— Это мое бремя, — уныло произнесла она.
— У нас великие проекты, большие амбиции, которые не укладываются в голове у других. Пойдемте со мной.
Файя неуверенно протянула руку, Люру пожала ее. Ее кожа была холодной.
— Мне придется попрощаться...
— Не прощаться. До свидания. Привыкайте к этому.
Перед тем как они уехали, она в последний раз посетила амфитеатр. И, хотя знала, что никогда больше не позволит никому смотреть на нее, она танцевала и танцевала, пока сияли ожидающие звезды.
Несмотря на то, что Коалиция усилила свой контроль над человечеством и продолжила свою отвратительную зачистку Солнечной системы, она предприняла новый рывок к звездам.
Третья экспансия человечества была самой энергичной и, движимая новой идеологией Хамы Друза, самой целенаправленной.
Я и такие, как я, старались держаться подальше от двигателей истории.
По мере развития экспансии человечество вновь столкнулось с инопланетными расами и вновь включилось в более широкую галактическую историю. Лишь немногим более восьмидесяти лет спустя после освобождения от кваксов произошел первый контакт, имевший разрушительное значение.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ВОЙНА С ПРИЗРАКАМИ
СЕРЕБРЯНЫЙ ПРИЗРАК
5499 г. н.э.
Минда даже не успела заметить вулканический столб, как он поглотил ее флиттер.
Внезапно хрупкое суденышко начало переворачиваться с боку на бок, завыли и замигали сигналы тревоги, все его датчики отключились. Но для Минды, которая ничего не чувствовала благодаря инерционной подвеске своей кабины, это было просто световое шоу, виртуальная игра, не имеющая к ней никакого отношения.
Всего через несколько секунд после того, как она попала в облако пепла, флиттер перевернулся и врезался в невероятно твердую землю. Заскрипел сминаемый металл. Затем отказала инерционная подвеска. Минда вылетела из кресла и ударилась головой о крышу кабины.
Погрузившись во внезапную тишину, распростертая на перевернутом потолке, она обнаружила, что смотрит в окно. Пейзаж скрывали клубы пара. Это был воздух, — подумала она, как в тумане. — Застывший воздух этого мира, Снежка, превратился в пар от остаточного тепла флиттера.
Все, о чем она могла думать, это о том, что сказала бы ее руководитель. Ты облажалась, сказала бы ей Брин. Ты не заслуживаешь того, чтобы выжить. И вид станет сильнее после твоего устранения.
Мне пятнадцать лет. Я сильная. Я еще не умерла. Я покажу ей.
Она потеряла сознание.
Возможно, она ненадолго очнулась. Ей показалось, что она услышала голос.
— ...Вы гомеотермичны. То есть ваше тело пытается поддерживать постоянную температуру. Это обычная стратегия управления теплом. У вас есть внутреннее горячее ядро, которое, по-видимому, включает в себя органы пищеварения и нервную систему, и внешняя более холодная оболочка, состоящая из кожи, жира, мышц и конечностей. Внешняя оболочка служит буфером между внешним миром и ядром. Понимание этого базового механизма должно помочь вам выжить...
Сквозь окно, в промежутках между порывами клубящегося тумана, она заметила какое-то движение: плавный изгиб, легко скользящий мимо обломков, искаженное изображение покореженной металлической массы. Конечно, это не могло быть реальностью. В этом холодном мире ничто не двигалось.
Когда она окончательно проснется, ей будет больно. Она закрыла глаза.
Когда она больше не могла оставаться без сознания, то с облегчением обнаружила, что может двигаться.
Осторожно выбралась из-под покореженной потолочной панели. Ощупала свои конечности и спину. Казалось, не нашла ничего более серьезного, чем ушибы, скованность движений и растяжение мышц.
Но она уже замерзла. И у нее усилилась головная боль, которая, казалось, была хуже, чем грохот, который она услышала при приземлении.
Ее кабина превратилась в шар, в котором она едва могла встать. Единственным источником света была тусклая красная лампочка аварийного освещения. Она быстро поняла, что у нее нет связи, даже радиомаяка, который мог бы сообщить о ее местонахождении, а энергии было совсем немного. Большинство систем корабля, по-видимому, были неисправны — во всяком случае, все важные. Не было ни отопления, ни обновления воздуха; возможно, ей повезло, что усиливающийся холод разбудил ее до того, как растущая влажность воздуха окончательно погрузила ее в сон.
Но она застряла здесь. Села на пол, подтянув колени к груди.
Все это казалось слишком суровым наказанием за то, что, в конце концов, было довольно незначительным нарушением дисциплины.
Ладно, Минде не следовало брать флиттер для осмотра достопримечательностей вокруг мерцающего изгиба нового мира. Ладно, ей не следовало лететь в одиночку, а нужно было остановиться и придерживаться плана полета. Ладно, ей не следовало пролетать так низко над разрушенным городом.
