чтобы взлететь. Я в очередной раз пожалела, что так и не научилась танцевать — душа требовала как раз чего-то такого. Танец — он же так близок к полету.

— Штефани, добрый день.

Голос Николаса вернул меня на землю сразу же, словно заклинание, выпустившее газ из воздушного шара. Но что он здесь делает? У них же продлили сборы на неделю, а сегодня только пятница. Я не была готова разговаривать с ним, но не думаю, что он согласится сейчас уйти.

— Добрый день, Николас, — ответила я и сама поразилась противоречию слов и своему внутреннему ощущению.

Нет, этот день определенно добрым не был...

Глава 19

— Я очень перед вами виноват, Штефани, — серьезно сказал Николас. — Но если бы я только знал, к чему приведет мой разговор с отцом, я бы его отложил до отъезда. Но мне так хотелось прийти к вам уже с родовым браслетом...

Он сделал паузу. Наверно, ждал, что я как воспитанная девушка, непременно начну его уверять, что ничего страшного не случилось, что я уже забыла тот неприятный день и что даже разговора о нем заводить не стоит. Но я тоже молчала. Идти ему навстречу я не собиралась, пусть разговор с леди Лоренц настроил меня на более мирный лад. Если бы Николас приехал сразу после скандала, устроенного его отцом, я бы даже разговаривать с ним не стала. Не думаю, что он стал бы применять силу, а другой возможности сказать мне, что он хочет, у него бы не было.

— Штефани, — вздохнул он, — меньше всего я хотел причинить вам неприятности, сделать объектом некрасивых слухов.

Я невольно подумала, что его отец собственной семье принес намного больше проблем, у меня же все ограничилось уязвленным самолюбием. Разве что еще жадный интерес склонных к сплетням клиенток появился, но он быстро пошел на спад, после того, как все в очередной раз убедились, что я не буду им ничего рассказывать. Говорить Николасу ничего не хотелось. Но это было необходимо — только твердое "нет" покажет семье Лоренц, что больше, чем я уже сделала, они от меня не получат.

— Я думаю, вы слишком хорошо должны знать своего отца, чтобы догадаться — он не одобрит ваш выбор. И не думаю, что его поведение было чем-то отличающимся от его обычной манеры.

— Поэтому я и не говорил ему, что хочу на вас жениться.

Николас попытался улыбнуться, но вышло у него не очень хорошо — не было такой тренировки мышц лица, как у меня. Работа в торговом зале приучила меня улыбаться почти естественно, даже когда мне этого не хотелось. Но сейчас я не считала нужным изображать радость от встречи.

— Лорд Лоренц пришел ко мне, а не к кому-то другому.

— Мы с вами были в Королевском Парке. Это скрыть невозможно. Не знаю, дошли ли до него слухи, или он сам навел справки, но после того как я просил его о браслете... — Николас едва заметно поморщился и продолжил: — Мне следовало поговорить с мамой, но я хотел ей представить вас уже как свою невесту.

— Николас, я не давала вам согласия, — напомнила я. — Мы слишком мало знаем друг друга, чтобы принимать такие решения. Серьезные решения, от которых зависит и ваша, и моя жизнь. Да и жизнь наших близких тоже.

— Штефани, счастье в браке не зависит от того, сколько супруги знают друг друга до брака.

Эти слова больше подходили зрелому инору, чем молодому курсанту

— Возможно, и не зависит, — согласилась я. — Но когда есть возможность узнать человека поближе, удается избежать отношений, которые с самого начала обречены. Николас, мне не кажется, что мы с вами смогли бы быть счастливы.

Он приблизился ко мне почти вплотную, пристально глядя мне в лицо странным горячечным взглядом, и попытался взять меня за руку. Но я чуть сдвинулась в сторону и недовольно нахмурилась. Позволять ему вольности я не собиралась.

— Штефани, с того дня, когда я вас впервые увидел, больше ни о ком не могу думать. Вы не выходите у меня из головы. Вы даже снитесь мне по ночам. Поверьте, я знаю вас уже не хуже, чем вы сами.

— Вы верите, что знание приходит во сне, Николас? — чуть насмешливо сказала я, пытаясь скрыть неловкость от его слов, которые неожиданно оказались мне приятны.

Я все так же не верила в возможность нашего будущего, но все же мне стало интересно, почему столь успешный курсант Военной Академии, происхождение которого позволяло ему рассчитывать на любую блестящую партию, остановил свой выбор на мне. Любовь ли это? Или просто желание добиться своего любыми методами? Я не могла исключить второго. С самой первой нашей встречи поведение мое было слишком далеко от того, к которому он привык. Я не была им заинтересована и не скрывала этого.

— Штефани, разговор на улице не слишком хорош, — заметил Николас. — Мы привлекаем к себе внимание.

Это действительно было так. Проходящие мимо косились, пытаясь скрыть интерес. Безуспешно пытались. Но на удивление меня сейчас это не волновало. Пусть смотрят, лишь бы только молчали.

— Вас это беспокоит? — спросила я.

— Нет, — чуть помедлил он с ответом. — Я привык не обращать на такое внимания. Но я думал, это неприятно вам.

