Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Прекратите! — Резко и громко произнес хозяин кабинета. — Нам еще пораженческих настроений не хватало. Давайте лучше обсудим, как и чем мы сможем еще помочь Вермахту устоять. Ведь не все подряд оружие имеет смысл отправлять.
— Погодите, — чуть привстал мужчина с военной выправкой. — Нам нужно сначала закрыть японский вопрос. Он ведь так и остался подвешенным.
— Вы, как я понимаю, имеете что сказать?
— Да, — кивнул тот. — Разведывательных сведений у нас пока толком нет, но вряд ли японцы будут строить оборону только вдоль канала. Им ведь нужно и фланги прикрыть. Поэтому предлагаю перебросить поближе стратегические бомбардировщики и превратить все прилегающие к каналу земли в лунный пейзаж. После чего попытаться атаковать изуродованные позиции противника морской пехотой. Корпус небольшой, но его должно хватить. Да и линкоры подведем, чтобы оперативно поддерживали огнем.
— Японские истребители мы попросим подождать пока в сторонке?
— Мы их просто перебьем, не считаясь с потерями. С аэродромов в той же Венесуэле. Хотя, полагаю, если наши дипломаты смогут договориться, то... — он плотоядно улыбнулся.
— Вы не забываете о том, что японцы могут взорвать шлюзы?
— Могут. Но это будет всяко лучше, чем перепахать там все тяжелыми бомбами. Проще восстанавливать. Да и к моменту постройки флота мы уже сможем ввести канал в строй.Часть 3 — 'Две сорванные башни'
Между прочим, на похоронах Теоприда, кстати, где он? Только я догадался принести цветов юбиляру.
кинофильм 'Две сорванные башни'Глава 1
15 апреля 1942 года. Москва. Наркомат Иностранных дел
— Здравствуйте, — Молотов был как всегда предельно спокоен и выдержан.
— Рад вас видеть, Вячеслав Михайлович, — постарался быть предельно вежливым Луис Кинтания дель Вае. — Мне сказали, что дело не терпит отлагательств, не поясните, чем была вызвана такая спешка?
— Вот, — протянул небольшую папку, послу, — эти фотографии нам доставили вчера вечером.
— Откуда? — Чуть хмуря лоб, спросил Луис Кинтания. — Признаться, я не очень понимаю, что должны мне сказать эти виды совершенного разгрома.
— Как вы, вероятно, знаете, у Советского Союза последние несколько лет выстраиваются взаимовыгодные отношения с Японской Империей. Например, тот же торговый оборот за минувший год увеличился в семь раз. Кроме всего прочего, между Москвой и Токио заключено несколько договоренностей по обмену стратегически важной информацией. Так вот — эти фотографии сделаны японскими репортерами на атлантическом побережье Панамы.
— Это доказательства их жестокости? — Недоуменно спросил Луис Кинтания. — Но зачем в таком случае вы их показываете мне?
— Вы неверно меня поняли. Эти фотографии свидетельствуют о результатах ковровых бомбардировок, которые проводят ВВС США против населенных пунктов в Панаме. То есть, весь этот лунный ландшафт — плод стремления правительства Соединенных Штатов вырезать непокорное население Панамы, которое очень благожелательно приняло японские войска. Вот, — Молотов передал вторую папку, — здесь эти же населенные пункты незадолго до бомбардировки.
— Странно... — покачал головой Луис Кинтания. — Мне показалось или вы даете мне понять, что вы знали о том, что эти населенные пункты будут уничтожены?
— Наша разведка смогла выяснить только факт переброски тяжелых авиадивизий ВВС США на аэродромы, откуда они могли работать по Панаме. Мы допускали шанс нанесения бомбовых ударов по населенным пунктам с целью уничтожения населения, но не думали, что янки пойдут на это. Кроме того, эвакуировать все население японцы не только не успевали, но и не могли, тем более, что подобное мероприятие могло породить излишнюю панику. Однако подстраховаться таким образом посчитали нелишним.
