"Днем казак,ночью-волк" Роман.Приключения.

-Ну, я же не у самого входа его оставил,— возразил Серко,— фитиль рассчитан гореть на счет до трехсот, я проверял. Сейчас еше только двести восемьдесят, отсчет я веду. Давай тут заберемся поглубже в воду, чтобы обойти линию траншей.

_-Быстро идем,— удивился Кривонос.— А Хмель все-таки не подвел. Сказалась казацкая натура. Только там такая густая стрельба в предполье, что, похоже, не одна его сотня задействована, а целый полк огонь ведет.

Хмельницкий после ухода Кривоноса и Серко, долго не мог успокоиться. Обидные слова, брошенные ему в лицо побратимом, не выходили у него из головы. " Неужели Максим прав и я, действительно, обабился?— вновь и вновь задавал он себе вопрос.— Куда девалась прежняя дерзость и отвага, что я стал таким осмотрительным?"

Сотник понимал, что Кривонос и Серко не отступятся от своего и сегодня же ночью попытаются реализовать свой план, не рассчитывая на поддержку со стороны, без которой он заранее обречен на провал.

Между тем, время шло, уже вечерело, и надо было на что-то решаться. В конце концов, он отправился к Дорошенко. Наказной гетман без промедления принял его в шатре, но, выслушав сотника и своего старинного побратима, задумался.

-Ты понимаешь, что существует лишь один шанс из тысячи, что это предприятие закончится успехом? — наконец, спросил он.— Им не удастся даже пройти линию часовых, не то, что к пороховому складу приблизиться. Они же там просто по— дурному погибнут. А ты переполошишь стрельбой весь наш лагерь.

Хмельницкий пожал плечами:

-Кривонос упрямый, как дьявол, он все равно от своего не отступится. Ну, а вдруг, у них получится? Представляешь, какая слава для казаков?

-Так то оно так, слава нам не помеха,— согласился Дорошенко,— но устроить ночную вылазку, да еще целым полком без ведома его величества...

-Да чем ты, Дорофей, в конце концов, рискуешь,— не выдержал Хмельницкий,— это меня он под суд может отдать, а тебе, гетману, разве, что выразит свое неудовольствие. Да и полка тут не надо, я со своей сотней вылазку устрою.

-Ты москалей за идиотов держишь?— повысил голос Дорошенко.— А то они не поймут, что это только имитация атаки? Нет, здесь потребуется не меньше полка.

Они еще некоторое время препирались, затем Дорошенко уступил.

-Ладно, ты и сам упрямый, как бык, не лучше Кривоноса,— сказал он.— Ночную вылазку разрешаю, но усилю тебя. С каждого полка прикажу выделить в твое распоряжение еще по сотне. Итого у тебя под рукой будет около двух тысяч казаков. Только будь осторожен и не погуби зря людей. Если потерь с нашей стороны не будет, король в любом случае сильно гневаться не станет, а Радзивилл, тот, может, и одобрит даже. Любит он отчаянных и дерзких...

Обрадованный Богдан, получив согласие гетмана на ночную вылазку, стал разыскивать Серко и Кривоноса, но их нигде не было. Поняв, что они уже на той стороне Днепра, он, получив подкрепление, тоже стал переправляться на другой берег. Там, собрав сотенных командиров, Хмельницкий поставил им задачу приблизиться к лагерю царских войск на расстояние ружейного выстрела, замаскироваться и по его команде открыть огонь по позициям противника.

-Постреляете так с полчаса и можете возвращаться в свои полки,— сказал он в заключение.— Главное, не рискуйте понапрасну, лучше всего было бы выкопать окопы.

Хмельницкому не раз приходилось участвовать в подобных предприятиях, поэтому он знал, что самая глухая ночь наступает часа в два после полуночи. Казаки время определяют по звездам и им известно, что когда Воз ( Большая медведица— прим. автора) переворачивается, сон особенно крепок. " Максим знает это не хуже меня,— решил он,— и раньше этого часа предпринимать ничего не будет".

