Левиафан

Проспав до вечера, светлейший пригласил к себе Мельгунова.

— Алексей Петрович, ты поступил весьма разумно, приветив у себя сей корабль и направив гонца в столицу. А скажи — ка мне, какое мнение у тебя сложилось о капитане. За две недели, поди, присмотрелся?

— Капитан умный и решительный человек, — подумав, сказал генерал-губернатор. — К тому же весьма деятелен и благоволит к нам.

— С чего ты взял?

— Чтобы командовать таким кораблем и ходить на край света, нужны недюженные ум и способности. А по поводу благоволения к России — он передал мне штурманские лоции морей и океанов, весьма полезные для мореплавания. На них указаны морские торговые пути и множество практически неведомых нам земель. К тому же, — продолжил Мельгунов, — капитан, испытывая расположение за теплый прием и не желая оставаться в долгу, предложил свои услуги по постройке для нас новых самодвижущихся судов и дальнобойной артиллерии.

Это сообщение привело Потемкина в сильнейшее возбуждение.

— Да ты понимаешь, что сие значит?! — вскричал он. — Это же..., это же небывалые выгоды для России!

— Именно так, ваше сиятельство — бесстрастно ответил Мельгунов.

— Дай я тебя облобызаю, Алексей Петрович. Права матушка, называя тебя весьма полезным для государства человеком, — встал с кресла светлейший и, подойдя к генерал-губернатору, трижды облобызал того в щеки.

Немного спустя он с интересом рассматривал показанные ему Мельгуновым лоции и листал пояснения к ним.

— Прикажи своим картографам, снять для тебя копии, — распорядился светлейший, довольно потирая руки, — а эти я заберу с собою, порадую матушку.

— А на днях у меня будут чертежи самодвижущегося судна, — согласно кивнув головой, — заявил генерал-губернатор. — Я уже приказал готовить место на верфи для его закладки.

— Весьма, весьма похвально, Алексей Петрович, — сказал Потемкин.

— Корабелы тут знатные, тебе и карты в руки. Только сии лоции и чертежи храни как зеницу ока, — остро взглянул он на Мельгунова. — Чтобы они не оказались у недругов наших. Чай в Европе уже знают о твоих гостях?

— Думаю, пока нет, — улыбнулся Мельгунов. — Как только корабль господина Морева появился в гавани, я приказал объявить в порту карантин и до поры не выпускать иностранные суда.

— Умно, — одобрительно хмыкнул светлейший.

— А еще, — продолжал генерал-губернатор, — он передал мне спасенного в океане англичанина — морского офицера. Сей муж находится под надзором, и с оказией я намерен препроводить его в Санкт — Петербург, для отправки на родину.

— Англичанина я заберу с собой, — сказал Потемкин, — пусть погостит у нас немного. А теперь самое главное, Алексей Петрович. Сколь значим сей корабль для России, не тебе объяснять. А посему он незамедлительно должен быть на Балтике, в Кронштадте. Поутру я сообщу про то капитану и вместе с ним отправлюсь в путь. По прибытии же доложу государыне о твоих заслугах в этом деле.

Это известие искушенный в государственных делах Мельгунов воспринял как должное, ибо на месте светлейшего, поступил бы именно так.

— Что ж, Григорий Александрович, сказал генерал-губернатор, — жаль, мне конечно, отпускать столь желанных гостей, но для дела так будет лучше.

Утром, когда Морев прибыл на аудиенцию, светлейший принял его в парадном зале губернаторской резиденции. На князе был шитый золотом мундир генерал -поручика, с красной анненской лентой через плечо, и орденами Святых Анны, Георгия и Александра Невского на груди. Здесь же находились, тоже облаченные в блестящие мундиры, генерал губернатор и наместник.

Тепло поприветствовав гостя, светлейший выразил Мореву глубокую признательность за переданные генерал-губернатору карты и сделанные им предложения, касающиеся судостроения и артиллерии.