— Ясно, — кивнул посол. — И что вы хотите от Мексики? Все это, конечно, ужасно и не красит нашего соседа, однако...
— Вы правы, — кивнул Молотов, — не красит. Поэтому мы были бы благодарны правительству Мексики, если оно постарается осветить события и предать их огласке. Кроме того, Советский Союз заинтересован в том, чтобы государства Центральной Америке не только осудили геноцид жителей Панамы, но и препятствовали дальнейшему развитию данного богопротивного дела. Мало кого красит кровь невинных людей.
— Чисто по-человечески я вас понимаю, — вкрадчиво произнес посол, — но мое правительство будет исходить из чисто прагматичных побуждений. Где Советский Союз, и где США? Что мы получим с подобного демарша кроме проблем?
— Вас устроит поддержка Советским Союзом создания Центрально Американских штатов? — Как можно более спокойно и невозмутимо спросил Молотов.
— Что?! — Луис Кинтания аж поперхнулся. — Но ведь японцы вторглись в Панаму! Как в таких условиях можно говорить о создании Штатов?
— То, что японцы больше ничего захватывать в Центральной Америке не будут мы можем гарантировать. Им бы и это удержать. Однако по этому каналу мы можем обеспечить военные поставки и поддержку нового союза.
— Иными словами, вы поддерживаете это вторжение? — Повел бровью посол.
— Что у Советского Союза, что у Российской Империи накопилось очень много вопросов к Соединенным Штатам Америки. Очень серьезных вопросов. Например, текущая война между нами и Рейхом один из них. Они, конечно, там не одни постарались, но одного финансирования людоедского проекта НСДАП в наших глазах вполне уважительная причина. А ведь там очень много прегрешений и без взращивания этого чудовища. На руках элиты США кровь десятков миллионов людей и большие проблемы, созданные для большинства государств на планете.
— Извините, — перебил его посол, — но, я все это знаю.
— Тогда вы должны понимать, что конфликт между Советским Союзом и Соединенными Штатами неизбежен. Пока, — Молотов особенно подчеркнул это слово, — мы не можем выступить открыто. Ведь у нас серьезная война с немцами. Да и еще сохраняются надежды на мирное разрешение вопроса, но если все так пойдет дальше, то ничего иного нам не останется.
— И вы хотите, чтобы мы сейчас начали войну вместо вас?
— Нет. Вы не справитесь. Мы просим от вас только дипломатической поддержки. Мы понимаем, что между Вашингтоном и Мехико установлены крепкие и надежные дружественные отношение, но, полагаю, шанс возрождения ЦША вас должно устроить.
— Этот проект не все считают здравым, — покачал головой посол, — некоторые так и вообще назовут его мертворожденным. Что вы можете гарантировать?
— Незамедлительное признание государство и установку экономических и политических отношений. А если потребуется, то и заключить оборонительный союз. — Луис Кинтания хмыкнул. — Понимаю, сейчас я не могу ждать от вас какого-либо ответа, поэтому я предлагаю вам посетить Мехико и передать не только эти фотографии, но и наш разговор. Обычными дипломатическими каналами пользоваться мы не советуем, так как подозреваем их контроль со стороны Вашингтона.
— Почему вы так считаете?
— Меня попросили вас только предупредить. Никаких точных сведений у нас нет, однако, мы не ошиблись в вопросах контроля японских каналов связи. Поэтому, очень желательны именно личная передача и пояснение.
— Хорошо, — кивнул озадаченный Луис Кинтания.
— Заодно, если вас не затруднит, передайте наше пожелание расширения экономических связей и более тесного сотрудничества.Глава 2
23 апреля 1942 года. Недалеко от Луцка. Грунтовая дорога
Гюнтер возвращался на фронт после долгого лечения в тылу так толком и не повоевав — на вторую неделю войны нарвался на засаду и получил три пулевых ранения. Поначалу даже врачи не верили, что он выживет, но обошлось. Выкарабкался. И вот теперь он покачивался на ухабах разбитой грунтовой дороги, глотая пыль под завывания двигателя 'блица'.