— Мне все равно.

— И все же я хочу пригласить вас куда-нибудь. Лучше вести беседу в спокойной обстановке, где ничего не отвлекает.

— Николас, это бессмысленно. Я уже сказала вашей маме все, что думаю. Другого от меня не услышит никто, в том числе и вы, — ответила я. — Могу повторить еще раз, лично для вас. Я не возьму у вас браслет.

Он пристально на меня смотрел, не желая принимать поражение, но и не видя дороги к победе. Единственное, чего ему удалось добиться, — застать меня врасплох. Я не ожидала столь раннего его появления. Не ожидала, но уже успела оправиться от неожиданности. Так что сейчас можно было спокойно прощаться и расходиться.

— Вот ведь как все изменилось из-за затянувшихся сборов, — заметил Николас. — Приехал бы я раньше, вы вели бы себя совсем по-другому.

Мне не хотелось дальше обсуждать то, чего не было, — наши отношения, но просто развернуться и уйти я почему-то не могла, так что решила сказать еще пару фраз о чем-то другом.

— Вернер написал Монике, что задерживается на неделю. Я была уверена, что это касается всех курсантов, кто был на сборах.

— Так и было, — он легко сменил тему. — Но нас отпустили раньше, чем говорили. Возможно, сыграл свою роль мамин приезд туда, она сочла нужным срочно рассказать мне о случившимся, но и с нашим командиром переговорила. По этой ли причине или из-за того, что мы выполнили намеченное, сборы закончили. Так что Вернер сейчас уже наверняка там, куда его звало сердце все эти долгие дни. Как и меня, впрочем. Но он счастливее меня в любви.

Он опять свернул в желательную для себя сторону, а я пожалела, что не обладаю волшебной способности Моники часами болтать ни о чем. Вот начала бы ему с восторгом описывать кружева на новом платье какой-нибудь инориты, так он бы уже сам от меня сбежал. Жаль, что все это мне интересно не более, чем ему.

— Мне кажется, об этом слишком рано говорить, — заметила я, имея в виду, что отношения Моники и Вернера могут прогореть так же быстро как и вспыхнули.

— Вот и мне так кажется, — ответил Николас, но говорил он совсем о другом, с сильным намеком на нас с ним. — Штефани, выслушайте меня.

И я вдруг поняла, почему до сих пор стою и слушаю его, почему не ухожу, небрежно бросив пару слов на прощанье. Мне хотелось любви, хотелось любить и быть любимой. Мне хотелось, чтобы был на свете человек, которому я небезразлична до такой степени, как сейчас Николасу. Я впитывала тепло его слов, они меня согревали и делали жизнь легче и красочней. Только я его не любила и ничего не могла дать. И все это было ужасно, ужасно эгоистично с моей стороны, но я ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось его слушать, а ему хотелось побыть со мной рядом. Но равноценный ли это обмен? Нет — если он говорит сейчас правду, да — если все его действия направлены на то, чтобы я приняла его браслет, о котором он ни разу не упомянул. Девушки любят красивые слова, и я не исключение, но сейчас мне было необходимо, чтобы его слова были правдой. Мне, но не ему.

— Я только и делаю, что вас слушаю, — резко ответила я. — Николас, вы не сказали ничего, что бы я не слышала раньше от вас или вашей матери. Я ей обещала, что вас выслушаю, и я выслушала. А сейчас, простите, мне надо идти. Тетя Маргарета начнет волноваться, а ей этого нельзя.

— Я вас провожу.

Его тон не допускал возражений, действия — тоже. Моя рука лежала на сгибе его локтя каким-то непостижимым для меня образом, и вырвать ее можно было лишь устроив скандал. Я возмущенно посмотрела на Николаса, он же лишь недоуменно приподнял бровь.

— Я сожалею, что поведение моего отца было причиной болезни вашей тети, — сказал он. — Я надеюсь, сейчас она чувствует себя хорошо. Наша семья хотела бы возместить вам деньги, потраченные на лечение.

— Нет, — резко ответила я. — От вас мы ничего не примем.

— Но это наша обязанность, — возразил он. — Наша вина. Нет, моя вина. Но я и подумать не мог, что из-за моей просьбы к отцу столько гадкого случится. Если бы я только знал, Штефани, если бы я только мог представить! Мне очень жаль, что вам пришлось прийти через это и что я не смог вас оградить.

Я искоса на него взглянула, скрывая свой интерес за полуопущенными ресницами. Он выглядел огорченным и совсем не таким уверенным, как обычно. Сказать, что ему не следует себя винить? Но я так не думала, а слова утешения для него прозвучат надеждой, так что я сочла лучшим заговорить о другом:

— Как прошли ваши сборы, Николас? Только не надо опять переводить разговор на меня, пожалуйста.

Он задумчиво на меня посмотрел, потом чуть улыбнулся и сказал:

— Штефани, думаете легко думать о чем-то другом рядом с вами? — увидел, что я нахмурилась, и сказал менее игривым тоном: — А если серьезно, то я не могу вам этого рассказывать.

— Почему? — удивилась я. — Я похожа на шпионку или на тех, кто не умеет держать язык за зубами?