— А теперь, господин капитан, — сказал он, — я хочу пригласить вас посетить Санкт-Петербург. Государыня — императрица будет весьма рада.

— Благодарю вас, ваша светлость за столь лестное предложение, — ответил Морев, — но я не хотел бы оставлять корабль.

— А зачем оставлять? На нем и поплывете, — высоко вскинул левую бровь Потемкин. -Тем паче, что не за горами зима и Белое море скуют льды. В Кронштадте же у нас незамерзающий порт и все условия для удобной стоянки вашего крейсера.

Морев понимал, что предложение светлейшего равносильно приказу и от него глупо отказываться.

— Все это меняет дело, — слегка поклонился он, — когда мне следует отплыть?

— По мере готовности, — ответил светлейший. — И я тоже отправлюсь с вами.

Это решение Потемкин принял накануне, и далось оно ему нелегко. С одной стороны возвращение в столицу на этом могучем, способном покорить весь мир корабле, еще больше возвысило бы его в глазах Екатерины и европейских дворов. С другой — неизвестно, как поведут себя эти самые "потомки" в море.

Любой другой, исключая Мельгунова, на месте светлейшего, ни при каких условиях не отправился бы в это плавание. Но на то он и Потемкин, чтобы повергать всех в изумление неповторимостью и размахом своих действий.

— Ну что ж, — с минуту подумав,— ответил Морев.— В таком случае, я готов поднять якорь завтра.

— Вот и отлично, господин капитан — не скрыл своей радости князь. — А ты, Алексей Петрович, обратился он к Мельгунову — позаботься о провианте на время плавания.

А еще через час, пришпоривая коней, из города унеслись гусары, спеша доставить императрице письмо от светлейшего.

Известие о предстоящем переходе в Кронштадт, да еще с самим Потемкиным на борту крейсера восприняли с воодушевлением. Особо радовались старпом с Пыльниковым, которые были коренными ленинградцами.

— Глядишь, Сергей Ильич, своих предков встретим, — улыбнулся Круглов, дружески хлопнув минера по плечу.

— А чем черт не шутит? — ответил тот. — Со слов деда, один из моих пращуров, служил на Петровском флоте.

В полдень, с приставшего к ракетоносцу лихтера, на борт приняли дополнительный запас продовольствия и пресной воды, а сопровождавший судно Морозов, вручил Мореву увесистый кошелек с золотыми империалами.

— Это для команды от его высокопревосходительства и наместника, — сказал он. — В Петербурге сгодятся.

Вечером, после ужина в своем "санатории", так команда окрестила летнюю резиденцию губернатора, она была доставлена на борт и занялась проворотом оружия и корабельных механизмов. Реактор был выведен на полную мощность и все изготовлено к походу. Для светлейшего освободили каюту Сокурова, который на время перехода поселился к старпому.

Ранним утром, едва забрезжил рассвет, от причала отвалила губернаторская яхта с Потемкиным и провожающими, и направилась к крейсеру.

Морев с Сокуровым тепло распрощались с радушными хозяевами, затем последовала команда "по местам стоять с якоря сниматься" и, совершая циркуляцию, на малом ходу ракетоносец двинулся к выходу из залива.

В тот же момент с бастионов крепости грянули пушки, салютуя уходящему кораблю. В ответ взвыла корабельная сирена, и ее отзвуки долго витали над берегом.

Глава 7. Северная Пальмира*.

Стоя рядом с Моревым на мостике, облаченный в теплый, подбитый соболями плащ и треуголку, светлейший с интересом наблюдал, как тупой нос корабля легко рассекает морскую волну, а в корме, по бортам, вверх, взлетают выброшенные выхлопами дизелей, искрящиеся гейзеры воды.

Когда спустя непродолжительное время залив скрылся в утренней дымке, Морев приказал старпому запустить турбины и увеличить ход. Гейзеры исчезли, послышался мощный ровный гул, и корабль ускорил движение.

