Все в твоих руках

— Я все не унесу за раз...

Дама бросила на молодого человека осуждающий взгляд, словно на дефективного ребенка.

— Куда вы собрались выносить архивные материалы! Вы что, не знаете правила!? Будете работать здесь. Вон там стол. Потом все на место поставите.

'Ну, ни ё моё! Мало того, что придется в этом дерьме ковыряться, так еще и здесь в подвале торчать!', — сетовал про себя молодой специалист.

— Михаил Егорович велел материалы ему отнести,— решил он взять архивщицу 'на пушку'.

— Ничего не знаю! — отрезала дама.— Принесите разрешение, завизированное директором.

Сева понял — спорить бесполезно.

Начать изучение материалов он решил с самой маленькой из двух десятков папок и коробок, указанных архивщицей. Для начала разыскал стол — ничего, работать можно. Стул есть, настольная лампа, даже стопочка чистых листов — забыл, видать, кто-то. 'Раньше сядешь — раньше выйдешь',— вспомнил Сева подходящее изречение и решил: раз отвертеться невозможно, нужно напрячься и...

— Извините, — услышал Сева над ухом и от испуга выронил из рук папку. Она обрушилась на стол, выпустив облачко архивной пыли.

— Простите ради бога! Кажется, напугал вас.

Да, уж! Заикой так можно стать. Всеволод обернулся: что за чудо в перьях! Перед ним стоял человек, явившийся сюда не иначе как прямиком из тайги... или из тундры: борода а ля Лев Толстой, брезентовая куртка-штормовка, свитер грубой вязки, кирзовые сапоги.

— Извините, — повторил 'таежник', — вы, вижу, материалы по нашей алтайской экспедиции изучаете?

— Да, а вы...

— Берг Модест Карлович. — Новый знакомый очень смешно картавил. Чем-то он был Севе симпатичен. Молодой специалист представился:

— Всеволод.

Берг улыбнулся, демонстрируя великолепные зубы — прямо-таки реклама 'бленд-а-меда'. Как он умудрялся содержать их в образцовом порядке, если действительно только что вернулся из какого-то заповедного места?

Сева ожидал, что Берг протянет руку для пожатия, но этого не случилось.

— Присаживайтесь, Сева. В ногах... ну вы знаете. — Сам он, как показалось, очень осторожно — чирей у него что ли — присел на стул с противоположной стороны стола. — Я вас не отвлекаю? Давно, знаете, не общался... Одичал, можно сказать.

Нет, Юрин был не против поболтать с мужиком. Во-первых — уж очень не лежала душа разбирать 'макулатуру'. Во-вторых — интересно узнать, откуда он прибыл, из каких таких диких мест. В-третьих, и это наиболее существенный момент — он, вероятно, поможет ему быстро отыскать нужные бумаги. Сева махнул рукой — дескать, чего уж там.

— Это была моя предпоследняя экспедиция... Алтай. Чудное место, 'русская Швейцария'.

— Предпоследняя? — Сева был удивлен — на папке, лежащей сейчас перед ним стояла дата: 1977 год.

— Да, — подтвердил Берг, — последняя была в Фанские горы. Тоже замечательное место! Помните у Визбора: 'Я сердце оставил в Фанских горах...'.

— У какого Визбора, — уточнил Сева. — Который Борман?

— Почему Борман?

— Ну, он играл Бормана в 'Семнадцати мгновениях'.

— Ах, да, конечно, Юрий Визбор... — Берг задумался. — Вам не доводилось бывать в тех местах, Сева?

Юрин покачал головой: какое там бывал — даже не представлял, где это может находиться.

— Вы прямо оттуда?

Берг, похоже, удивился. И даже смутился.

— В общем-то, да... почти. Сева, вы, пожалуйста, не обращайте внимания на... ну если что-то несуразное скажу. Видите ли... отвык я... Давно ни с кем не общался.

