Хейсар. (Меченый - 3)

Упер древко в землю, вытер об араллух левую ладонь, прислонил рогатину к себе и вытер правую...

...Нет, не вытер — попытался. Потому, что как только он оторвал пальцы от древка, медведь, казавшийся вырезанным из черного камня, молнией сорвался с места и прыгнул!

К нему, к Негзару!!!

Левая нога привычно скользнула в сторону и вперед...

Тело само собой качнулось следом...

Руки потянулись к наш'ги и... схватили воздух в тщетной попытке удержаться на ногах...

Плечо прострелило болью...

Перед глазами мелькнула падающая на землю рогатина, следом за ней — бурая тень, а через вечность уши разорвал оглушительный рев...

Потом хрустнуло, рев на мгновение оборвался и ударил по ушам с удвоенной силой!

Негзар сжался в комок, зажмурился и сообразил, что лежит! На земле!! Обхватив голову руками!!! Лежит, вместо того чтобы биться с Хозяином Леса!!!

'Я встану!!! Сейчас!!! Нет, через мгновение!!!' — мысленно воскликнул он и понял, что не встанет. Ни через мгновение, ни через два. Потому, что ползет! К лесу! Пытаясь оказаться как можно дальше от жуткого рева, хрипов и хруста рвущейся плоти!

'Я встану там... у опушки... И...'

Что будет после этого 'и', он так и не придумал, так как услышал презрительный смех Аттарка:

— Эй, Гатран, ты не туда пополз: корыто здесь, рядом со мной!!!

Воспоминания о том дне взрезали душу, как ритуальный нож увея. И вытащили из самых темных уголков памяти все то, что он когда-либо пытался забыть: презрение в глазах деда, проводившего ритуал лишения клинка, равнодушное 'у меня только два сына, о'вери ', сорвавшееся с уст матери, увидевшей его умоляющий взгляд, душераздирающий скрип закрывающейся за спиной калитки и многое, многое другое.

Когда горечь воспоминаний стала совершенно невыносимой, а Негзар почти уже решил плюнуть на договоренности с Юлаем и вернуться в Голон, из открытого люка раздался голос долинника:

— Эй, ашер, ты наверху?

— Угу... — глухо буркнул он, торопливо встал, подошел к первому попавшемуся проему между зубцами и оперся на него локтями.

Снизу раздалось приглушенное ругательство, заскрипели ступени — и через пару десятков ударов сердца в люке показалось ухмыляющееся лицо Подсвечника:

— Глянь, это они?

Его рука безумно медленно полезла за пазуху, задержалась там минуты на полторы, а потом извлекла на свет перевязь с алчигами .

Забыв про свои мысли о возвращении, Негзар сорвался с места, в два прыжка подскочил к долиннику, вырвал из перевязи попавшийся под руку клинок и с благоговением потрогал ногтем узорчатую сталь:

— Они...

— Пяти десятков хватит?

Глава 16. Кром Меченый.

Четвертый день третьей десятины первого травника.

...Сразу же за Кабаньими Выселками дорога дважды вильнула, огибая глубокие овраги, взметнулась на довольно крутой подъем, выскочила из леса и вдруг оставила нас наедине с горами.

Увидев упирающиеся в небо заснеженные вершины Белой Стены , перед которыми не было видно ни одного зеленого пятнышка, я расстроенно вздохнул: вместе с низкорослой и не особенно густой щетиной за нашими спинами осталась призрачная надежда на нападение лесовиков. А вместе с ней — избавление от перспективы уступить свою Половинку кому-то из хейсаров.

Мэй вздохнула со мной в унисон и нервно стиснула тоненькими пальчиками повод своей кобылки.

Этерия Кейвази, весь последний час пытавшаяся ее развеселить, заметила этот жест, подъехала к ней поближе и прикоснулась к ее колену:

— Хватит грустить! Посмотри, как тут красиво!

— Шаргайл... — вытянув руку куда-то в сторону Ан'гри, гордо 'объяснил' Полуночник. — Место, рождающее настоящих мужчин...

— Мужчин рождает не место, а женщины... — язвительно поддела его Тиль.

