— Здравствуйте, я из Хогвартса. У меня письмо для Даны, можно сказать, подарок ко дню рождения — пропустив его слова мимо своих замечательных ушей, я протянул конверт, но хозяин дома только шире открыл дверь, приглашая внутрь.

— Хогвартс? Жена предупреждала... Вам стоит поговорить с Элизой, проходите в гостиную, э-э... мистер, я сейчас позову их, — он махнул рукой в сторону одного из дверных проемов и скрылся в глубине дома.

Я закрыл за собой дверь и, встав у окна гостиной, стал ждать. За окном был виден внутренний двор. По всей видимости, там недавно прошла активная часть празднования: много мусора, обрывки бумаги, неприбранный длинный стол. Еще дымится гриль, а ветер раскачивает растяжку между деревьев, поясняющую в честь чего такой погром: "С Днем Рождения, Дана!"

За спиной в коридоре раздался сердитый женский голос и в комнату заглянула девочка в синем платьице. Ее волосы, завитые в кудряшки, были соломенного оттенка, как и у ее отца. Одного со мной роста, девчушка остановилась у входа в комнату и стала меня с любопытством рассматривать.

— Вы профессор Флитвик?

— Нет, я не профессор, — усмехнулся я. Чувствую, что меня с ним будут путать еще много раз.

Отстранив девочку от двери, в гостиную вошла полненькая русоволосая женщина. Ее лицо выражало решимость и неприязнь. Однако увидев меня, она, похоже, потеряла запал.

— Домовик? Они теперь присылают письма с домовиками?

— Нет, миссис Корн, вы ошиблись. Я не домовой эльф, — не домовой, но эльф. Надо запомнить фразу, если придется пить сыворотку правды.

— Извините... Муж описал вас, как профессора Флитвика, а когда я вас увидела, то подумала... Присаживайтесь! — Последнее слово она выкрикнула неожиданно и достаточно громко, я аж вздрогнул. Не очень понимая, с чего она так нервничает, я присел в кресло. Хозяйка дома упала на диван, а ее муж с дочерью сели рядом.

— Я отказываюсь, — теперь женщина говорила тихо и смотрела в пол. — Дана не пойдет в вашу школу, — мать будущей волшебницы обняла девочку рукой и подняла на меня взгляд, видимо ожидая возражений.

— Миссис Корн, я, по сути, просто посыльный. Однако, мне было бы интересно узнать причину. Я бы понял, если бы отказывались магглы, узнав, что их ребенок должен семь лет учиться неизвестно где, а они будут видеть его только на летних и рождественских каникулах. Но... вы ведь сами учились в Хогвартсе?..

— Да, — кивнула женщина, явно расслабившись. — Вы очень верно описали ситуацию, и поэтому тоже, мистер...

— Ариэль. Просто Ариэль. Я тут вместо совы, которая... — я посмотрел на ребенка. — Которая заболела.

— Хорошо, Ариэль. Так вот, кроме того, что я не готова не видеть свою дочь девять месяцев из двенадцати и так семь лет подряд... Свою дочь я могу научить всему необходимому сама. А танцующие ананасы, табакерки из мышей и другие глупости, пусть оставят себе. Забрать ее силой вы не в праве! Я маг и могу, по министерскому закону обучать своего ребенка дома, либо мы уедем в другую страну, например, во Францию. Я не согласна именно потому, что училась в Хогвартсе сама. На факультете Слизерин, — она покачала головой. — Я не была успешной ученицей и не могла похвастать сильной магией. Хоть моя семья была чистокровной, но влияния не имела и отношение ко мне даже внутри факультета было недружелюбным. На Слизерине вообще не бывает дружелюбия, одно слово: клубок змей. Что говорить о других факультетах, которые на волне настроений того времени, считали Слизерин кузней зла. Особенно старались гриффиндорцы, вот уж кому не был писан закон! Все это усугублялось абсолютным наплевательством со стороны профессоров, попустительством деканов, защищавших только своих учеников. Слизнорт же, тогдашний декан Слизерина, вообще вступался только за тех, кто входил в его милый клуб с противным названием. Я, "полусквиб", как меня называли, туда по понятным причинам не входила, — миссис Корн перевела дух и, ухватив мужа за локоть, продолжила: — На все моральные издевательства, применение весьма болезненных заклинаний и даже на явные травмы, администрация закрывала глаза. Директор, этот мнимый добрячок, только укоризненно грозил пальцем и завуалированно советовал своим любимчикам больше не попадаться. Драная Кошка ему подмявкивала и, для вида, снимала баллы, — женщина неожиданно всхлипнула, приложив руку к лицу. — Да разве стоит каких-то баллов ночь, проведенная мной в запертом туалете, со сломанной рукой!? Да разве я могу отпустить туда же свою дочь!? Да как вы вообще...

