Дым и зеркала

Это было ощущение сродни глотку воздуха для утопающего. В голове слегка зашумело, магия закружила меня пьянящим водоворотом. Судорожно, почти в отчаянии я принялась поспешно окутывать себя слоями привычной защиты. Гораздо более топорной, чем утраченная; невозможно за несколько минут восстановить то, что копилось годами. Сейчас на подобную медитацию не было ни сил, ни времени. Надо было для начала хотя бы взять себя в руки, добраться до дома, и там уже заняться своим состоянием.

Очнулась я сидящей на диванчике со стаканом воды в руке. Надо мной, аккуратно придерживая за плечо, стоял сыскарь, а рядом, сжав сухими пальцами запястье, сидел секретарь. Именно его сочувственный взгляд был первым, на чём я смогла сфокусироваться.

— Простите, я... немного ушла в себя, — смущённо проговорила я, не зная, перед кем чувствую себя более виноватой, перед Разрушителем или перед незнакомым пожилым мужчиной.

— Ничего страшного, дитя, — мягко проговорил секретарь. — С Иллюзионистами такое часто там случается, — он кивнул на дверь царского кабинета. — Но не переживайте, ещё ни один от этого не умер и не повредился рассудком, скоро всё восстановится. Уж очень надолго он вас у себя задержал. Обычно молодых Иллюзионистов старается побыстрее отпускать, — пояснил мужчина в ответ на мой удивлённый взгляд. — Выпейте воды, там лёгкое успокаивающее и укрепляющее зелье, вам сейчас нужно.

Я кивнула и послушно осушила бокал. В конце концов, глупо ожидать, что меня отравят в царской приёмной. Кому это надо?

— Спасибо, — пробормотала я. От воды ли, или от зелья, но в голове действительно стало понемногу проясняться.

— Пойдёмте? — осторожно предложил Разрушитель, галантно предлагая мне локоть. На гордость сил не было, поэтому я позволила себе маленькую слабость и с удовольствием приняла помощь, крепко уцепившись за сыскаря.

Мы двигались к выходу вполне уверенно; то ли мой спутник сумел запомнить дорогу, то ли и до этого неплохо её знал. Присутствие сильного мужчины рядом естественным образом, на инстинктивном уровне, дарило ощущение защищённости и спокойствия. Очень неожиданного, учитывая личность этого самого мужчины. Рядом с моими кровниками такие ощущения были привычны, но господин подполковник не относился к их числу. Более того, он был Разрушителем, магом самого зловещего и страшного направления. И тем более неожиданным оказалось для меня собственное доверие к практически постороннему человеку. Неужели та моя детская влюблённость не прошла даром? Или, может быть, я зря себя накручиваю, и мне было бы сейчас достаточно общества любого спокойного уверенного человека?

— Скажите, Дагор, а господин Тай-ай-Арсель был кровным родственником Его Величества? — задумчиво поинтересовалась я, когда тишина надоела. Сейчас мы двигались значительно медленнее, чем с генералом Олланом, но я бы не сказала, что меня это расстраивало. За главой рода Берггаренов приходилось почти бежать, а я не люблю так перемещаться. Зато вот скорость прихрамывающего сыскаря оказалась вполне комфортной.

— Насколько я знаю, да. А почему вас это интересует?

— Из-за странной силы Его Величества. Я не припомню за дором Керцем ничего подобного.

— Это не совсем врождённая способность, — слегка пожав плечами, ответил мужчина. — Точнее, какие-то специфические магические способности в царской семье есть, но они мало отношения имеют к тому, с чем вам пришлось столкнуться. Эти силы проявляются только у правящей четы и наследника после официальных церемоний венчания на царство. Какой-то сложный защитный механизм; на них нельзя воздействовать даже опосредованной магией и артефактами, только немного действует магия исцеления. Это создаёт определённые неудобства бытового характера, но имеет свои плюсы.

— То есть, и царица, и царевич вот так же воздействуют на окружающих?

