Обвел оловянным взглядом строй. Народ съежился, но в большинстве взгляд выдержал. Они все же были монархами, привыкшими к тяжелому грузу ответственности за поданных и обязанности встречать лицо к лицу любую опасность. Но, солнцеликий упаси, в какой у них был жалкий вид!

Я сделал вид, что смягчился. Увы, эти паразиты уже привыкли ко мне и знали мои уловки. Увидев мое смягчившееся лицо монархи напряглись. Желание похулиганить сразу же исчезло.

— Завтра утром все должны прийти на занятие, — подчеркнул я, — поэтому сегодня не забывайте про массаж и горячую ванну, иначе к утру мышцы станут деревянными. И завтра мы обязательно будем проводить бои, пусть если на арену вас придется заносить.

На этом пожелании я распустил строй. Монархи побрели домой, изредка оглядываясь на нас. Не знаю, о чем они могли говорить, но мы с Герасимом улыбались, используя для демонстрации все зубы.

На следующее утро мои студенты были ожидаемо помяты и с трудом передвигались. Пришлось вместо бега организовать разминочную гимнастику, чтобы оживить мышцы пострадавших. Те халтурили, как могли, малейшее движение тел вызывало чувствительную боль. Можно было, конечно, подойти и грубо нагнуть или распрямить страждущего, но, во-первых, монарх мог воспринять это как оскорбление, а, во-вторых, женская часть помимо оскорбления могла воспринять прикосновение и как заигрывание. Солнцеликий упаси!

Поэтому поступил достаточно просто. Моим погонялой стал Герасим, который получил строгую инструкцию не касаться моих питомцев. Он должен был всего лишь подойти к отмеченным мной лентяев и ласково улыбаться им, уговаривая более активно заниматься физическими упражнениями.

Коварный план более чем удался. После того как графиня Митании — черноволосая дылда с приятными чертами лица, — повинуясь гипнозу острых зубов, маячивших в паре десятков сантиметров от глаз, принудительно размялась глубокими приседаниями и наклонами, постанывая и поскуливая от боли, остальные решили, что лучше они сами разомнутся, чем испытают такие острые впечатления. В итоге, и овцы целы, и, как говорится, волки сыты.

Антуанетта, придя в себя после болезненной тренировки, подскочила ко мне и ласково улыбаясь, попросила:

— Ваша светлость, а нельзя меня освободить от спортивных занятий? Я слабенькая здоровьем.

Монархи, до этого обменивающиеся различной информацией, замолчали и дружно обратили свои взгляды на меня, стремясь увидеть мою реакцию. Увы, дорогая королева, ничем не могу помочь. И вас отпустить не хочу и остальные, почувствовав слабину, сядут мне на шею и еще ножками станут бить в грудь, настаивая на ускорении движения. Тем более, что у ней слабое? Наверное, язык.

Постарался сделать выражение лица поугодливее. Антуанетта почему-то перехватила рапиру поудобнее, словно я пригрозил ей дуэлью.

— Разумеется, королева, если вы испытываете проблемы со здоровьем, я вас освобожу от тренировок.

— Только..., — продолжила Антуанетта, правильно понимая расположение звезд.

— Никаких только, — отрезал я, — ваше королевское величество может отдыхать, пока остальные станут качать мышцы.

Подождал, пока лицо королевы не отразило недоверчивую радость, а остальные монархи не взвыли от зависти, добавил:

— Эти полтора часа вы будете дополнительно заниматься чистописанием.

Горестные стоны монархов сменились откровенным и громким смехом. Антуанетта попалась как маленький мышонок опытной кошке.

Я немного напрягся. В глазах королевы мелькнула настоящая злость. Вышла из себя не девчонка студент, а королева, воспринимающая любое давления на себя как смертельно оскорбление. Ударит еще в состоянии аффекта себя нечаянно. Женщины в злобе творят всякие глупости.