Миссис Корн зарыдала, а я почувствовал себя неловко. Попросил называется, Блинн, рассказать причину. Девочка присоединилась к матери и плакать стали обе. Мистер Корн, поглаживая по спине супругу, бросившуюся ему на грудь, смотрел на меня так, словно подозревал, что это я запер его жену в том туалете...

— Вам лучше уйти, — проговорил он. — Каким бы там экстрасенсом вы ни были, вам тут не рады. Вы все слышали: мы отказываемся от обучения нашей дочери в этой сомнительной школе. Прошу, более нас не беспокоить.

Оставив семейство Корнов в расстроенных чувствах, я покинул дом. Да, очень радостный подарок к дню рождения, профессор Драная Кошка...

15. Охота.

К замку я прыгнул в легкой печали и, не застав Минерву в кабинете трансфигурации, не стал разыскивать ее, решив сообщить о решении Корнов завтра. Спешить уже все равно некуда.

В домике Хагрида все было без изменений. Хранитель ключей спал. Бросив попавшуюся под руку шкуру неизвестного зверя на ловчий ящик, я лег на мягкий мех и укрылся другой, не менее пушистой. Набегавшийся за день, я крепко уснул. Снилась мне мышь в очках-половинках Дамблдора, гоняющаяся на паучьих лапах за учениками Хогвартса.

* * *

Из объятий привидевшейся под утро красотки, меня вырвал металлический грохот и громогласный крик-стон Хагрида: 'Мяско-то кончилось!' Полувеликан стоял на коленях в центре комнаты, заглядывал в чугунный столитровый котел, и явно боролся с желанием разрыдаться. Вскочив, он схватил со стола бочонок и, убедившись, что он тоже пуст, заголосил:

— Куда ты спишь, Ариэль!? Скорее собирайся, пойдем на охоту, — с этими словами, он накинул на плечи кротовую шубу, на пошив которой, судя по ее размерам, пошли все кроты Англии. Затем, Хагрид снял со стены арбалет и набросил на плечо лямку колчана с болтами. — Захвати ножик, — добавил лесник, указав на немаленький тесак, висевший на крючке, и, громко топоча, выбежал за дверь.

Выбравшись из домика в предрассветную мглу, я зябко поежился. Рубеуса я догнал только у самого леса. Углубившись в чащу, он перешел на шепот:

— Теперича надо тихо, а то спугнем зверя. Кабаны кормятся-то в вона той дубраве: желуди, да мышей едят, — указал он куда-то в даль. — Весь лес перерыли. Я, сталбыть, встану здесь, а ты, значится, идешь туда. Как придешь, так на меня-то их и нагоняй.

— Хагрид, а собака твоя где, Клык? — спросил я, наблюдая, как лесничий вступает в стремя арбалета.

С большим трудом, натужно кряхтя, он двумя руками оттянул стальную тетиву, поставив ее на 'орех'. Положив, цельнометаллический трехфунтовый болт на направляющую, он зафиксировал его пружиной и ответил:

— От этой ленивой псины никакого толку, только зверя подшумит... Ты ступай вдоль ручья э-э... вверх до порогов, там-то забирай левее вокруг холма и аккурат к стаду выйдешь, — подняв арбалет, он перехватил его двумя руками, к чему-то прислушался, и, кивнув мне головой, пошел прятаться за дубком. Редкий дуб в Запретном лесу мог служить полувеликану укрытием, вот и этот с отведенной ему ролью явно не справлялся.