Но факт оставался фактом: после трех долгих лет миграционного бегства с Земли — трех лет, составляющих пятую часть всей ее жизни, — она влюбилась в эту странную, одинокую, замерзшую планету, как только подплыла к ней сквозь лишенное солнца пространство. Она сидела, как приклеенная, перед виртуальными изображениями своего нового дома, прослеживая океанское дно с его застывшими ледяными покровами, континенты, покрытые сверкающим инеем, и слабые, почти стертые намеки на города и дороги, следы исчезнувших прежних обитателей этого несчастного места. Остальных в ее группе больше интересовали виртуальные видения будущего, когда новые искусственные солнца будут выведены на орбиту вокруг этого пустынного камешка. Но Минду очаровал сам Снежок — такой, каким он был, здесь и сейчас, в мире, глубоко замороженном на миллион лет.
Когда флот сплайнов неуклюже вышел на орбиту, когда она присутствовала на церемониях, посвященных заявлению прав на эту планету от имени человечества и Коалиции, ей захотелось прогуляться по сияющим землям, погруженным в тишину, которой она никогда не знала в многолюдных агломерациях Земли.
Вот почему, всего через неделю после высадки первого человека на Снежок, она попала в такую переделку.
Что ж, она не могла здесь оставаться. С неохотой она поднялась на ноги.
Стоило дернуть за застежку, и подушка сиденья превратилась в спасательный скафандр. Он был толстым и стеганым, с автономной подачей воздуха и вшитой сеткой нагревательных элементов и легких элементов питания. Она закрылась в нем. Чистый воздух обдувал ее лицо, а ограниченные медицинские возможности скафандра ощупывали поврежденные мышцы.
Ей пришлось активировать взрывные болты, чтобы открыть люк. Остатки воздуха из флиттера хлынули в черно-серебристый пейзаж, и кристаллы инея аккуратными параболами упали на покрытую льдом землю. Несмотря на то, что она была закутана в свой скафандр, почувствовался пробирающий ее озноб.
И когда пар замерз, она снова увидела странное внезапное движение — поверхность, похожую на мыльный пузырь или кривое зеркало, — ее отражение, серебристую фигуру, стоящую в дверном проеме, ее силуэт в красноватом свете. Изображение исчезло.
Это было все равно, что увидеть привидение. Этот мир смерти, возможно, полон привидений. Мне следовало бы испугаться, — подумала она. — Но я отвлекаюсь от извержения вулкана и крушения флиттера. Все по порядку, Минда. — Она неуклюже пролезла через покореженный при падении люк.
Обнаружила, что стоит в сугробе рыхлого, пушистого снега, который доходил ей до колен. Под снегом была более твердая поверхность: возможно, водяной лед или даже голый камень. Там, где ее скафандр касался снега, вокруг нее клубился пар.
Слева от нее над горизонтом возвышался вулкан, извергая отвратительные черные клубы дыма, которые заслоняли звезды. А справа, в неглубокой долине, она разглядела строения — низкие разрушенные стены, возможно, переплетение улиц. Все было кристально чистым: ни один туман не портил вид на этот мир, где каждая молекула атмосферы лежала инеем на земле. Небо было черным и без единого луча солнца, но все же оно выглядело гораздо более переполненным, чем небо Земли, потому что здесь, на краю огромной межзвездной пустоты, известной как Местный пузырь, находились близкие и слепящие глаза горячие молодые звезды созвездия Скорпиона.
Пейзаж, ради которого она позаимствовала флиттер, был великолепен. И все же это было смертельно: каждая струйка газа у ее ног была памятником потерянному теплу. Ее пальцы на руках и ногах уже онемели, и сгибать их было больно.
Она обошла место крушения. Флиттер вырыл собой траншею. И, разбившись, он позволил себе взорваться, нарушив свою структурную целостность, чтобы сохранить пузырь жизни в своем сердце — чтобы защитить ее. В конечном итоге аппарат превратился в грубую, смятую сферу. Теперь он больше ничего не мог ей дать.
Срок действия ее скафандра истечет не более чем через несколько часов. У нее не было возможности сообщить Брин, где она находится, — они, вероятно, еще даже не хватились ее. И она, и ее флиттер были не более чем булавочной иголкой на фоне мира, такого же большого, как Земля.
Она с удивлением подумала, что умрет здесь. Она произнесла это вслух, пытаясь воплотить в реальность. — Я умру. — Но она была Миндой. Как она могла умереть? Продолжится ли история после нее? Устремится ли человечество за пределы Земли неудержимой колонизационной волной, которая прокатится далеко за пределы этого одинокого форпоста, где ее имя — не более чем незначительная сноска, первый человек, погибший в новом мире? — Я еще ничего не сделала. У меня даже секса как следует не было...
Перед ней вздулась огромная, посеребренная кожа, и нейтральный голос произнес ей на ухо:
— Как и у меня, кстати, тоже.
Это был какой-то серебряный призрак.
Она вскрикнула и упала навзничь в снег.
Посеребренная игрушка, около двух метров в диаметре, парила в метре над землей, как огромная капля ртути. И была настолько идеально отражающей, что казалось, будто она вообще ничего не видит: только отражение обломков флиттера и ее собственного распростертого тела, как будто кусочек мира был вырезан и сложен пополам.