Дорошенко, отпустив чигиринского сотника, некоторое время оставался в своем походном шатре, барабаня пальцами по столу и обдумывая возможный результат предприятия, затеянного Хмельницким. Затем он вызвал окриком джуру, дежурившего у входа, потребовал коня и направился к великому подскарбию коронному князю Ежи Оссолинскому, который, как говорили, пользовался большим доверием короля.

Выслушав наказного гетмана, Оссолинский спросил:

-Кто, говорите, затеял это предприятие?

-Сотник чигиринского полка, Хмельницкий,— ответил Дорошенко.

-Хмельницкий, Хмельницкий...,— задумался подскарбий,— где-то я слышал эту фамилию... А, вспомнил, уж не тот ли это казак, который посоветовал его величеству штурмовать Покровскую гору?

-Он самый,— подтвердил Дорошенко,— голова светлая, но уж больно горячий порой бывает.

-Что ж, это неплохо,— ответил Оссолинский,— пусть пан возвращается к себе и ни о чем не беспокоится. Его величеству обо всем будет доложено в нужное время и должным образом.

Взглянув на небо, Хмельницкий понял, что дальше медлить нельзя. "Пора начинать,— подумал он,— Максим с Иваном там в камышах давно уже готовы, хотя и не знают, что все идет по плану. Может оно и лучше..."

Он передал по цепи команду открыть огонь. Казаки, давно уже отрывшие себе неглубокие окопы и уютно в них устроившись, к стрельбе были готовы. С первыми же залпами в лагере противника поднялась суматоха. Из траншей ответили беглым огнем, правда, куда стреляли, никто не видел, прогремело несколько пушечных выстрелом. Ядра легли в стороне от стрелявших казаков, никому не причинив вреда.

Хмельницкий, незаметно для себя поднявшийся во весь рост, до боли в глазах всматривался в лагерь царского полковника. Отсюда с расстояние метров трехсот трудно было, что-то разглядеть, кроме вспышек выстрелов из траншей. Время длилось мучительно медленно, минута истекала за минутой. "Неужели Максим с Иваном погибли?"— уже не в первый раз задал он себе вопрос, и в то же мгновение зарево в полнеба осветило гору. Нет, не гору, а то, что от нее осталось. Вершина Покровской горы, будто срезанная взмахом сабли, отделилась от подножия и величаво взмыла высоко вверх, рассыпаясь огромными комьями грунта. В следующее мгновение мощнейший толчок сбил Хмельницкого с ног, вода в Днепре заволновалась, забурлила и хлынула на берег. " Ничего себе фейерверк !"— обрадовано подумал сотник. Его казаки, не посвященные в замыслы Хмельницкого, без команды прекратили стрельбу, испуганно затаившись в окопах. Громко объявив, что больше ничего интересного не предвидится, Богдан приказал всем, кроме казаков своей сотни, возвратиться на левый берег Днепра.

В польском лагере, разбуженные грохотом люди повыскакивали из палаток в одном белье, правда, с саблями в руках. Увидеть всю картину взрыва удалось не многим, но Ежи Оссолинский, давно стоявший неподалеку от королевской палатки, наблюдал ее от начала до конца. Когда полуодетый и без шляпы Владислав вышел наружу и спросил, что произошло, коронный подскарбий, подошел к нему и в немногих словах объяснил, что казаки взорвали пороховой склад на Покровской горе.

-Герои, настоящие герои! -восхитился Владислав IV._— Кто совершил сей доблестный подвиг, достойный быть занесенным в анналы истории?

-Казацкий сотник Хмельницкий,— ответил Оссолинский,— и старший казаков Дорошенко. С моего ведома, ваше величество.

-Но почему не доложили об этом мне?— нахмурился король.

-Мы все были уверены в успехе и хотели преподнести вашему величеству сюрприз,— не моргнув глазом, ответил подскарбий.

-И сюрприз вам удался, как нельзя лучше,— расцвел в улыбке король.-Ведь этот взрыв означает фактически окончательный прорыв блокады Смоленска. Чем же мне вас вознаградить за ваш доблестный труд на благо Отчизны?