Я же, следуя инструкциям, вышел к ручью и пошел вверх по течению. У невысоких уступов, где вода с журчанием перекатывалась по камням, я склонился, чтобы умыться и позволить ручью унести остатки сонливости. Набрав пригоршню прозрачной воды, я посмотрел в даль. Между деревьев мелькнула синяя машина. 'Трасса так близко от Хогвартса? Странно...' Успел я подумать, прежде чем плеснул себе в лицо холодной водой. Снова посмотрев туда же, я ничего не увидел и вспомнил, что маггловской дороги тут быть никак не может. 'Показалось, подумал разведчик.'

Обойдя невысокую горку, я осторожно подобрался к кабанам, которые, похрюкивая и повизгивая, рыли землю между дубами. Здесь были и совсем маленькие полосатые поросята, и свинки покрупнее. Однако, мое внимание привлек крупный кабанчик, больше похожий на бычка.

Темно-коричневого окраса, с черной гривой и огромными клыками, которым позавидовал бы и мамонт. Он стоял в отдалении от стада и лениво хрустел желудями, шелуха которых вываливалась из уголков его слюнявой пасти. Пройдя кругом еще немного, чтобы кабан оказался между мной и Хагридом, я неспешно двинулся в его сторону, взмахивая руками, хлопая в ладоши и крича: "Ха! Хо! Хоо!" Стадо всколыхнулось, но не спешило бежать. Выбранный целью секач, лишь поднял голову и, посмотрев на меня своими маленькими черными глазками, вернулся к желудям. Его примеру последовали остальные.

Одна свинья даже подошла и почесалась о мою ногу, едва меня не опрокинув. Матка легла набок и к ней гурьбой ринулись поросята. Весело похрюкивая и толкаясь, они приникли к полным молока, розовым сосцам... В прибрежном ивняке раздалось тихое тревожное повизгивание: там, в густом переплетении сочных ветвей, запутался еще один полосатик. Достав из ножен взятый в хижине тесак, я приблизился к молочному поросенку и несколькими взмахами рассек ветки. Счастливый поросеночек, смешно переваливаясь с боку на бок, побежал к своим собратьям и, растолкав их, припал к свободному соску.

Что ж, раз меня не восприняли всерьез... Вырезав в кустарнике прут, я вновь приступил к кабану. На сей раз с более хлесткими аргументами. Принявшись охаживать хребет упрямца лозой, добился лишь недовольного похрюкивания и вялой попытки поддеть меня жутким клыком. Разумнее было бы спокойно сходить за хагридовым арбалетом, но я отбросил эту мысль, упрямо желая все-таки сдвинуть с места эту горбатую гору сала. Раздразнив секача новыми ударами, я попытался увлечь его за собой, но тот остановился, пробежав за обидчиком всего несколько метров. Раздосадованный неудачей, я вложил в очередной удар толику магии. Повинуясь подспудному желанию, лоза окуталась электрическими разрядами. Запахло паленой шерстью, и взвизгнувший кабанище потрусил в нужном направлении. Я, обрадованный успехом, побежал следом, добавляя ему скорости. Так мы и двигались по тропе в сторону Рубеуса.

Не доходя пятнадцати шагов до дерева, за которым виднелась задняя часть Хагрида, вепрь вдруг остановился, рявкнул и, подняв рыло, стал принюхиваться. Внезапно он повернулся и, выставив клыки, бросился на меня, набирая ход как паровоз. Расстояние между нами, и без того малое, стремительно сокращалось. Чтобы не последовать за моим предшественником на этой должности, я спешно трансгрессировал в сторону.

В этот момент раздался звук тетивы и гул летящего к своей цели болта, который с характерным шлепком вошел в ляжку убегающего секача. Вылетевший из груди кабана и обладающий еще достаточной энергией, снаряд наверняка угодил бы в меня, останься я на прежнем месте. По счастью, этого не случилось. Болт пролетел в лес, где срикошетил от ветки и с ужасным воем умчался в неизвестность. Огромный зверь был мертв, хоть и дрыгал еще копытами.

