Молнии, магические яды — многое умело принимать в себя такое оружие. А в саге о Мордевиндах упоминалось даже и о живых клинках, когда чёрная магия сильного некромансера выпивала самоё душу противника и затягивала её в честный меч. И тогда воинское искусство державшей таковое оружие руки приумножалось многократно и многажды — искуснейшие из фехтовальщиков не могли даже и мечтать сравниться с обладателями такового оружия. И великий граф Берен, никем и никогда непобеждённый, почитался одним из таковых счастливчиков...
Вот кое-что из таких изделий Ридд и ощущал в этой прежде недоступной комнате, в которую так и не решался войти. Волшебная шпага отца, когда-то позабытая тем в тайнике баронского охотничьего домика и затем выкраденная оборванцем, в которого к тому времени превратился юный Риддерик, конечно, хороша. Против обычного соперника или даже нежити. Но любая попытка снабдить клинок магией наталкивалась на яростное сопротивление серой стали, секрет изготовления которой считался утерянным ещё в древности.
— Ага, кое-что есть, — Ридд проворно отдёрнул протянутую было вперёд ладонь, когда в груде бесформенной ржавчины что-то гневно затрепетало.
Да уж, неприрученное к новому хозяину оружие могло изрядно покалечить или даже убить. Потому Ридд не мешкая добыл из сумки клещи на длинных ручках и полил их составом из пузырька номер семь — с нарочито остренькой крышечкой, чтобы не путать даже наощупь.
— Чехол, быстрее! — зашипел он.
Напружинившийся в ожидании неприятностей парень осторожно поворошил клещами мусор и тут же стиснул их на просиявшем навстречу сполохе. Ещё одно усилие, одновременно осыпавшее парня морозом и заставившее вспотеть — и в клещах обнаружился кинжал. Да такой, что эльфка за плечом завистливо вздохнула и едва не выронила свою часть работы. Но столь же быстро она поправила свою оплошность. И вот уже немало торжествующий Ридд опустил трепещущю добычу в лёгкий чехол из плотной, особой выделки буйволовой кожи, смоченной недавно человеческой кровью. Только такое окружение и могло если не обмануть неприрученное оружие, то на время усыпить его бдительность и даже позволить себя переносить.
— Мастер Ридд, когда тебе надоест маяться дурью, возьми контракт у нашего высокородного ярла — пусть он тебе отдаст на разграбление Морнхольде, — проворчала Меана, упаковав добычу в сумку и доставая следующий чехол. — Там, говорят, можно не просто оружие гномов найти, но даже и от Древних.
Если Ридд и не ответил, то только потому, что его обострившееся внимание привлекло ещё одно место, на этот раз уже на противоположной стороне. Но здесь добыча выглядела несколько более сомнительной — несколько арбалетных стрел. Но парень-то прекрасно догадывался, что побывав в ладонях магика, эти безобидные с виду стерженьки могли и дракону устроить такое, что мало не покажется...
Собственно сундук Ридд оставил напоследок. И не прогадал — содержавшийся в нём предмет поднял такую бурю из пыли и тлена, что Меана с чехлом наготове немилосердно расчихалась, за что получила полновесный подзатыльник от парня, который тут же ловко залил зелье из пузырька номер три в возмущённо раскрывшиеся было губы эльфки.
— Молчи, и работаем быстрее, сейчас сюда сбежится половина яруса, — сердито бросил он и вернулся вниманием к раскрытому сундуку, в котором словно невидимая змея дралась со столь же невоспринимаемым от скорости мангустом.
Здесь оказалась хорошая такая булава, и клещи Ридда жалобно заскрипели от натуги, когда тот наконец изловил взбесившееся от одиночества оружие. И лишь надев сверху второй чехол, оба грабителя сумели заставить утихнуть и смириться строптивое изделие древних мастеров.
— Тихо! — бросил парень и поёжился от нехороших предчувствий миг спустя.
Ибо в раскрытую дверь уже вползали непонятные шорохи и поскрипывания, человека соображающего заставившие бы насторожиться и без сыпанувшего по спине мороза...