Подумав несколько секунд, он снял с пальца перстень с огромным бриллиантом, за который можно было купить небольшой город, и вручил его рассыпавшемуся в благодарностях подскарбию.

-А Дорошенко и этого казацкого сотника завтра утром жду у себя,— сказал король, удаляясь досыпать в свою палатку.

Оставшись один со своей сотней, Хмельницкий взял десяток казаков и отправился вдоль берега Днепра навстречу возвращающимся Кривоносу и Серко. Он очень опасался, что они могли не успеть оказаться на достаточном удалении от порохового склада. Была и вероятность того, что всколыхнувшиеся волны Днепра выбросили их на берег, а потом, потерявших сознание увлекли в глубину. Казаки, скрытно передвигаясь вдоль берега подобрались почти к линии траншей и Хмельницкий с удивлением понял, что хотя взрыв склада и разворотил гору, но большая часть солдат остались целыми и невредимыми, так как почти все они находились в траншеях. Кое-где, правда, траншеи были засыпаны упавшей сверху земли, но люди уже выбрались наружу и не пострадали. " Мое счастье, что сразу после взрыва я не бросил казаков на штурм траншей,— подумал он,— все бы тут полегли". Хотя траншеи пострадали мало, но зато пушечные батареи были частично засыпаны землей, а частично разбросаны по скату горы, да и что в них было толку без пороха?

Между тем, начало рассветать. Оставаться дальше здесь у линии траншей было нельзя. Если Кривонос и Серко до сей поры не объявились и их нигде не было видно, оставалось единственное объяснение их отсутствию— оба погибли при взрыве. Горькая печаль охватила душу Богдан. Сняв с головы шапку, он перекрестился и приказал сопровождавшим его казакам возвращаться назад.

Глава седьмая. Награды героям.

Кривонос и Серко как раз зашли поглубже в воду, чтобы скрытно обойти траншеи, когда фитиль в крюйт-камере, наконец, догорел, воспламенив порох. Раздался чудовищной силы взрыв, потрясший землю. В Днепре поднялась волна, которая швырнула обоих на берег, а затем потащила назад в глубину. Полуоглушенные Иван и Максим, были опытными пловцами, поэтому не пытались сопротивляться силе могучей реки, а, наоборот, нырнули поглубже, отдавшись на волю течения. Когда они, наконец, вынырнули на поверхность то, осмотревшись, поняли, что их снесло к устью Ясменной. Смысла возвращаться на правый берег не было, в версте отсюда уже начинались позиции польско-литовских войск. Проплыв дальше по течению, они вылезли на берег в тылу своих позиций. Оба были одеты в одежду московских солдат, поэтому первым делом сбросили ее, оставшись полуголыми. Но запорожцам, бродившим тут с обнаженными торсами, уже давно никто не удивлялся, поэтому они быстро добрались в расположение чигиринской сотни, где, забрались в копну сена, и завалились спать. Спустя часа два сюда с того берега Днепра привел своих казаков и Хмельницкий, которого уже нетерпеливо ожидал гонец от Дорошенко. В письме гетман требовал его к себе на аудиенцию к королю.

Переодевшись и наскоро приведя себя в порядок, Хмельницкий отправился на встречу с Дорошенко. Хотя печаль по погибшим друзьям, болью отдавалась в его сердце, все же аудиенция у короля льстила казацкому самолюбию. Далеко не каждый казацкий полковник мог похвастать, что король удостаивал его аудиенцией, а уж рядовой сотник, тем более.

Наказной гетман уже ожидал Богдана, нетерпеливо прохаживаясь перед шатром. Поздравив сотника с успехом задуманного предприятия, он, узнав о гибели Кривоноса и Серко, снял шапку и перекрестился:

-Отчаянно храбрые были казаки, царство им небесное! Сами погибли , но смерть их была не напрасной, войско реестровое покрыли бессмертной славой!

Богдан в ответ на эти слова смущенно кашлянул.

-В чем дело?— насторожился гетман.

-Да все правильно, кроме одного,— ответил сотник,— они не были вписаны в реестр, служили у меня волонтерами. Так что, скорее Запорожье они покрыли славой, а не реестровиков! Так и придется докладывать его величеству.