Сати отреагировала намного злее:

— Он еще совсем молод! Вот женится — узнает. Если, конечно, найдется... девушка, которая услышит его Песнь!

Будь я на месте Даратара, обиделся бы — благодаря расчетливо сделанной паузе 'девушка' прозвучало, как 'дура'. Он не стал — предпочел воспользоваться возможностью сделать комплимент Мэй:

— Шаргайл рождает настоящих мужчин. А настоящие женщины рождаются в Вейнаре!

Тиль пошла пятнами:

— Хм... Я передам твои слова азе Ните и твоим сестрам. Они оценят!

Полуночник пожал плечами:

— Конечно, оценят! Мою избранницу!! И согласятся!!!

Мэй не обратила на слово 'мою', прозвучавшее в комплименте, никакого внимания — в этот момент она невидящим взглядом смотрела перед собой и о чем-то сосредоточенно думала. А вот Медвежья Лапа — обратил. И не преминул напомнить недавнему сопернику о его поражении:

— Твою? Сладок плод, да рука неймет!

— Если бы мечты ранили ... — поддержал его Ночная Тишь и ухмыльнулся.

— Говорить — легко... — вставила свое слово Тиль. — А вот делать...

Даратар побагровел:

— Я — делаю! И всегда добиваюсь того, чего хочу!

— Угу... — кивнул Итлар. — Поэтому уже добился Райаны Капли Дождя, Сайты Травинки, Хатии Реснички...

Полуночник набычился, привстал на стременах...

— Ну да, в мечтах... — хохотнул Ночная Тишь. — А что ему еще остается делать? Мы учимся писать, а он...

— Мэйнария! Будет!! Моей!!! — напирая на каждое слово, прорычал Даратар. А потом ни с того ни с сего выхватил из ножен наш'ги, чиркнул себя по предплечью, коснулся губами надреза и вскинул руку к небу: — Кровь от крови твоей, Барс! Слово!!!

Я набрал в грудь воздуха, чтобы высказать все, что думаю о нем и его клятве, и тут же выдохнул, услышав холодный, как лед, голос баронессы д'Атерн:

— Твоей? Я тебе что, вещь? Или ты собираешься взять меня по Праву Победителя?

Хейсар слизнул кровь с верхней губы и дерзко усмехнулся:

— А если и так, то что?

Мэй потрепала гриву своей кобылки, задумчиво подергала себя за лахти, и... засияла, как солнышко:

— Кром по прозвищу Меченый! Я, баронесса Мэйнария д'Атерн, вверяю тебе сво-...

— Не ты, а я! — перебил ее Рука Бури. — Я вверяю твою честь! Только не Крому, а Унгару по прозвищу Ночная Тишь!!!

Даратар расплылся в счастливой улыбке. Унгар — тоже. А Итлар и Намор помрачнели.

Мне это не понравилось. Даже очень. Поэтому я поймал взгляд Мэй и отрицательно помотал головой: 'Не соглашайся!'

Увидев в моих глазах сомнение, она прищурилась, внимательно вгляделась в лица своих женихов и вспыхнула:

— Нет!

— Да! Я — Длань и Слово твоего опекуна, поэтому ты ОБЯЗАНА подчиняться моим решениям!

В голосе Ваги звенела сталь, его губы кривились от сдерживаемого гнева. А в глазах вместо ярости горело удовлетворение.

Мэй это тоже заметила — изумленно выгнула бровь, потом еще раз оглядела обоих 'поединщиков' и нехорошо усмехнулась:

— То, что я еду в Шаргайл, еще не означает, что я — хейсарка! Даратар меня оскорбил, и я требую его крови! Требую, а не выставляю себя призом для победителя!

Вага раздул ноздри и раздраженно склонил голову:

— Хорошо. Это будет поединок по вейнарским правилам! Унгар?

— Не Унгар, а Кром! — холодно поправила его она.

— Кром — Бездушный, почти завершивший свой Путь. Если он возьмет жизнь твоего обидчика, то сделает последний Шаг, и ты умрешь. Если погибнет он — ты, как его гард'эйт, уйдешь следом...

— Угу... — мурлыкнула Мэй.

Рука Бури поперхнулся, растерянно посмотрел на меня, увидел довольную улыбку и разозлился всерьез:

— Ашиара, я несу за тебя ответственность перед твоим опекуном, поэтому...