— Герасим, — обратилась она к дракону, заметным усилием воли вгоняя чувства в приличные рамки, — как ты считаешь, если я вызову герцога на дуэль, сколько у меня будет шансов на победу?

— Один из пятисот, — не раздумывая ответил Герасим.

— Так мало? — поразилась Антуанетта, — я рассчитывала на пять из ста.

— Излишняя самоуверенность, — отрезал дракон, — если вы хотите вызвать на поединок его светлость, напишите завещание. Вдруг он не захочет оставить вас в живых, — Герасим хорошо знал о факультетских делах и поэтому жестко закончил, — ведь у вас же нет никаких заслуг перед факультетом, чтобы декан смилостивился.

— Я могу вызвать на дуэль тебя, — королева не нашла ничего лучшего, как приняться запугивать моего слугу. Глупая девчонка! Дракон ослепительно улыбнулся. Антуанетта заморгала, понимая, что сегодня не ее день. А дракон добил ее:

— Это его светлость победил меня одним ударом. А так, для меня необходимо хорошее войско. Спросите про рыцарей герцогини Вольстанг, которые возымели глупость отрядом в тридцать душ напасть на одинокого дракона.

— И сколько душ осталось? — проявила любопытство королева.

— Душ? — нехотя переспросил Герасим, — ни одной. Тела догнивают в родовых усыпальницах.

— Это правда? — спросила Антуанетта подругу.

Та кисло улыбнулась, но ничего не ответила. И так было понятно, чем завершилась стычка с рептилией.

Я послушал этот занятный диалог, но потом спохватился и потребовал наведения дисциплины. Антуанетта нехотя встала в строй. Заниматься чистописанием дополнительных полтора часа ей хотелось еще меньше, чем бегать. Подвел всех к арене и объявил, что начинаю курс фехтования с проведения простейших приемов. Студенты, полагая, что они и так неплохо владеют шпагой, работали неохотно. Даже граф де Ленд, ленивая бестолочь, нехотя тыкал рапирой перед собой, хотя ему-то жизненно необходимо владение шпагой. Пожалуй, я убью его через два месяцы на спровоцированной мной дуэли. Может, остальные одумаются.

— Необходимо проверить полученные вами навыки, — объявил я, — проведу несколько поединков для самых отсталых. Граф де Ленд, начнем с вас.

Граф, грустно сосредоточенный на своих мыслях, от удивления дернулся. Как мне рассказали все знающие женщины деканата, граф только третий год правил в своем государстве и пока ничем не проявил себя, за исключением успехов в магии. В этом году он решил жениться, но после моего объявления о дуэли, ему было отказано. Безутешная невеста, которую очень прельщало стать графиней и женой монарха, лила безутешные слезы по безвременно скончающемуся жениху, а граф скучал по ней. Видимо, она ему очень нравилась.

Он нехотя вышел на арену. Я объявил условия. Поединок длился пять минут. Победителем станет тот, кто сумеет задеть меня рапирой, а побежденным — получивший три синяка/перелома от моей светлости.

Монархи сразу ожили. Пять минут можно было как-то продержаться, например, быстро бегая по арене. К тому же, если в реальном бою уже первая рана означала если не конец, то его приближение, а тут фора в два удара!

— Граф, мы в вас верим, — осмелилась открыть рот герцогиня Вольстанг, которая приходилась ему отдаленной родственницей.

Я холодно улыбнулся, глядя на герцогиню. Та надменно улыбнулась и положила руку на эфес шпаги (боевой, а не учебной). Вот нахалка! Думает, если я простил ее один раз, то прощу другой. Шиш тебе!

Де Ленд занял позицию и наши рапиры скрестились. Фактически это были металлические дубинки, не только тупые, но и тяжелые. Поэтому поначалу я действовал немного неэффективно и из нескольких ударов только один достиг цели. Граф зашипел, потерев пострадавшие ребра — бил я от души.