Впоследствии Ридд не раз вспоминал эти мгновения. С беспощадной лёгкостью обладателя хорошей зрительной памяти он медленно прокручивал их в воображении, смакуя случившееся и любуясь этой красивой и смертельно опасной кошкой.
Ибо эльфка классически, с полуразворота и изящно прогнувшись, пяткой неожиданно отвесила ему в подвздошье такой великолепный и стремительный удар, которому поаплодировали бы и обучавшие парня мастера. И уже отлетая в угол в обломках таки рухнувших полок, Ридд некстати подумал, что после такой плюхи в солнечное сплетение он ох как не скоро сумеет не то, что осознанно двигаться, но даже и толком дышать.
Уж анатомию и строение человека он немного изучал — но вовсе не только с целительскими, а и напрочь противными, душегубскими целями...
И одно из последнего, что он успел ухватить стремительно меркнущим сознанием, так это гибкое движение эльфки, которым она подхватила на плечо сумки, мешочки с добычей и сияющий фонарь.
— Если сумеешь выбраться, мастер Ридд, я буду крепко удивлена!
Перворождённая не мешкая шагнула за порог, пяткой захлопнула за собою каменную дверь. Звонко щёлкнул замок, в захламлённой комнатушке под лестницей воцарилась тишина. Мягко и властно из углов вымахнула темнота, жадно ухватив это отвоёванное было у неё пространство. И легко прозвучавшие над головой шаги туда, наверх — к солнцу и свету — вот то как раз и оказалось последнее, что навалившееся беспамятство позволило почувствовать этому заживо погребённому во тьме...
Над городом уже занялась алеющая заря, когда на пустеющий к вечеру рынок выбрался сухощавый и особо ничем не приметный старичок. С виду вполне себе спокойный и даже безобидный, на самом деле он навевал на стоявших за рядами торговцев мелкую дрожь и заставлял тех говорить неестественно громко, а кланяться и благодарить преувеличенно вежливо. Похоже, нынче у мастера допросных дел выдался не шибко занятый день, раз он выбрался из своих подвалов на свежий воздух и даже прошёлся по овощным рядам.
Никто толком и не приметил (да и вряд ли вообще присматривался, старательно отводя глаза), как возле прилавка полуглухой зеленщицы Брю старый костолом оказался возле дядюшки Флетчера, который нынче тоже самолично шлялся по торговым местам, своей жёлчной въедливостью и стуком деревянной ноги наводя тоску на одних и меланхолию на других...
— Доброго вам вечера, мастер Ден, — негромко проворчал владелец постоялого двора, вертя в руках пучок ранней морковки.
— И вам поздорову, дядюшка Флетчер, — негромко буркнул в ответ баронский палач, и лишь очень намётанный глаз мог бы заметить, как тот насторожился.
— Я к вам по поручению от мастера Ридда, — рослый Флетчер пристально заинтересовался луком и, чуть нагнувшись, принялся осторожно проверять кончики перьев — не плохо ли поливали?
Потому и неудивительно, что дальнейший разговор не смог расслышать никто. Ну, разумеется, кроме нас... а касался он того, что на постоялом дворе остановился вчера такой себе храмовый жрец среднего уровня посвящения. Вроде как приехал затовариться здешним мускатом — да вот только, мастер Ридд, случайно отужинавший за одним столом с тем, не верит тому монаху ни на слово. Да и презренные гильдии тоже что-то обеспокоены...
— Неровен час, против их милости барона удумал что-то, — озабоченно покачав головой, Флетчер оставил в покое лук и принялся ковыряться в листьях салата.
В принципе, ход мыслей отставного сержанта был понятен палачу. В такое время, остаться и без королевской власти, да ещё и без барона — верная погибель. Дикие земли вот они, совсем рядом. А без твёрдой руки и хозяина всё оно прахом пойдёт...
— Я припряг обоих своих внуков проследить, — рассуждал словно сам с собою старый вояка. — На пацанят ведь никто и никогда внимания не обращает.