— Вага, это — Вейнар! — высокомерно усмехнулась баронесса Кейвази. — Согласно нашему Праву Меча , замена сильного бойца на заведомо более слабого расценивается, как...

— Хорошо! — зарычал он. — Я возьму его кровь САМ! Так тебя устроит?

— Нет... — твердо сказала Мэй.

— Да! — тоном, не терпящим возражений, произнесла леди Этерия. — Мэйнария, ты не можешь не согласиться. Просто не имеешь на это права!

Видимо, она, все-таки была права, так как сияющий взгляд моего Огонька тут же погас. А через какое-то время я услышал тихий и полный разочарования голос:

— Ладно... Вага по прозвищу Крыло Бури! Я, баронесса Мэйнария д'Атерн, вверяю тебе свою честь...

...Подготовка к поединку 'по правилам Вейнара' выглядела непривычно — пока Унгар с Итларом, вооружившись веревкой и острым колышком, чертили круг, Вага с Даратаром неторопливо разминались. В паре! Помогая друг другу не только разогреть мышцы, но и настроиться на бой!

Ни намека на ненависть, злость или недовольство — они работали так, как будто были родными братьями. Или собирались послужить друг другу зеркалом.

С одной стороны, мне это нравилось — такое поведение свидетельствовало о том, что они уверены в благородстве другого и не ждут удара исподтишка или в спину. С другой — злило: на мой взгляд, такая разминка способствовала примирению, а клятва Даратара была слишком серьезной, чтобы оставлять его в живых.

Наш'ги друг у друга проверять тоже не стали — одновременно разделись до пояса, одновременно вошли в круги одновременно уставились в небо. Потом проорали свое 'у-уэй' и плавно перетекли на шаг вперед.

Вага был чуть ниже, зато намного шире и тяжелее. На первый взгляд, последнее должно было сказаться на скорости его передвижения. Но только на первый — стоило Полуночнику пересечь воображаемую границу досягаемости Волчьих Клыков побратима короля, как на запястье его выставленной вперед руки возникли две алые полоски.

Он отпрянул. Метнулся в сторону. Попробовал заблокировать атакующий клинок своим и пропустил удар в левое бедро.

С большим трудом разорвал дистанцию, выполнил почти безупречное Падение Листа и промахнулся — Вага, почти пропустивший удар в печень, вдруг оказался справа-сбоку. И, не останавливаясь, провел великолепнейший Огненный смерч — рассек правым клинком локтевой сгиб, ребром левой стопы выбил переднюю ногу, ударил правым клинком еще раз и... остановил его у самой яремной вены!!!

'Добивай!!!' — мысленно взвыл я. — 'Ну же!!!'

Не добил — подтолкнул в спину, помогая Даратару восстановить равновесие, потом отошел на шаг и спокойно убрал оба наш'ги в ножны!!!

Плечи Мэй, стоящей передо мной, напряглись, она начала поворачиваться ко мне и... замерла: ее обидчик, только что счастливо избежавший смерти, вскинул лицо к небу, что-то рявкнул по хейсарски и перерезал себе горло! Сам!!! А через мгновение над плоскогорьем прокатился троекратный крик:

— У-уэй! У-уэй!! У-уэй!!!

...К последнему постоялому двору перед Шаргайлом — дому-крепости, построенному в стиле хейсарских сарти, подъехали в полной темноте. Пока Итлар и Ночная Тишь снимали с лошади завернутое в плащ тело Даратара, Вага разбирался с хозяином. А я стоял рядом с Мэй и пристально вглядывался в лицо Чарса Опаленного Уса — то ли троюродного, то ли четвероюродного племянника Полуночника, всю дорогу шептавшегося то с одним, то с другим товарищем хейсаров-первачей — и пытался почувствовать начало движения.

Не дождался — минут через пять, когда Рука Бури вышел во двор и сообщил, что свободных комнат предостаточно и мы вправе выбирать любую, первач смачно плюнул на землю, забросил на плечо переметные сумки Этерии Кейвази и поплелся в дом.

Я проводил его взглядом, помог Мэй спешиться и повел ее следом, стараясь находиться между ней и остальными хейсарами.