А затем пошла работа. Как граф ни прикрывался, как ни уходил от меня, но сначала ему досталось по левой руке (по-моему, я ее сломал), а затем по голове. Граф упал без сознания и монархам пришлось поработать носильщиками и вытащить пострадавшего с арены. А там его уже ждал маг-лекарь, предусмотрительно вызванный мной.

Графу была оказана помощь, а я пробежал взглядом по монархам, выбирая следующую жертву. Ею будет герцогиня Вольстанг. Девицу необходимо проучить, иначе она окончательно потеряет меры дозволенного и ее придется убить.

Внезапно высунулась королева Таринская.

— А можно мне с вами сразиться в учебном поединке? — выпалила она, подходя ближе, — я заняла очередь еще вчера.

Видимо на моем лице была нарисовано такое удивление, что монархи соизволили заулыбаться, пряча свои лица от меня. Вдруг я сочту улыбки оскорблением и вызову на дуэль. Жить хотелось в принципе всем.

— Ваш покорный слуга, — склонился я, — но вы учитывайте, что экономить на ударах не буду. Я настолько преклоняюсь перед женским полом, что любую попытку принизить женщину рассматриваю как личное оскорбление, которое можно смыть только кровью обидчика.

— Вот как? — Антуанетта кокетливо прищурилась, — я запомню ваши слова.

Она приготовилась к бою и уже первые движения показали, что королева не зря писала как курица лапой. Все свободное время она проводила со шпагой. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. Будучи меня все же слабее, она понимала, что затягивать поединок для нее чревато поражением. И поэтому сразу бросилась в яростную атаку.

Я почти пожалел о своем обещании засчитать студенту победу. Будь бой на шпагах, Антуанетта получила бы полфута стального лезвия в тело. Но рапиру я пока не ощущал и немного запаздывал, через чур сильно размахивал, чем королева и пыталась воспользоваться, раз за разом почти пробивая мою оборону.

Она оказалась сильным шпажистом, самым сильным в этом мире из числа встреченных мной. Ле Тун в подметки ей не годился, как бы он не надувал щеки. Но постепенно она выдохлась. Дыхалка слабая, выносливость не из самых сильных. Подтянуть мышцы, укрепить легкие — может быть мне слабым соперником. А пока...

Удар по бедру оказался для Антуанетты неприятным сюрпризом, заставившим ее вскрикнуть и упасть на спину.

— Герцог, — укоризненно сказала она, словно я допустил нечто непотребное и попался на этом в самый неподходящий момент, — дайте хотя бы руку. Считайте, что я проиграла бой.

Я немного поколебался, не зная, что предпринять. ПАРАДОМ КОМАНДУЮ Я! Королева Таринская, несмотря на ее знатность и отдельные добродетели, может самостоятельно шествовать с арены с гордо поднятой головой, будучи выпнутая мной. С другой стороны, активно мной рекламируемая позиция борца за равноправие вполне пострадает, если я грубо нахамлю одной из известных дам мира.

— Несомненно ваше королевское величество является одним из самых сильных шпажистов этого мира и поэтому может рассчитывать на определенную помощь.

Я постарался не выдать натуги в голосе, поднимая Антуанетту на руках. Королева была девушкой достаточно крупной и, честно говоря, тяжелой. Но мне надо было держать фасон и я сумел показать свою силу.

Антуанетта, конечно, схулиганила, почти мгновенно обхватив руками шею и показав всем радостной улыбкой, какая она счастливая. Я ей отомстил тем, что, подойдя к лекарю, попросил его принять тело.

Возмущенная королева рванулась так, что мы оба оказались на земле. Хулиганка!

Закончил тренировки, потребовал снова выстроиться в одну шеренгу, пояснив, что в завершение занятия необходимо совершить краткую пробежку. Монархи застонали, но побежали. Впрочем, пробежка действительно оказалась короткой — минут на пять, чтобы слегка размять мышцы.