— Значительно мягче, — качнул головой Разрушитель. — У Его Величества данное качество накладывается на характер и врождённое умение читать в душах и чувствах людей. Кажется, за столько лет он уже не просто чувства, но мысли начал видеть.

— Как ему, должно быть, одиноко и тяжело живётся, — задумчиво проговорила я.

— Кто-то с вами не согласится, — тихо хмыкнул сыскарь. — Но вы поступили мудро, отказавшись от такого наследства.

— Мне кажется, или моя мудрость вас разочаровала? — я, не удержавшись, покосилась на суровый профиль Разрушителя, но понять что-то по его вечно нахмуренным бровям не смогла. А через пару мгновений вообще поймала себя на мысли, что уже вполне откровенно и не совсем прилично любуюсь прямыми строгими чертами его лица. Что-то в нём было общее с так любимыми мной Берггаренами; надёжная монументальность, что ли? Не люди, — неприступные скалы, безразличные к ударам стихии. Да и вообще, Дагор был из тех мужчин, которых действительно украшают шрамы. Не потому, что следы старых ран могут действительно быть красивыми, а просто потому, что они уравновешивают внутреннее содержимое и внешний облик. Скала, рассечённая глубокими трещинами, смотрится естественней, чем идеально гладкий монолит.

— Скорее, в очередной раз удивила, — он едва уловимо поморщился, а я поспешила отвести взгляд. — С Иллюзионистами с непривычки тяжело общаться. Сложно соотносить факты, поведение, способности и внешний облик. Постоянно качает от одного сложившегося образа к другому.

— С непривычки? А как же Пир? — озадаченно уточнила я и только после этого сообразила, что мой вопрос довольно бестактен. — Извините, это не моё дело, — поспешила одёрнуть себя я.

— Здесь нет никакой тайны, — он пожал плечами. — Пирлан — это исключение, я знаю его с раннего детства, и мы ещё с тех пор дружим. Мне не приходилось разбираться в нём с нуля. А с Иллюзионистами кроме него я начал сталкивать только последние пару лет, и приходится теперь узнавать много нового. Например, я никогда не думал, что влияние силы Его Величества на вас столь разрушительно.

— Мы... срастаемся со своей магией, со своими сказками с самого раннего детства, — улыбка получилась довольно вымученная. — Незаметно оплетаем себя самих и окружающий мир чарами, и когда они начинают рассыпаться, рассыпается собственная личность. Это страшно, — вскользь глянув на собеседника, я неожиданно поймала прямой очень внимательный взгляд. Было в нём что-то непривычное. Понимание?

Коротко кивнув, мужчина первый отвёл глаза, отпуская меня. Почему-то его взгляд сейчас оказывал почти гипнотическое воздействие, неуловимо похожее на воздействие царской силы.

— А как он действует на вас? — освободившись от подавляющей воли Разрушителя, я встряхнулась и поспешила продолжить разговор.

— Да почти никак, — невозмутимо отозвался он. — Эта его сила очень близка роду магии и психологии Разрушителей, — сам того не заметив, подтвердил он моё смутное предположение. — Это в нашей природе, разбирать всё на наиболее мелкие составляющие. Разбивать большое целое на элементы, будь то мысли, люди, чары или даже атомы вещества. Разрушать, — задумчиво проговорил мужчина, и я малодушно не рискнула заглядывать ему сейчас в лицо. Что-то болезненно-личное почудилось мне в его словах, хотя прозвучали они невозмутимо и спокойно.

— Кажется, у нас с вами схожая проблема. Я тоже никогда раньше не сталкивалась с Разрушителями, и разобраться в вас довольно трудно, — неубедительно попыталась пошутить я, но сыскарь неожиданно поддержал моё начинание.

— Это проще. Мы как Материалисты, только наоборот, — хмыкнул он в ответ, и на душе слегка полегчало. Всё-таки, после того потрясения, каким для меня стал визит в царский кабинет, тяжёлые и серьёзные темы для разговоров ничуть не способствовали обретению душевного равновесия.