— Немыслимо, — пробормотал светлейший, придерживая на голове треуголку и изумляясь скорости морского гиганта.

— Ваша светлость,— здесь ветрено, может быть вас сопроводить в каюту?! — обратился к нему одетый в меховую канадку Морев.

— Нет! — вытирая рукой слезящиеся от ветра глаза, отрицательно покачал головой князь. — Сие зрелище, — обвел он рукой крейсер и бегущие по бортам волны, — многого стоит!

Вниз, сопровождаемый Сокуровым, он спустился только через час, совсем окоченев.

Одобрительно осмотрев каюту заместителя, светлейший остался доволен ее комфортом и, сняв плащ со шляпой, попросил водки.

— Секунду, ваша светлость, — сказал Сокуров и извлек из встроенного в переборку шкафа последнюю бутылку "Каспия", мельхиоровый стаканчик и плитку пайкового шоколада.

Откупорив бутылку, он наполнил его коньяком и предложил князю.

— А себе? — взяв стаканчик и понюхав золотистую жидкость, — спросил светлейший.

— В походе нам разрешается только вино, — развел руками Сокуров.

— Да? — удивился светлейший и опрокинул стаканчик в рот. Затем он довольно крякнул, закусил распечатанным Сокуровым шоколадом и снова взглянул на бутылку. Понятливый заместитель, тут же повторил. Вторую порцию светлейший выпил не спеша, смакуя напиток и оценивая его вкус.

— Весьма недурной коньяк, — сказал он.

— Ваша светлость, а почему бы вам не переодеться в наше походное платье, показал Сокуров на свой репсовый костюм. — В море мы проведем не один день, а ваша одежда не совсем подходит для него.

Гм, — сказал светлейший, — а вы, пожалуй, правы, тащите ваше платье.

Через несколько минут в каюту постучал интендант и передал полный комплект одежды для Потемкина, включая офицерскую шапку и канадку для выхода наверх. Когда светлейший переоделся, заместитель показал ему командирский гальюн и продемонстрировал, как им пользоваться, а заодно и курилку, предупредив, что во всех остальных местах курить небезопасно — можно взорвать корабль.

Еще через час вниз спустился Морев со старпомом, которые были приятно удивлены преображением светлейшего и пригласили того на завтрак.

В кают — компанию они прошли вчетвером и уселись за командирский стол.

— А где же остальные офицеры? — оглядев ее, поинтересовался князь.

— Они на вахте, ваше сиятельство и питаются по сменам, — сказал Круглов и дал знак вестовому подавать завтрак. Перед ними тут же появились тарелки с горячими отбивными, вареные яйца, масло, свежий творог и мед.

— А что будете пить, ваша светлость? — поинтересовался старпом. — Могу предложить на выбор чай, кофе или какао.

Потемкин не прочь был выпить чего-нибудь крепче, но, помня разговор с Сокуровым в каюте, решил воздержаться и остановился на кофе. После завтрака, опекавший светлейшего заместитель, проводил того отдохнуть в каюту и тихо прикрыл дверь.

Оставшуюся часть дня, с перерывами на обед и ужин Потемкин посвятил дальнейшему знакомству с кораблем и его командой. При этом не обошлось без казусов.

Один из молодых старшин-контрактников попросил у князя автограф, чем шокировал сопровождавшего его заместителя, а механик, давая Потемкину пояснения о принципе действия ядерного реактора, назвал светлейшего "товарищ маршал".

Утром, оставив позади Баренцево море, шедший в надводном положении ракетоносец вошел в Норвежское и двинулся вдоль берегов Скандинавии. За ночь погода испортилась: по морю с гулом катили седые валы, небо заволокло низкими тучами, с норда порывами налетал сильный ветер.