И это серебристое, призрачное, не существующее на самом деле создание разговаривало с ней.
— Местные формы жизни выходят из спячки, — произнес в ее наушниках ровный механический голос. — Ваше тепло питает их. Для них вы — короткое, неожиданное лето. Как очаровательно.
Неуклюжая в своем толстом спасательном скафандре, подверженная ударам и странностям, она повернула голову, чтобы посмотреть.
Снег вокруг нее таял, поднимаясь тонкими облачками пара, которые быстро замерзали и опадали обратно, так что она лежала в центре расширяющегося кратера, вырытого в мягком снегу. И в этом кратере было какое-то движение. Лед вокруг нее был окрашен в разные цвета: зеленый, фиолетовый и даже красный, пятна, похожие на лишайник, увеличивались на глазах. В трещинах льда извивалось нечто, похожее на червей. Она даже увидела, как из облака замерзшего воздуха высунулся крошечный цветок, раскрывая алый ротик.
Охваченная отвращением, она с трудом поднялась на ноги. Когда ее тепло исчезло, формы жизни снова пропали. Цвета лишайниковых пятен поблекли, и этот единственный цветок закрылся, словно с сожалением.
— Странная сцена, — сказал серебряный призрак. — Но это обычная тактика. Живущие здесь существа должны веками пребывать в неподвижности и безмолвии, ожидая, когда им подарит тепло вулканическая активность, или, возможно, даже столкновение с кометой. И в эти редкие, драгоценные моменты они живут и умирают, размножаются. Возможно, они даже мечтают о лучших временах в прошлом.
Хотя Минда и проходила инструктаж по ориентации, проводимый Комиссией по установлению исторической правды, она никогда раньше не сталкивалась с инопланетянами. Она сжала кулаки. — Вы квакс?
— ...Нет, — после некоторого колебания ответило существо. — Не квакс.
— И кто тогда?
Снова это колебание. — Мы никогда раньше не встречались. У вас нет имени для меня. Кто вы?
— Я человек, — с вызовом сказала она. Она выпятила грудь; на ее скафандре был изображен зеленый тетраэдр. — И это наша планета. Вы увидите, когда мы разберемся с этим. Эти существа, эти цветы и черви, не могут конкурировать с нами.
Призрак бесстрастно парил в воздухе. — Конкурировать?
Она повернула голову, чтобы посмотреть на парящего призрака. — Все формы жизни конкурируют. Таков порядок вещей. — Но ощущение было такое, словно ее череп наполнился плещущейся жидкостью; она почувствовала, что падает вперед.
— Постарайтесь держаться прямо, — сказал призрак ровным голосом. — У вас плохая изоляция. Чтобы уменьшить теплопотери, вы должны свести к минимуму контакт вашей поверхности со льдом.
— Я не нуждаюсь в ваших советах, — проворчала она. Но изо рта у нее шел пар, а в уголках лицевого щитка появились крошечные морозные узоры. Холод пронзал ее нос, рот и глаза.
Призрак сказал: — Ваше тело — это мешок с жидкой водой. Предполагаю, что вы происходите из мира с высокими температурами окружающей среды. Я, однако, родом из мира холода.
— Откуда?
Поверхность парящего шара была безликой, но, тем не менее, у нее сложилось впечатление, что он вращается. — К центру Галактики. — Что-то непереводимое. Расстояние? — А ваше?
Она знала, как отсюда найти солнце. Минда преодолела сто пятьдесят световых лет, оказавшись на краю огромного колонизационного пузыря, называемого Третьей экспансией, к ярким молодым звездам Скорпиона и Южного Креста. Теперь эти ослепительные маяки были легко различимы в небе над ее головой, словно драгоценные камни на фоне более светлого неба в центре Галактики. Чтобы найти дом, ей нужно было всего лишь посмотреть в другую сторону, туда, откуда пришел огромный флот кораблей-сплайнов. Таким образом, Солнце, Земля и все знакомые планеты находились где-то у нее под ногами, скрытые толщей этой замерзшей скалы.
Она никогда больше не увидит Землю, — внезапно с отчаянием подумала она, — и из-за того, что этот мир, состоящий из ледяных глыб, оказался повернут в эту сторону, а не в ту, она никогда не увидит даже тусклого, ничем не примечательного клочка неба, где находится Земля.
Не задумываясь, она поймала себя на том, что смотрит в ту сторону. Она резко подняла голову. — Я не должна вам говорить.
— А, конкуренция?
Призрак как-то издевался над ней? Она резко спросила: — Если мы никогда раньше не встречались, как я могу вас понимать?
— На вашем корабле есть коробка-переводчик. Коробка понимает оба наших языка. Она сделана по технологии скримов.
Минда даже не знала, что ее флиттер оснащен коробкой-переводчиком. — Это устройство создано человеком, — сказала она.
— Нет, — мягко сказал призрак. — Скримами. Мы никогда раньше не встречались, но, очевидно, скримы встречались с нашими двумя видами. Иронично. Это странный пример непреднамеренного сотрудничества между тремя видами: скримами, вашим видом и моим.