Завершая бег, я увидел расфуфыренного мальца лет восемнадцати — при шпаге, значит, дворянин, одетый роскошно, значит, богатый. Он громко, не стесняясь, прошелся по моим студентам, упоминая женские прелести и мужские недостатки. Монархи хмурились, но только лишь ускоряли бег, обгоняя меня. Кто это, вскоре покойный нахал? И почему обычно гордые монархи практически удирают? Велел студентам построиться, а сам прицепил шпагу и направился к так рано нас покинувшему ханурику.

— Молокосос, мне не нравится форма твоего носа, — без всяких вводных речей объявил я.

Парнишка с трудом оторвался от приятного для него зрелища обругивания монархов и уставился на меня. Похоже, он обалдел от моего наезда.

— Старик, иди своей дорогой, — попробовал он наставить меня на путь истинный. Вместо этого я, чтобы салажонку было не отвертеться, цапнул его за нос и сжал посильнее.

— А-а, — взвыл пострадавший. Видно было как у него буквально брызнули слезы, — я вызываю тебя на дуэль! — заявил он.

— Наконец-то! — констатировал я, — Ле Тун, за вами представитель магистрата, королева Таринская, вы не согласитесь по традиции быть моим секундантом?

Монархи среагировал мгновенно. Ле Тун помчался в магистрат, Антуанетта, радостно раскрасневшись подлетела ко мне.

— У тебя найдется секундант? — поторопил я наглеца. Тот кивнул и кого-то позвал.

— Ваша светлость, это самый сильный дуэлянт Мореи, — осторожно сказала Антуанетта. Мне показалось, что королеву раздирают противоречивые чувства, — с одной стороны, ей хотелось наказать мальчишку, с другой, — она опасалась за мою безопасность. Глупенькая, не может это дитя быть самым-самым...

Пожевал губы, рисуя мыслительный процесс, приказал:

— Вызовите мага целителя на констатацию смерти.

Мальчишка удивленно посмотрел на меня, изволил удивиться, обращаясь к мгновенно появившимся зрителям:

— Первый раз вижу, чтобы покойник сам вызвал себе похоронную команду.

А у нас оказывается прорезается чувство юмора, словно первый зубик, — умилился я про себя, а в слух заявил:

— Держу пари на золотой, что я убью его за пять секунд.

Тотчас же, словно из земли около меня появился официальный представитель биржи и начал принимать взятки.

Первой вылезла, конечно, Антуанетта. Критически оценив взглядом фигуру моего противника, она заявила:

— Такой молодец продержится десять секунд! Ставлю свой золотой. Ты уж не подведи меня, дорогой, — послала она воздушный поцелуй опешившему мальчишки.

Остальные монархи тоже вовлеклись в зрелище. Было и весело, и надоедливый парень должен умереть.

— Э-э, — пришел в себя парень, — ставлю золотой, что убью господина как его там...

— Ставь, — согласился я, — хоть какая прибыль достанется.

— Сударь, — заявил он, подбоченясь, — ваше поведение вызывающе. И не будь я виконтом Сен Аллере, что вы будете умирать долго и страшно.

— Молодой человек, — ворчливо возразил я, — если бы вам удалось дожить до моих лет, вы бы поняли, что иногда мучительная смерть слаще дрянной жизни.

— Почему это я не доживу? — удивился виконт.

— Потому что я — герцог Камприи — вас сегодня убью. И где там бездельник Ле Тун?

Мельком я заметил, что виконт не испугался, только задумался. И это уже прорыв. Тут, кстати, показался Ле Тун, едва ли не волочащий чиновника магистрата. Граф, выполняя мое указание, торопился, а бюрократ, видимо, испытывая влияние своей работы, был жирен и вял, и поэтому быстро передвигаться не мог.

— Но, ваша светлость, арена еще не утверждена официально, — задыхаясь, попробовал он возразить.

Я посмотрел на него и чиновник замолчал. Для него главным было обозначить свою позицию, чтобы в случае скандала отбрехаться и переложить ответственность на меня. А раз формальности соблюдены, то и не зачем дразнить всесильного феодала, то есть меня. Перевешал бы этих чинуш!