Вышедший наверх подышать свежим воздухом, облаченный в канадку и морские сапоги, Потемкин внимательно наблюдал за действиями стоящего на руле боцмана и слушал пояснения Морева о ходе плавания

— Вон там, — указал командир рукой в перчатке на темный горизонт, побережье Скандинавии. — Судя по всему, приближается шторм и нам лучше всего дальше следовать в подводном положении. Через пару дней войдем в Северное море, а там недалеко и Балтика.

После этого он дал команду "по местам стоять к погружению" и, задраив рубочный люк, все спустились в центральный пост.

Спустя непродолжительное время, приняв главный балласт, ракетоносец стал погружаться в пучину. Усаженный в командирское кресло светлейший побледнел и, судорожно вцепившись руками в подлокотники, с замиранием сердца следил за стрелкой глубиномера.

На глубине ста метров боцман стал одерживать лодку, и Морев торжественно поздравил князя с первым погружением. А тот все не мог прийти в себя и с опаской поглядывал на подволок и задраенную крышку нижнего входного люка.

После обеда Морев предложил гостю попариться в корабельной сауне и тот с удовольствием согласился. Там их уже ждал механик. Сауна, оборудованная душем и небольшим бассейном, привела светлейшего в неописуемое восхищение и он долго хлестался березовым веником. После этого все трое прошли в кают-компанию, где их уже ждала бутылка ямайского рому из погребов генерал-губернатора, крепко заваренный горячий чай, бутерброды с семгой и икрой, а также мед и традиционные флотские сушки.

Светлейшего угостили ромом, а сами с удовольствием принялись за чай.

Вечером, по предложению Сокурова, для князя организовали показ видеофильмов. Нашлось и несколько документальных — о Военно-морском флоте и Великой Отечественной войне. Как только на экране корабельного "Самсунга" появились первые кадры и звук, Потемкин издал возглас удивления и едва не свалился с кресла.

— К-как это? — ткнул он дрожащим пальцем в телевизионный экран. — Там же живые люди!

— Именно так, ваша светлость, — наклонился к нему Морев,— только заснятые специальной техникой.

Когда показ закончился и старпом включил свет, шокированный Потемкин несколько минут сидел молча, а потом стал расспрашивать обо всем увиденном. Разговор затянулся далеко за полночь.

Однако удивляться на корабле приходилось не только гостю, удивлялись и все те, которым приходилось общаться с князем. Он отличался необыкновенной энергией и любознательностью, быстро схватывал то, что ему рассказывали, и был чужд каких-либо предрассудков.

— Да, — такие люди рождаются раз в столетие, — заявил как-то Сокуров Мореву, наблюдая, как освоивший перископ князь, наблюдает в него морскую поверхность.

Между тем, обогнув Скандинавию, ракетоносец подходил к Балтике. Погода благоприятствовала, и он шел в надводном положении. Вооружившись биноклем, светлейший подолгу простаивал на мостике, наблюдая в него туманные берега Швеции и Дании, а также изредка появляющиеся на горизонте парусные суда. С них порой тоже замечали непонятный объект и пытались сблизиться с ним, но в таких случаях крейсер погружался и уходил на глубину.

— Пусть думают, что это гренландский кит, — говорил в таких случаях Морев.

Балтика встретила путешественников неярким осенним солнцем и стаями вьющихся над водой чаек. Учитывая ее небольшие глубины, Морев приказал сбросить ход и усилил верхнюю вахту. К вечеру вошли в Финский залив и, следуя по фарватеру, взяли курс на Кронштадт. Сначала вдали возникли его приземистые хмурые форты, а затем и стоящие на внешнем рейде многочисленные парусные корабли.

В миле от них встали на якорь и тут же с бастионов фортов, расколов вечернюю тишь залива, грянули десятки тяжелых орудий.

— Это в вашу честь, — Александр Иванович, — самодовольно взглянул на Морева, стоящий на мостике, светлейший. Он снова был в своем обычном одеянии и выглядел непривычно величаво. В это время с самого большого парусника спустили гребной катер, и стройно взмахивая веслами, он понесся к крейсеру.