Добрался до лестницы, открыл дверь, прикинул расстояние между мной и ближайшим возможным мстителем, решил, что он достаточно далеко, чтобы о нем беспокоиться, скользнул в темноту и, заметив двигающуюся навстречу тень, закрутил ее в Зимней Вьюге.

Тень провернулась вокруг себя, прогнулась в пояснице, запрокинула голову к потолку и захрипела.

Продолжая движение, я вбил ее лицом в стену, пинками по щиколоткам заставил расставить ноги, быстренько охлопал и озадаченно хмыкнул: оружия у нее не было. Вообще. А некоторые особенности фигуры — хилые руки, складки сала везде, где только можно, и тоненькая шейка — не оставляли сомнения в том, что это — не Чарс.

В этот момент в дверь вошла Мэй и, увидев непонятные тени у стены, озадаченно остановилась. На всякий случай прихватив 'не Чарса' за кадык, я попросил баронессу подняться повыше, а потом поинтересовался у пленника, кто он такой.

— За-аур, сы-ы-ын... ха-азяина... — прохрипел он. — Ва-а-двор шел...

— Прости, обознался...

Простил. Наверное. Так как стоило мне его отпустить, радостно упал. И, не вставая — прямо на четвереньках — выполз во двор...

...Заглянув в пяток свободных комнат, я недовольно фыркнул, попытался почесать шрам, получил по рукам и оказался вдвинут в первую попавшуюся дверь:

— Мне все равно, где ночевать!

В голосе Мэй звучало довольно сильное раздражение, поэтому я сдался — молча пожал плечами и принялся оглядывать комнату, в которой оказался.

Смотреть в ней оказалось не на что: кроме коротковатой и не особенно широкой кровати, в ней был только массивный сундук для вещей и рассохшаяся от времени лавка. Впрочем, на оставшееся свободное место можно было поставить разве что крохотный столик. Или пару-тройку табуретов.

Видимо, моя Половинка пришла к такому же мнению, так как недовольно наморщила носик и вздохнула:

— Мда... Бочка для омовений сюда, пожалуй, не влезет...

Мне стало смешно — здесь, в предгорьях Шаргайльского хребта, белые появлялись нечасто. А черные тратили деньги только на еду и ночлег, разумно считая, что вымыться можно и в окрестных речушках, благо последних в предгорьях предостаточно.

— Я сказала что-то смешное? — обиженно спросила Мэй.

Я объяснил, что бочек для омовений на этом постоялом дворе нет и быть не может. И заодно показал ей место, куда, по моим предположениям, обычно ставили ведро и таз.

Она помрачнела, немного подумала, а через какое-то время решительно тряхнула волосами:

— Ну что ж, таз — значит, таз...

Решив, что эту фразу можно расценить, как просьбу, я торопливо закрыл окно и ставни, закрыл последние на запор и подошел к двери.

— Воды — побольше... — бросила в спину Мэй. — Но сначала — переметные сумки...

Я кивнул.

— И позови Тиль, пожалуйста...

...Дождавшись, когда к нашей двери подойдет сегодняшний добровольный охранник — Сокол — я быстренько нашел 'наперсницу' своей гард'эйт, отправил ее к Мэй и унесся во двор. Бегом. Так как никак не мог выбросить из головы Чарса и его друзей.

Молнией пронесся по коридору, скатился по лестнице, вылетел во двор, отловил первого попавшегося слугу, потребовал воду и таз для омовений, а через минуту уже бежал обратно, навьюченный, как заводная лошадь.

В коридоре было тихо и спокойно — Итлар, по своему обыкновению, изображал статую, из пары приоткрытых дверей доносились голоса хейсаров и, кажется, Ваги Руки Бури.

Слегка успокоившись, я вошел в нашу комнату и невольно скрипнул зубами — Мэй стояла у открытого настежь окна и смотрела в темноту!

С ужасом подумав о том, что ее силуэт, освещенный светом мерной свечи, слишком хорошая цель, я уронил сумки на пол и с грохотом закрыл за собой дверь.

— Засов не задвигай... — холодно и как-то отстраненно сказала баронесса. — Тиль ушла за расческой...