— Проклятье! — Наконец не выдержал Гюнтер, приложившись лбом на одном из ухабов в лобовое стекло. — Долго нам еще?
— Часа три, если все нормально, — произнес не менее утомленный Франц. — Но я бы на вашем месте не спешил.
— Что, совсем горячо? — Чуть дернув щекой уточнил гауптман.
— Да не то, чтобы горячо, но неприятно. На передовой совершенное разложение, герр гауптман. И поверьте старому солдату, ничем хорошим это не закончится.
— Вроде бы наступаем, — пожал плечами гауптман, слегка покосившись на ефрейтора. — С чего бы?
— Вы о нем из сводок только знаете?
— В основном да, — неуверенно кивнул Гюнтер.
— Ох, и удивитесь, — грустно улыбнулся Франц. — Не война, а цирк. Солдаты совершенно не хотят воевать. Они и раньше не сильно рвались, а уж после того, как по линии Красного креста наши пленные стали домой письма писать, так и подавно.
— Странно, — слегка смутился Гюнтер, — и как же они тогда наступают?
— Вежливо и изящно, — хохотнул Франц. — Иногда только диву даешься. Да и русские себя как-то странно ведут. Если есть возможность не убивать, то стараются избегать этого. В некоторых перестрелках обе стороны полдня палят друг в друга, а толку ноль. Ну, если судить по потерям. Я же раненых и больных вожу в госпиталь. Так их больше от небоевых причин страдает. Черт знает что!
— Так ведь радоваться надо, — улыбнулся Гюнтер, — потерь мало.
— Верно, — кивнул Франц, — мало. Только ведь и на месте топчемся. Беседовал на днях с артиллеристами, говорят совсем загоняли. Чуть что — сразу отступают и их вызывают. Они там воют уже.
— А чего же тогда на месте стоим? — Удивился гауптман.
— Так то и стоим, что пальба идет странная. То ли русские соображают быстро, то ли наши медленно шевелятся, но как правило они успевают отступить с засвеченных позиций после вызова артиллеристов по радио. Как чувствуют. А потом обратно возвращаются.
— Да ну, — протянул Гюнтер, — байки все это. Давно бы проверили, проложив телефонную линию до артиллерии.
— Пробовали. Диверсанты режут и минируют.
— Так их еще не вывели? — Испугался гауптман.
— Да вы не переживайте, — усмехнулся Франц, — сейчас они нас не трогают. Только провода режут. Это в первые месяцы злобствовали, а теперь почему-то прекратили.
— Что это за звук? — Насторожился Гюнтер. — Вроде на самолет похоже, только не знакомо. — И как будто в подтверждения его слов из-за леса на бреющем выскочили две пары каких-то странных двухмоторных самолетов , сходу открывшие огонь по автоколонне. Впрочем, что ефрейтор, что гауптман не стали долго думать и сиганули в кюветы, дабы не попасть под раздачу.
Сложно сказать, сколько прошло времени, прежде чем Гюнтер услышал удаляющийся рев моторов и поднял голову. На дороге стояла полная разруха. Не осталось ни одной целой машины. Причем почти все получили по несколько попаданий в капот, в то время как тенты остались практически не задеты.
— Вот так всегда, — убивался Фриц, возясь возле развороченного несколькими попаданиями малокалиберной пушки двигателя. — Это уже седьмая.
— И что, по двигателям бьют?
— Ну а куда же? В итоге груз и бросить не бросишь, и как тащить не ясно. Одни проблемы... — сокрушенно покачал головой Франц.
— А как же Люфтваффе?
— Его мало кто видит. По слухам, его еще к началу апреля проредили так, что не скоро оправится.
— Странно... — покачал головой Гюнтер, наблюдая за тем, как пара солдат во главе с фельдфебелем осматривает автоколонну. — А ведь могли нас всех тут положить, если бы покрутились, да причесали. Кюветы-то неглубокие. Простреливаются легко. А судя по калибру установленных на этих самолетах игрушек, им даже бруствер траншеи не помеха.