Из рукава почтенного хозяина постоялого двора в корзинку палача незаметно скользнул плотно скатанный свиток, перевязанный дешёвой тесьмой. А в ухо сообщение, что там записано всё — где тот монашек бывал, что и с кем обсуждал, и даже на что смотрел долго или внимательно.
— Сам-то я в таких делах не очень-то, — добродушно прогудел в усы здоровенный дядюшка Флетчер и с довольной физиономией отложил в сторону пару понравившихся ему кочанов капусты. — Но выходит, что жрец тот нацелился на самый лучший мускат, который у нас только в баронских погребах и содержится.
Дедок-палач, хоть и перекладывал к себе в козинку пупырчастые тугие огурчики, быстро накрыв ими свиток, но заметил вскользь — Храмы никогда в политику не лезут.
— Так-то оно так. Храмы не вмешиваются, а вот их жрецы иногда по своей личной инициативе всё же влезают — и что-то не слыхал я, чтоб тех потом казнили или отлучали от сана. Проверено. Уж это вы в подвалах, всё в заботах. А я всегда на людях, вокруг меня новости так и вьются, как пчёлы вокруг кринки с медовухой.
Дедок степенно покивал сам себе и заметил, что вдумчиво полюбопытствует тем храмовником, но беспокоить их милость барона пока рановато. Да и вообще, пожалуй, не стоит.
— Если что, меры сами примем. Спасибо, дядюшка Флетчер. И да, мастеру Ридду — моё почтение...
Наверное, если бы Ридд слыхал этот разговор, то он немало бы позабавился. И даже припомнил бы весьма поучительное событие из жизнеописания великого короля Вольфганга седьмого. Ах, некоторые уже сообразили сами? Да-да, тот самый, нашумевший некогда случай... отличавшийся широтой взглядов и оригинальностью суждений монарх как-то собрал на своей яхте (между прочим, переделанной из фрегата новейшей конструкции) всех своих баронов и графьёв. А потом, с присущей ему решительностью и приказал капитану отдать швартовы.
Полную Белль, то бишь две седмицы, король плавал по морям. Поил своих вельмож лучшим вином, услаждал великолепной музыкой и песнями музыкантов, а ночами тех ублажали собранные со всей столицы смазливые девки. Но вот что характерно, по прибытии на берег те дворяне, у которых дела в их отсутствие пришли в упадок, потом как-то незаметно оказались в опале. Так и тут — Ридда нет, но дела кое-как идут...
Постукивание и царапанье в невидимую дверь повторились. Причём с такой силой, что лежавший во тьме человек невольно затаил дыхание. Нет, эти не угомонятся. Сколько веков ждали, подстерегали подходящий случай полакомиться свежатинкой — а она вдруг, подлая, закрылась.
— Ничего, подождёте ещё, — удивительно, однако на грязные и пересохшие губы выплыла улыбка.
Ноющая грудь постепенно унималась. Как бы то ни было, но мерзкая эльфка не сумела (или не захотела) ударом превратить потроха парня в полопавшийся фарш. Ничего, поболит — и пройдёт. Да и рёбра целы, что ж тут теперь, опечаливаться?
Некоторая бодрость Ридда объяснялась не только тем фактом, что он хоть и заперт в этой каменной клетушке, но всё же цел и невредим. А ещё и некой никому не известной, но весьма похвальной привычке не класть все яйца в одну корзину.
Меана утащила сумку с припасами? Плохо — однако, не смертельно. Не просто так Ридд кое-что рассовал и по карманам дарёного плаща. Пусть тех и оказывалось не в пример меньше, чем у прежнего, нарочито пошитого под старый и потрёпанный вид...
В темноте раздался шорох, мелькнула зеленоватая искорка. Да полноте, какая магия? Всего-то эльфийский светлячок! В том смысле, что внутри круглого стеклянного пузырька обреталась крохотная цветочная феечка. Вот и сейчас, малышка прекратила неслышно ругаться, когда ёмкость, в которую её заточили изловившие руки, перестали встряхивать. Зато от злости она так сыпанула искорками, что вся — от макушки до пяток и кончиков крыльев — озарилась чуть зеленоватым светом.