-Волонтерами, говоришь,— хмыкнул Дорошенко,— ну, это дело поправимое. Гей, кто— нибудь там,— крикнул он джурам, стоявшим у шатра,— войскового писаря ко мне!

Когда тот через несколько минут подошел к гетману, Дорошенко отдал распоряжение:

-Немедленно внеси в реестр первой сотни Чигирнинского полка Максима Кривоноса и Ивана Серко. Причем запись должна быть, по меньшей мере, недельной давности. Все ясно?

-Сейчас же будет исполнено,— поклонился войсковой писарь.

Дорошенко и Хмельницкий вскочили в седла. Гетман сказал:

-Ну, а вернемся от его королевского величества, прикажу исключить обоих из списков, как геройски погибших.

Король Владислав IV принял их, сидя на стуле под балдахином, в окружении литовских и польских вельмож. Милостиво протянув руку для поцелуя, к которой оба припали, став на одно колено, король кивнул, чтобы они поднялись с колен и произнес:

-Мы хотели бы подробнее узнать о том, как было задумано и осуществлено это важное для исхода всей кампании предприятие.

Дорошенко был не особенно велеричив, тем более всех подробностей он не знал, поэтому подал незаметный знак Богдану и тот, сделав шаг вперед, начал рассказ, тщательно подбирая слова. Внезапно король, слушавший его с большим интересом, спросил:

-Пан сотник, это ведь ты подал совет идти на штурм Покровской горы?

-Я, ваще величество,— смущенно ответил Богдан.

-Мало того, что совет дельный дал, так потом сам и реализовал его. Браво! Откуда пан родом?

— Богдан Зиновий Хмельницкий, шляхтич герба "Абданк" из люблинской шляхты.

Король удовлетворенно кивнул:

-Пусть пан продолжит.

Когда Хмельницкий дошел до того места в своем повествовании, где он предпринял поиски Кривоноса и Серко, но не нашел и думает, что они погибли при взрыве, Владислав снял шляпу и сотворил крестное знамение:

-Пусть их примет в свои объятия пресвятая дева Мария!

Затем сказал Дорошенко:

-Надо будет проследить, чтобы семьям героям были произведены все положенные выплаты.

Гетман низко поклонился. Король обратился к стоявшему рядом коронному подскарбию:

-Воздав должное памяти погибших героев, перейдем к награждению живых. Присмотрите село покрупнее из коронных земель в Киевском воеводстве и подготовьте дарственную грамоту на него пану казацкому старшему Дорошенко.

Оссолинский, склонился в поклоне, а Дорошенко упал на колени, благодаря короля за оказанную милость.

Подав ему знак подняться, Владислав обратился к Хмельницкому:

-Пусть пан сотник подойдет ближе.

Богдан сделал несколько шагов вперед.

Король отстегнул с пояса свою саблю, в богато инструктированных золотом и серебром ножнах, украшенных множеством драгоценных камней, и протянул ее сотнику, сказав:

-Пусть пан носит эту саблю с честью и достоинством, как и подобает настоящему рыцарю.

Когда Богдан упал на колени и, наполовину обнажив клинок, поцеловал его, король наклонился ближе и по свойски шепнул : " Пусть пан не думает, это не просто драгоценная игрушка, ее клинок с легкостью перерубит полудюймовую полосу железа. Так, что, пан сотник, без нужды его не обнажай, а без славы не вкладывай".

Возвращаясь по окончанию королевской аудиенции, обласканные польскими и литовскими вельможами, казаки ехали в приподнятом настроении. По дороге Богдан сказал:

-Заедем ко мне, Дорофей, помянем души грешные раба божия Максима и раба божия Ивана. Ведь, что ни говори, а награды сегодня от короля мы получили только благодаря им. У меня там в палатке найдется пара корцов оковитой да венгржины.

-А что? — подкрутил ус гетман.— Сражения сегодня, пожалуй, не предвидится, да и злоупотреблять не будем, а помянуть усопших по христианскому обычаю надо бы.