Он расхохотался, чуть запрокинув голову и показав, что зубы у него тоже есть — ровные, белые и все на своих местах. Было ли это результатом его мастерства как военного мага или стараний столичных целителей, сразу и не скажешь.

— Штефани, есть вещи, о которых посторонним говорить нельзя.

— Вы не так давно говорили, что я вам не посторонняя, — с обидой ответила я.

— Я не рассказал бы, даже будь вы моей женой, — заметил он. — Впрочем, в этом случае вероятность, что я проболтаюсь, намного больше. Кому доверять, как не собственной жене? Предлагаю обойтись без помолвки. Тогда сразу после посещения храма рассказываю о наших сборах, ничего не скрывая.

Теперь невольно рассмеялась я.

— Мне они не настолько интересны, чтобы ради этого срочно бежать в храм.

— А жаль, — немного грустно сказал он. — А что вам было бы настолько интересно? Есть ли что-то, ради чего вы бы пошли, если не на все, то на многое?

Его вопрос меня удивил. Я никогда не задумывалась об этом, но в моей жизни не так много было того, ради чего я могла согласиться на что-то, мне нежелательное, или отказаться от чего-то, важного для меня.

— Тетя Маргарета и Регина, — ответила я. — Ради них я пошла бы на все, точнее, почти на все — есть вещи которые я никогда не стала бы делать.

— А ваш отец? Он вам не столь дорог?

— Понимаете, Николас, — я попыталась облечь в слова свои чувства, получалось плохо, — я его всегда ощущаю немного чужим, а тетю и Регину — нет. Но что мы все обо мне? А для вас кто настолько дорог?

— Семья, друзья, и вы, Штефани, — ответил он. — Я понимаю, что бессмысленно просить вас принять браслет после того, что случилось. Понимаю и все равно не могу удержаться.

Ну вот мы и подошли к тому, ради чего говорились все эти красивые слова. Сейчас он заботился о том, чтобы прикрыть опрометчивый поступок. И не важно, чей он был — Николаса или его отца, платить за это предлагалось мне. Мне стало немного грустно, и я невольно попыталась задеть и его:

— У вас будут проблемы на службе из-за вашего отца?

— Не столь значительные, как кажется моей матушке, — он чуть снисходительно улыбнулся. — скандал есть, от этого никуда не деться. Но через пару лет история эта забудется. Скорее всего — уже через год. Я сильный маг, такими Гарм не разбрасывается.

— То есть вам не нужно, чтобы я изображала вашу невесту? — подозрительно уточнила я.

— Мне нужно, чтобы не изображала, а была, — пояснил он. — Вариант, который предлагала вам моя мама, меня не устроит. Мне нужны вы, Штефани, вы, а не видимость отношений для общества, чтобы избежать скандала. Скандал я переживу, не бойтесь

Мы так и не дошли до моего дома, и сейчас стояли на улице, не слишком людной в это время дня, но нас постоянно огибали спешащие по своим делам люди. Я чувствовала неловкость, что слова, мне предназначенные, мог слышать любой прохожий. И мой отказ тоже. Зря я не согласилась пойти с Николасом куда-нибудь. Он напряженно всматривался в мое лицо, ожидая ответа. А я никак не могла решиться произнести то, что вертелось у меня на языке, мне не хотелось делать ему больно. Но придется, рано или поздно. Так пусть уж лучше рано. Я обвела глазами улицу, чтобы хоть как-то настроиться, собраться с духом, и мой взгляд зацепился за Рудольфа. Был он не менее напряженным, чем Николас, словно он тоже задал мне вопрос и сейчас ждал ответа. И я ответила. Ему, а не тому, кто стоял напротив меня:

— Я согласна.

И лишь когда слова прозвучали, поняла, что наделала. Больше сказать я ничего не успела. Браслет защелкнулся с сухим неприятным треском, Николас поцеловал мою руку и сказал:

— Штефани, я сделаю все, чтобы вы не пожалели о своем решении.

Я взглянула туда, где видела Рудольфа. Но там было пусто. Быть может, его и не было, а со мной сыграло злую шутку воображение? Я подняла руку, в недоумении рассматривая приобретенное украшение. Массивный, старинного серебра, с чистыми рубинами, браслет был красив, но мне захотелось от него избавиться сразу же. Я покрутила, но там даже следа не было от замка, все казалось единым целым

— Как он снимается? — в панике спросила я.

— В храме после обряда или по обоюдному желанию расторгнуть помолвку, — пояснил Николас. — Но что с вами, Штефани? Вы же согласились? Иначе я не смог бы застегнуть на вашей руке семейный артефакт.

Глава 20

— Я на это не соглашалась!

Охвативший меня страх скрыть не удавалось. Голос подрагивал, как, впрочем, и руки. Я вертела браслет, но он был монолитным, ничего не указывало, что где-то есть замок, предательски застегнувшийся, когда я этого не ожидала. Но он должен быть, непременно должен!

— Но я задал вам вполне определенный вопрос, — Николас выглядел несколько растерянным, что было для него несвойственно. — Его никак нельзя было истолковать двояко. Штефани, вы дали согласие.