— Знаешь, где мы сейчас, букашка? — Ридд с улыбкой рассматривал злобствующую крохотную девчонку росточком в полпальца, к которой бессмертные по некоей своей прихоти приделали изящные стрекозиные крылышки. — В глубине гномьих подземелий, и вокруг нас толпами лазят кровожадные мертвяки...
Дети говорят, что эти вездесущие, малахольные и приставучие малявки на самом деле вполне понимают человеческую речь — по крайней мере, Общий Язык. Обычно они роятся всюду, где хоть что-то растёт и цветёт. Но к людям льнут вовсе не просто из приязни, вроде бы подпитываются от тех эмоциями и брызгами неизрасходованной магии. А в свободное время крохотными ведёрками таскают цветочный нектар и пыльцу, насмерть сражаются с воробьями или катаются на мохнатых и забавно жужжащих шмелях. Короче, помаленьку мозолят глаза и досаждают всем, как могут.
Вот и сейчас, заслышав о страшном месте, малявка округлила глаза и демонстративно покрутила пальцем у виска. А затем с самым грустным и горестным видом уселась на своё перевёрнутое ведёрко, и даже подпёрла голову рукой. Настолько точно она скопировала задумавшегося о своих бедах человека, что Ридд поневоле снова улыбнулся.
— Свети, маленькая, помогай. Если выберемся, я упрошу барона позволить тебе жить в его зимнем саду — а там такие растения, которых в наших краях и не встретишь. А когда уж подругам расскажешь о таком путешествии, они от зависти просто лопнут.
Всё! Судя по мгновенно просиявшей склянке, маленькая феечка отныне готова была сиять денно и нощно, почти сравнявшись яркостью с прежним фонарём. Да и поведение той разительно поменялось — малышка с готовностью закивала, а на крохотной мордашке появилась довольная улыбка...
Что ж, свет это уже хорошо. Ридд внимательно обвёл взглядом своё каменное узилище, и если бы нежить снаружи сейчас завидела эту больше похожую на волчий оскал улыбку, она бы тотчас разбежалась прочь с тем же усердием, с каким сейчас ломилась внутрь.
Ибо взгляд парня приметил, как из угла блеснула рукоять-навершие прислонённой было туда трости. То маленький дракончик азартно сиял алыми глазёнками в предвкушении хорошей драки. А что без последней уже не обойтись, в том ни у кого не было ни малейшего сомнения — ни у блистательной феечки, ни у серебряного дракончика, ни у принявшего ковыряться в своих припасах парня.
Итак, в наличии оказался полный комплект обычного оружия, несколько заклятий в голове, и пять пузырьков, которые Ридд задумчиво выстроил в ряд на освобождённой от сора крышке сундука.
В первом сияла крохотная феечка, и парень благодарно улыбнулся ей — просто отменно! Второй, третий и четвёртый он лишь потрогал грязными пальцами, но лишь с досадой вздохнул. Если что и могло пригодиться, так это небольшой, на пару глотков виал тёмного муската, который уже готов был согреть человеческие тело и душу в этом стылом подземелье.
Но пятый пузырёк с остренькой крышечкой, сразу предупреждавшей об опасном содержимом... этого хватило бы, чтобы надёжно упокоить самого резвого скелета или зомби, однако снаружи тех сейчас валандалось никак не меньше дюжины.
Опустившийся вниз и чуть в сторону взгляд парня — он всегда так делал в задумчивости — некоторое время незряче оставался на тускло блистающем дракончике в рукояти спящей пока шпаги. И вдруг он прояснился. Вот он, вот путь к спасению! А ладони уже ухватили трость, приласкали рукоять ревностно и нежно...
— Послушай, малыш. Ну ладно, чуждую магию внутрь себя не пускаешь. Эта твоя принципиальность мне не нравится, но я по крайней мере её уважаю. А согласишься ли ты позволить полить себя и удержать на клинке ядовитое зелье? Хотя бы четверть часа, а там мы прорубимся обратно наверх, под так милое нам обоим солнце.