Лесничий неспешно подошел к туше, пнул ее сапогом и разочарованно вздохнул:

— Маловат подсвинок... хорошо, если на неделю-то хватит. В следующий раз, значится, покрупнее выбирай. Да, еще: не стой больше сзади кабанчика, в стороне держись. Зверь-то всегда по своему следу убежать пытается. На его пути тогда лучше не стоять, — говоря это, Рубеус взял у меня свой нож и прорезал отверстия между сухожилиями и костями выше скакательных суставов. Продев в них крепкую палку, он ловко подвесил добычу на трехметровой высоте. При этом, свисавший из клыкастой пасти язык касался земли. Надрезав шкуру, он содрал ее до головы одним движением, будто имел дело не с вепрем, а с кроликом. Орудуя тесаком, он отделил голову и вывалил внутренности в подставленную шкуру. — Глянь-ка молодым глазом: нет ли червей на печени?

Встав на цыпочки, я заглянул в нутро туши. Оттуда веяло теплом и пахло навозом.

— А где печень-то, Хагрид?

— Там, внизу ищи. А дальше сердце.

— А, вижу! — я протянул руку и коснулся податливой плоти. Большая печень была чистой и равномерно красной, о чем я и сообщил Рубеусу.

— Хорошо, значит и сырой можно полакомиться. Я, знаешь, как-то съел с червями... так, это самое, на огороде пол дня, э-э... просидел, — поведал он и, взвалив дичь на плечи, кивнул на оставшиеся в шкуре потроха. — Прихвати требуху. У опушки на солнышке-то ее выложим, да фестральчиков порадуем. Посмотришь красавцы какие.

Назад шли медленнее — Рубеус нес добычу и арбалет, а я тащил волоком сырую шкуру с потрохами в ней. Пока я выкладывал приваду для фестралов в указанном месте, полувеликан расчленил тушу топором и вывесил филе и окорока в кладовой у хижины, для дозревания. Остальное он порубил кусками и сложил в котел.

— Луку еще надо, и, значится, побольше! — сказал Хагрид, посыпав мясо крупнозернистой солью и залив водой.

Я сходил и принес с огорода луковицу. Нашинковал ее кольцами. Получилось целое ведро.

— Маловато... Луку надоть чтоб было столько ж, сколько мяса.

Пришлось принести еще пару. Высыпав лук поверх мяса, Хагрид закрыл котел тяжелой крышкой и, подпалив дрова своим зонтиком, подвесил емкость над огнем в камине. Подставив к очагу крепкий табурет, лесник сел на него и протянул натруженные босые ноги к огню. Красные языки пламени лизали закопченные бока котла. Оглядевшись, он поднял палец вверх и сказал:

— Видал моих свинок? Настоящие потомки тиранийских вепрей. Теперича-то их уже нигде не сыщешь, а раньше на всю Европу ужас наводили, — Хагрид почесал пятку своей вилкой. — Привез их из Албании. Меня сам Альбус Дамблдор отправлял лет десять назад: отвезти кой-что надо было туда. А на обратном пути, в тамошнем магическом квартале, на птичий рынок заглянул. Вижу: какой-то цыган продает супоросную свинью. Свирепого вида такую, с клыками! Я ее как увидал, так сразу и влюбился. Надо тебе сказать, что тиранийская порода славится тем, что и кабаны, и свиньи имеют клыки. Тот цыган-то мне это и рассказал. Толковый заводчик поросей-то! Крепко дело свое знал, да. Свинку, значится, я привез и в лесу у нас выпустил, — вода в котле начала побулькивать. — С тех пор кабанчики и расплодились в избытке.

Следующие полтора часа провели, перебирая травки, связки которых Рубеус сушил под потолком. Смотритель хорошо знал, что растет в Запретном лесу, что из этого полезно, а что лучше не трогать.

— ...так вот эту травку, значится, держать дольше недели нельзя: она, высохнув, на ядовитую пыль исходит. Сильно надышишься... хорошо, если к Помфри в это самое, в медпункт успеешь добежать, — Хагрид оторвал несколько листков и положил на язык. Пожевал. — В мясо брошу: как приправа она очень хороша. А если хранить надо, то в стакане. Главное, значится, воду не забывать добавлять. А то вода того э-э... и...