— Господин следователь, а куда мы идём? — растерянно озираясь, опомнилась я. Местность была незнакомая.

— Я же обещал проводить вас домой, — пожал плечами он. Потом вдруг лицо его приобрело растерянное выражение. — Тайр Яростный, я не сообразил, вас ведь, наверное, нужно доставить в дом к генералу Берггарену?

— Пожалуй, да, иначе Хар с Бьорном меня убьют, а Пир ещё и добавит, — мрачно вздохнула я. Конечно, домой хотелось, но не ругаться же из-за этого с кровниками. Тем более, я вынуждена была признать их правоту: мне сейчас не стоило оставаться одной в пустом доме.

— Ну, разве что пожурят немного, — не согласился со мной Разрушитель. — Сейчас экипаж поймаем, и я вас отвезу.

— Но вам же, наверное, совсем не до того, дел много, — я тут же почувствовала себя виноватой. — Может, я сама доберусь?

— Нет. Я обещал проводить, — с той мужской категоричностью, перед которой я всегда опускала руки, заявил сыскарь. В таких случаях мне было проще согласиться, чем объяснять, почему оппонент не прав. Согласиться, и в случае необходимости сделать всё по-своему. Хотя сейчас мне совершенно не хотелось идти наперекор желанию Разрушителя доставить меня под крышу дома Берггаренов собственноручно, в целости и сохранности, пусть это его желание и было продиктовано чувством долга.

Но согласиться или возразить я не успела, вообще ничего не успела. Меня вдруг накрыло волной дикого, животного ужаса, парализовавшего до кончиков пальцев. И тем страшнее было оттого, что ни одной внятной причины для такой эмоции я не видела.

Зато их явно увидел мой спутник. Мужчина грязно выругался, схватил меня повыше локтя и грубо затолкал в какую — то неглубокую декоративную арку, похожую на замурованную дверь.

А потом я увидела то, чего никогда в здравом уме видеть не желала, да и возможности такой у меня не случилось бы, не явись ко мне за три дня до зимнего солнцеворота дор Керц собственной персоной. Бой. Настоящий, насмерть, а потому короткий и совсем не зрелищный.

Вжавшись в обманчиво безопасный угол за спиной подполковника Дагора Зирц-ай-Реттера, я широко открытыми в ужасе глазами наблюдала, не в силах хоть как-то включиться в процесс. Да, впрочем, я бы и не успела; слишком быстро всё закончилось. Точнее, я потом осознала, что быстро, а тогда каждая секунда казалась бесконечной.

Упираясь обеими ногами в землю, — он не стоял, он будто отталкивал брусчатую мостовую от себя, настолько ощутимое физическое напряжение читалось в монументальной фигуре Разрушителя, — он не смотрел на нападающих, появившихся с обеих сторон улицы. Может быть, даже закрыл глаза; мне было видно только склонённую голову.

С усилием, медленно, тяжело, будто преодолевая нешуточное сопротивление, он развёл руки от плеч в стороны, упираясь в воздух широко раскрытыми ладонями, будто раздвигая невидимые стены. А потом по улице в обе стороны скользнуло зыбкое, невесомое марево, какое бывает над песками в полуденный зной. По ушам ударил жуткий многоголосый срывающийся вой. Так не может кричать живой человек...

Этим звуком меня пробрало до самого позвоночника. Осыпались куда-то все наспех возведённые в царской приёмной щиты, навалились образы и воспоминания. Те, что были глубоко похоронены под иллюзиями, и почти выбрались наружу под безжалостным взглядом Его Величества. Многоголосый предсмертный хрип оказался последней каплей, прорвавшей плотину памяти, и я захлебнулась из последних сил сдерживаемыми рыданиями.

— Лейла! — встревоженно окликнул меня, оборачиваясь, Разрушитель. Подхватил за плечи, настороженно глядя серьёзными карими глазами магографии в старой газете. И я окончательно сломалась под этим взглядом.

Судорожно вцепившись обеими руками в чёрное грубое полотно рубашки, уткнувшись лбом в широкую грудь, я рыдала отчаянно и безнадёжно, как последний раз рыдала над эпитафией этого же самого человека, в сущности, совершенно мне чужого. Пыталась что-то сказать, но сквозь слёзы не сумело протиснуться ни одно слово. Дагор же стоял, осторожно и растерянно придерживая меня за плечи, и явно не понимал, что делать дальше.

Потом, кажется, он то ли что-то вспомнил, то ли просто решился. Неловко обняв одной рукой, мужчина аккуратно прижал меня к себе. Тяжёлая ладонь со странной неуверенной осторожностью легла мне на макушку, медленно скользнула вниз к шее. Чужое, но какое-то удивительно близкое тепло большого и сильного существа окутывало, отгораживало от всех бед и страхов надёжней, чем все иллюзии, вместе взятые.

— Тихо, девочка, всё уже кончилось, — еле слышно прошептал он. — Не плачь, всё хорошо, — и снова тяжёлая ладонь бережно приглаживает мои буйные кудри; уже не так нервно, увереннее. Наверное, потому, что эта мягкая отеческая ласка оказала на меня удивительное исцеляющее воздействие. Буйная истерика с хрипами и подвыванием перешла в тихий исступлённый плач, а потом и он сошёл на нет, сменившись редкими отчаянными всхлипами.

Не знаю, почему Разрушитель не спешил меня отодвигать; наверное, боялся второй серии, и потому терпеливо ждал, пока я возьму себя в руки. А на меня после эмоционального всплеска навалилась слабость и полное безволие. Мне было настолько спокойно и уютно сейчас, что я просто не могла заставить себя отстраниться.

Сколько мы так простояли, и простояли бы ещё, пока у мужчины не кончилось бы терпение, неизвестно, но мой зыбкий островок покоя был разрушен извне.

— Оставаться на своём месте, руки держать так, чтобы... Дагор?! — незнакомый сильный мужской голос вклинился в окружающую тревожную тишину требовательной скороговоркой, но сорвался нешуточным удивлением, опознав Разрушителя. — Тайр Гневный, да что тут у тебя произошло?! — голос приблизился, а я попыталась собрать остатки силы воли и отстраниться. Получилось из рук вон плохо.

— По-моему, это очевидно, — над головой раздался полный сарказма тихий хриплый голос. — Я жестоко напал на группу мирно прогуливающихся вооружённых наёмников.

— Я скорее поверю в это, чем в то, что какой-то идиот попытался покуситься среди дня в километре от Полуденного дворца на твою жизнь, — бодро расхохотался незнакомец. — Девушку-то отпусти, ты её и так небось напугал до полусмерти, — фыркнул он, чем мгновенно вызвал во мне глубокую неприязнь. Потому что Разрушитель действительно перестал меня обнимать. Хорошо хоть не шарахнулся в сторону как от чумной! Продолжая придерживать меня за плечо, слегка отстранился, приподнимая второй рукой мою зарёванную физиономию, дабы заглянуть в лицо.

— Лейла? Как ты? — мягко спросил Дагор, внимательно меня разглядывая. Как будто что-то искал, но, не находя, очень удивлялся.

— Спасибо, — хриплым от выплаканных слёз голосом проговорила я, неуверенно и смущённо улыбаясь. Истерика прошла, и теперь мне было очень неловко перед этим мужчиной; странная тенденция, почему-то я плачу только в его присутствии. Даже при кровниках такого очень давно не случалось. Да что там, с того злополучного портрета в газете! Интересно, можно ли считать, что те слёзы были тоже пролиты рядом с ним? — Извини, я... не плакса на самом деле, честно, просто всё как-то навалилось разом, — виновато пробормотала, потупившись. Взгляд уткнулся в мятую и совершенно мокрую рубашку и мои собственные стиснутые руки. Я попыталась их разжать, но пальцы свело судорогой. — Дагор, прости я... — всхлипнула я, чувствуя себя круглой дурой. — Я руки не могу разжать, — еле слышно выдохнула, боясь поднять взгляд.