— Вот то-то и оно, — кивнул Франц. — Не война, а балаган какой-то.
В тоже время в Вашингтоне
— Очень интересно, — Рузвельт отложил листок с докладом в сторону. — Что сами думаете?
— Полагаю, что Москва пытается нам намекнуть...
— Мне это я и так ясно! Болван! — Чуть разозлился Рузвельт. — Какие последствия? Ведь мы не единственные читатели этого доклада.
— Никто в Центральной Америке на это не пойдет, — уверенно произнес мистер Уоллес. — Мы ведь рядом, а кто их поддержит?
— Вообще, мистер Уоллес, мы сейчас находимся в состоянии войны и пока что терпим поражение за поражением. Вчера пришло подтверждение головотяпства наших летчиков. Кто их вообще догадался отправить туда при такой хреновой видимости? В итоге можно констатировать — первых к Атлантике шлюзов больше нет. А заодно и разворочен весь берег рядом с ними.
— Это не так страшно, мистер президент, — вкрадчиво произнес мистер Уоллес. — В конце концов, теперь мы будем уверены в том, что неожиданных гостей на Восточном побережье нам ждать не стоит.
— А японцам на западном, — зло толкнул в сторону начальника разведки листок телеграммы. — Читайте. Эти проклятые макаки все-таки начали беспокоить наше западное побережье. И авиация не спасает. Они топят и угоняют наш гражданский флот, действуя подводными лодками и эсминцами. Кроме того, стало известно, что на Аляске также высадился японский десант. Небольшой, но все-таки. Так что, мистер Уоллес, меня не волнует, как, но вы должны точно выяснить, что русские будут делать, а что нет. Вы меня поняли?
— Да, сэр, — кивнул начальник разведки с весьма кислым лицом.Глава 3
28 апреля 1942 года. Москва. Ставка.
— Какие из этого вы сделали выводы? — Тихо произнес Сталин.
— По всей видимости наступление саботируется. — Несколько неуверенно отметил Василевский. — Мы полагаем, что у немцев появились очень серьезные внутренние проблемы. Практически бунт.
— У нас тоже есть аналогичные подозрения, — подтвердил Слуцкий. — Активность СС и СД последние дни очень высоки. Генералитет совершенно задергали допросами. Кое-кто под арестом. Но это приводит только к ухудшению ситуации. Особенно в среде офицеров и унтеров. Конечно, встречаются карьеристы, которые стараются воспользоваться сложившимся положением, но у них что-то получается только в тылу, да и то, не всегда и не у всех. На фронте таких при первой возможности свои же стреляют.
— Но это на фронте. А в тылу? — Спросил Тухачевский.
— Очень сложные взаимоотношения. Они становиться практически изгоями, которым никто старается не только не помогать, но и не общаться без особенной нужды. Не все это выдерживают. А уж если всплывает какое-нибудь нарушение или проступок, никто покрывать подобное не станет.
— Вы полагаете, что подобная ситуация следствие наших подарков?
— Да, товарищ Сталин. — Кивнул Слуцкий, вместо Берии. — Мы отслеживаем активность группы Гальдера. Их деятельность стала особенно бурной после того, как к ним присоединился Шпеер.
— И что, контрразведка ничего не делает? Неужели их еще не вскрыли?
— По нашим сведениям, руководитель Гестапо Мюллер, известный своей независимостью, почувствовал куда ветер дует и прикладывает все усилия к тому, чтобы работа его ведомства не вредила группе Гальдера.
— Мюллер? — Удивился Сталин. — Очень странно.
— Ничего странного, товарищ Сталин, — начал Слуцкий. — Его только в тридцать девятом году смогли буквально силком вступить в партию. Очень честолюбив. Профессионал экстра-класса. Держится предельно независимо. Политических предпочтений не имеет. В поддержке товарищей по партии замечен не был. Грубо говоря — его нынешнее положение продиктовано исключительно его личными качествами и навыками, так как в противном случае, его бы никто в руководстве Рейха не терпел.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |