Царство медное

Ни тогда, ни теперь Ян не спешил.

За время своего обучения от неофита до преторианца Ян уяснил, что спешка никогда не доводила до добра. Он сам поплатился за свое заблуждение глазом. А Рихт... где теперь Рихт?

Кроме того, пока что никакой опасности замечено не было.

Чем сильнее Ян стряхивал оцепенение, тем яснее ему становилось, что находится он не в Даре и не в Выгжеле. В воздухе витал запах древесины и подопревших фруктов (приятный, сладкий, почти дурманящий аромат), а, значит, здесь все еще стояла ранняя осень. В единственное зарешеченное окно, располагающееся на другой стене комнаты, скреблись ветви яблонь. Извилистые тени, будто тонкие живые щупальца, ползли по потолку и сплетались в причудливые паутинные узоры. В комнате становилось темнее.

Боль в теле постепенно отступала. Ян попробовал приподняться и отметил, что лежит на кровати совершенно голый. На животе и груди он видел прошитые синтетической нитью раны. Они уже не выглядели вздувшимися и болезненными, и Ян провел по ним пальцем, подушечкой ощущая крохотные узелки. Надо отдать хирургам Выгжела должное — шили они аккуратно. Даже принимая во внимание, что их пациент не был человеком. Ян откинул одеяло и осмотрел рану на ноге. Она была обработана с не меньшей аккуратностью.

Это вызвало у него подобие улыбки, но та быстро пропала, когда Ян увидел на тумбочке тетрадь в матерчатом переплете. Перекатившись на бок, Ян дотянулся до нее и открыл на середине.

Листы были испещрены аккуратными буквами и цифрами. Дата. Время забора крови. Измерение температуры тела. Давление. Пульс. Краткие результаты тестов и прочее, прочее...

Ян пролистал страницы. Везде было одно и то же, менялось лишь время, дата и некоторые показатели. Но Ян сразу понял, о чем говорилось в тетради — это был его собственный анамнез. Не потребовалось складывать два и два, чтобы понять, где и почему он находится. Даже если бы на тумбочке не лежал телефон с клочком бумаги, на котором был написан номер, и стояло одно имя "Виктор Торий".

Ян ни минуты не сомневался, для кого предназначалась записка. Единственное, чего не знал Виктор, так это того, что в Дарских ульях вместо телефонов использовались рации. Но Ян уже видел эти штуки в человеческих домах, в Выгжеле, и еще раньше до этого (когда небо становилось черным от копоти, и гудение огня сотрясало землю, превращая целые города в сплавленные остекленевшие струпья). А потому быстро, по наитию разобрался в его устройстве и уже через минуту коротко произнес в трубку:

— Освободишь меня? Или я сделаю это сам.

Ян не бравировал и не кривил душой. Выбитый сустав пальца не казался ему большой проблемой, как не казалось проблемой пулевое отверстие в ноге и уж тем более не поверхностная рана на животе, куда его полоснул стек Рихта. Другое дело, что хозяину не нужно было об этом знать. Равно как и о многом, многом другом. Для дела Ян был готов и потерпеть.

За окном потемнело совершенно. В стекло мелко забарабанили дождинки.

Ян зажмурился и прислушался к ощущениям. Он чувствовал себя словно подвешенным в воздухе, или падающим с головокружительной высоты в мягкий засасывающий водоворот. Это было как новое рождение. Через боль — в радость. От тьмы — к свету.

Когда дождь усилился, а внизу послышалось сердитая ругань и шаги, пьянящее чувство почти окончательно покинуло его. Ян открыл глаз и со спокойным ожиданием устроился на подушке.

Вместе с хозяином в комнату проникли запахи влажной одежды и стылой земли. Сам Виктор выглядел довольно раздраженным — он весь вымок и продрог. Но не это обеспокоило Яна. Васпы не любили дождь. Он смывал все запахи. Теперь дождь помешал почуять всю полноту эмоций человека. А без знания не было контроля.

— Освободи, — сказал Ян, стараясь, чтобы это прозвучало как нечто среднее между приказом и просьбой.

Виктор не торопился.

— Гораздо спокойнее видеть тебя в наручниках, — сказал он.

Ян ожидал, что человек выскажет что-нибудь глупое, поэтому быстро нашел готовый ответ:

— Не обманывайся. Ты знаешь, я могу освободиться сам. Но это достаточно больно.

Кажется, человек раздумывал, все еще стоя на достаточном расстоянии от кровати.

— У меня ведь нет никаких гарантий, так? — спросил он.

Ян почувствовал, как в нем начинает зарождаться одно из немногих знакомых ему чувств, и на этот раз это было раздражение. Люди настолько глупы, чтобы много раз пережевывать одну и ту же жвачку, когда ответ очевиден. Точно так же, как бывают глупы, когда повторяют одни и те же ошибки. Или рискуют жизнями ради смешных идеалов, ради других людей, которые представляют меньше ценности, чем рабочий муравей. Не логично.

Слава Королеве! Как хорошо, что для него это все теперь позади. Это лишь мешающая, архаичная скорлупа, которая отпала сама собой вместе с последними обрывками кокона.

— Я ведь не убил тебя раньше, — сказал Ян.

— А если... если вдруг я захочу избавиться от тебя? — спросил Виктор. — Выдам военным?

Ян растянул губы в улыбке.

— Нет, — уверенно сказал он. — У тебя была возможность. Но я нужен. Прочел дневник. Ты изучаешь меня.

Ян указал на тетрадь. Люди любят доказательства. И любят, когда их убеждают в чем-то.

Потом подумал и добавил:

— Или я прямо сейчас намочу твою кровать.

Виктор округлил глаза и поспешно выхватил из кармана ключи от наручников.

— Хорошо, сейчас...

Ян сдержанно улыбался. Лучший способ установить контакт — не запугивать человека, а разговаривать с ним на его собственном языке. Наручники звякнули, снова вызвав в памяти лязг и скрежет металла из недавнего сна. Но если почти каждую ночь снятся кошмары, учишься не обращать на это внимания.

— Туалет и ванна внизу, налево, — сказал Виктор. — Я поищу что-нибудь из одежды. Хотя моя тебе наверняка велика будет.

— Тогда найди мне новую, — рассудительно ответил Ян. — И поесть. Я голоден.

— Как пожелаете, — расшаркался Виктор.

Несмотря на общую бестолковость и нелогичность, присущую всем людям, Виктор оказался податливым, а его психика — гибкой. Ян почуял это еще тогда, в разбившемся вертолете. Струйки эмоций текли от людей: гнев — от военного, смятение — от женщины, страх и любопытство — от Виктора. Этот человек идеально подходил на роль хозяина, к тому же имел одну с Яном группу крови. Оставалось только установить контакт, успокоить и заключить договор на крови. Находясь поблизости от человека, Ян испытывал возбуждение, которое, должно быть, испытывает паук, подбираясь к запутавшейся в сетях мухе. Подергал невидимые нити: их упругость успокаивала. Теперь человеком легко управлять.

Когда Ян вышел из душа, завернутый в махровое полотенце, дождь все еще сплошной пеленой затягивал окна. Виктор сидел за столом и угрюмо жевал что-то, лежащее перед ним на тарелке.

— Пельмени в кастрюле, — сказал он при виде Яна. — Возьми сам, сколько хочешь. Я не собираюсь разыгрывать из себя еще и официанта.

Ян поднял крышку, принюхался. Уголки его губ презрительно поползли книзу.

— Что сдохло? — спросил он.

— Или ешь это, или проваливай! — зло ответил Виктор и принялся еще более ожесточенно орудовать вилкой.

Ян не стал перечить. В походных условиях он чем только не питался, поэтому послушно положил в тарелку слипшееся нечто из теста и кусочков фарша. С сахаром это оказалось вполне съедобно.

Некоторое время Виктор молча наблюдал за ним исподлобья, потом сказал:

— У тебя в крови содержание сахара зашкаливает.

— Читал дневник, — спокойно ответил Ян. — Это часть моего метаболизма. Нужно много сахара.

— Кома — тоже часть твоего метаболизма? — скептически хмыкнул Виктор.

Ян удивленно поднял брови.

— Ты несколько дней провалялся без сознания, — пояснил ученый. — Какого лешего тебе приспичило травить себя? Этой эссенцией, или как ты ее назвал. Что это было вообще?

— Яд, — улыбнулся Ян. — Ты верно угадал.

Он немного поколебался, говорить ли хозяину правду. Но в итоге решил, что для установления доверительных отношений нужна максимальная честность, поэтому слегка прояснил ситуацию:

— Эссенция королевы используется при перерождении. Я хотел узнать, что случится, если использовать эссенцию на взрослой особи.

— И как? Есть результаты?

Ян качнул головой.

— Пока не знаю.

Он немного помолчал, пережевывая еду, потом произнес:

— Кстати, спасибо.

Это было сказано его привычным ровным тоном, поэтому Виктор не сразу осознал смысл услышанного. А, осознав, скептически воззрился на гостя.

— Что я слышу! Васпа меня благодарит? Чем обязан такому счастью?

Ян снова пропустил иронию и ответил:

— Ты не оставил меня в лесу. И не оставил в Выгжеле. Они могли убить меня.

— Не думаю, — возразил Виктор. — Фактически ты их спас.

Ян доел пельмени и принялся за конфеты, горстями отправляя их в рот.

— Я враг, — напомнил он. — Врага надо уничтожать. Это заложено в инстинктах.

— Человек — это нечто большее, чем просто инстинкты, — парировал Виктор.

— И в этом ваше несовершенство.

Ян захрустел карамелью и довольно откинулся на спинку кресла. Сытость приятным теплом разливалась по телу. В доме было сухо и уютно, и от человека снова потянулись тонкие струйки эмоций и запахов. Контроль постепенно возвращался к Яну, паутинные нити крепли. Так было хорошо и правильно.

— Мир прост, — сказал он. — Слабых жрут сильные. Сильных жрут еще более сильные. Люди жрут всех остальных. А мы, — Ян взял новую конфетку, — мы жрем людей.

Виктор в возмущении фыркнул.

— Надеюсь, фигурально выражаясь?

И, не дождавшись ответа, продолжил:

— То есть, по-твоему, тебя надо было бросить подыхать в лесу, как того, другого?

— Рихта, — подсказал Ян и кивнул. — Да. Было бы логично. Но ты не сделал, — он широко улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка получилась доброжелательной. Но этого у него не вышло, потому что на лице Виктора отразился испуг.

— Все в порядке, — поспешил исправить положение Ян. — Это было нелогично, но правильно. Ты мне нужен. Я чужой в твоем мире.

Дождь усилился. Мерный шелестящий звук убаюкивал, и измученный организм снова запросил покоя. Он ждал столько времени... Ничего страшного не случится, если он подождет еще несколько часов.

Ян начал подниматься с кресла.

— Я спать, — сказал он. — И ты отдохни.

Виктор что-то ответил, но Ян уже не слушал его. Это уже было не важно. Скоро мир изменится, и ничто больше не будет важным.

Проваливаясь в упругость и темноту постели, Ян снова слышал звон металла и нарастающий подземный гул. Но сны в эту ночь ему больше не снились.

14. О войне и мире

Дождь лил, и лил, и лил всю ночь. Будто разверзшиеся небесные хляби выплакивали всю накопившуюся в них скорбь. Как раз в этот момент далеко на севере военные вытаскивали из-под обломков останки членов четвертой экспедиции и грузили в цинковые гробы, чтобы перевезти на родину.

В отличие от Яна, Виктор спал отвратительно. И сны, явившиеся ему, были беспорядочны и странны. То он видел раскинувшиеся до самого горизонта рыжие сады, будто иллюстрацию к какой-то давно прочитанной сказке о медном царстве. То виделись бесформенные, пузырящиеся черной жижей существа, и у каждого из них было разбитое лицо Линды. То на краю сознания со свистом мелькало лезвие стека, и Виктор просыпался весь в поту и долго не мог уснуть, прислушиваясь к шорохам наверху. Ему казалось, что это не дождь стучит по крыше и стеклам, а чудовище, которое он так необдуманно приютил на своей даче, тяжело прохаживается из угла в угол, и что человеческая оболочка — только обман. А на самом деле Ян — это огромный жук, покрытый твердым хитином, у него острые когти и ядовитые жвала, и в каждом сегменте фасетчатого глаза вспыхивают хищные болотные огоньки.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что Виктор наутро поднялся с головной болью и в дурном расположении духа.

Мысли о том, что нужно ехать в Институт разгребать последние архивы, потом заехать за венками к похоронам, а потом еще и за одеждой для Яна казались ему отвратительными.

Примерно, как и сам Ян, сонной мухой сползающий вниз по лестнице. На нем были только старые джинсы Виктора, которые болтались на его тощих бедрах и были для верности перехвачены ремнем. Выше пояса он был голый, и Виктор отвернулся, не в силах смотреть на его исполосованное рубцами тело.

— Позавтракаешь, чем найдешь, — грубовато сказал ученый. — Есть макароны и пельмени. Можно разогреть котлеты. Тут, — он открыл шкафчик, — твой любимый сахар. Лопай, сколько в тебя влезет. Сам приготовишь?

— Я сделаю, — по своему обыкновению спокойно ответил Ян, то ли действительно не обижаясь на тон Виктора, то ли просто не понимая его злости.

Сейчас он тихо стоял, привалившись плечом к перилам лестницы и низко опустив голову. После ночных кошмаров его худощавая фигура прочно ассоциировалась не с человеком, а с каким-то причудливым, и оттого еще более мерзким насекомым. Виктор старался держаться на расстоянии, и теперь прекрасно понимал военных Выгжела.

— Никуда не выходи, пока я не приду, — продолжил давать наставления профессор. — И не дай бог, я услышу любые жалобы от соседей. Хоть что-нибудь. Сразу же звоню генералу Кертесу, и тебя забирают на опыты. Это ясно?

— Ясно, — повторил Ян, глядя исподлобья. — Угрозы излишни.

— Это не угроза, а предупреждение.

Виктор окинул его скептическим взглядом и добавил:

— Кухню мне не спали, Кутузов. Не Москва.

Ян в недоумении приподнял брови.

— Вот держи, — Виктор прошел к книжным полкам и снял пухлый том. — "Война и мир", тебе понравится. Займись до моего прихода.

Он положил книгу на край стола — прикасаться к васпе ему тоже не хотелось. Думал съязвить на тему, умеют ли васпы читать, но вовремя вспомнил, что Ян читал уже его дневник, а потому сказал просто:

— Будь тише воды и ниже травы. И давай, просвещайся. А то совсем одичали на своих болотах. Так хоть будет о чем с девушкой поговорить.

Виктор усмехнулся, довольный собственной шуткой, хлопнул дверью и уехал.

Конечно, на душе у него еще скребли кошки. Лишние проблемы были Виктору ни к чему, ведь васпа обладал редким даром притягивать неприятности, равно как и создавать их.

Заехав в Институт, профессор разобрал оставшуюся часть бумаг и без сожаления выбросил все в мусорный ящик. Ему не было жалко архивных записей, а с появлением Яна многое из написанного утратило смысл и теперь казалось в чем-то даже нелепым.

В кабинет заглянул Феликс, поздоровался и спросил, можно ли будет прийти на завтрашние похороны. Виктор ответил утвердительно, хотя сам толком ничего не знал про организацию. Потом ему начали звонить родные погибших и приглашали уже официально. Виктор раздавал соболезнования, а на душе было кисло, будто он сам был отчасти повинен в смерти товарищей.

Под конец Виктор так себя накрутил, что мысль о возвращении на дачу казалась ему невыносимой. Он тянул время, сытно пообедал в кафе института, заехал домой и принял душ, переоделся, потом долго философствовал на тему бытия с давней знакомой из паспортного стола, которая рассказала последние сплетни, но и выписала липовую справку на имя гражданина Южноуделья Родиона Шипки — выправлять документы для васпы у Виктора не было ни времени, ни желания, но на первое время было достаточно и справки об утере паспорта. И только потом, едва ли к не закрытию магазинов, успел схватить первые попавшиеся под руку вещи и направился обратно.