Во, дает мужик! Видать, на самом деле анахоретом сидел в глуши. Может, он только что приехал с этих своих гор? И сразу в архив подался?! Ну и ну.

— Вы там тоже шаманов изучали?

-Шаманов? Нет, что вы! Фанские горы в Средней Азии. Там нет шаманов. Фундаментальный ислам... Впрочем, во время оно это был один из центров зороастризма. Есть любопытное место в районе Искандер-куля — мазар Ходжа Исхок, он же пещера Сидячего Скелета. По местной легенде Ходжа Исхок был послан Всевышним с миссией обратить здешних в истинную веру. Но, тамошние люди, все как один, были упорными язычниками — они убили посланца Аллаха. Вот его-то, посланника, нетленные мощи, находятся в пещере... Сева, может вам все это неинтересно, вы скажите.

— Нет, почему же... любопытно. Как вы назвали то место, Искандер...?

— Это озеро. Искандер-куль. Названо так в честь Александра Македонского. Вы, наверное, знаете: великого грека в Азии называли Искандером Двурогим. С озером связано множество легенд, — продолжил Берг. — Самая известная — об утоплении в сих водах Буцефала. Но, лично мне нравится другой ее вариант. Я услышал ее от Мавлона-бобо , старейшего жителя кишлака Макшеват. Легенду я записал и помню дословно. Вот послушайте. 'Об этом рассказал мой прадед Сулейман, когда мне было шесть лет. Три родных прадеда ставили меня посередине мехмонхоны и вещали предания старины, слышанные ими от своих предков. А я должен был всё запоминать и после повторять слово в слово, ибо был их старшим правнуком. Ушли на войну мои дети и не вернулись. Не успели взять жен мои внуки — пропали в далекой России. Тебе перескажу я это.

Во времена незапамятные, когда солнцеподобный Искандер Зулкарнайн привел за собой несметное воинство жестокое и бесчисленное и столь же ненасытное как саранча; когда громогласный и молниеносный Искандер Зулкарнайн, называвший себя любимым сыном бога эллинов Зевса, вторгся в пределы благословенной Согдианы; когда благоухающий всеми пряностями мира Искандер Зулкарнайн захватил земли наших пращуров... Мы не склонили перед ним свои гордые головы.

Презренные, подобные нечистым псам и свиньям, чужеземцы, отдавали свои жизни, покоряя города и крепости, ведь ни одна из них не сдалась без боя. Увы, высокородный правитель Согдианы Бесс, запятнал имя свое гнусным преступлением — убийством царя царей, повелителя половины Вселенной, светозарного Дария. Колесо судьбы предателя свернуло с дороги удачи на тропу гибели. Бесс не смог собрать могучую армию и дать бой Искандеру. Пали Мараканда, Газа, Кирополь... Но защитники города-крепости Маг в горах к востоку от Мараканды оказались не по силам захватчикам. Утесом на пути горной реки, костром на тропинке муравьев, могучим львом перед отарой овец стояла крепость перед армией Искандера.

Прислал басилевс им письмо, в котором говорил, что вся страна у его ног, что они теперь — его вассалы и повелевает он сложить оружие. И если не повинуются они ему, то ждет их гнусная смерть, какая ожидает всех предателей.

Но смеялись в ответ защитники крепости.

Разгневанный их упорством, Искандер велел своим воинам перегородить стремительную реку, над которой стоял городок, и которая защищала его с одной из сторон.

Презренными воинами Искандера, забывшими на время ремесло ратное и унизившимися до работы землекопов, ниже крепости из обломков скал была навалена огромная плотина, перегородившая свободный от рождения поток, никогда не знавший ни оков, ни понуканий. Разлилось зеленое как старая бирюза озеро, воды которого, поднимаясь всё выше и выше, поглотили непокорную твердыню. Эллинский царь сказал, что одержал самую главную победу. Он со своими воинами устроил праздник, разбив шатры на берегу рукотворного озера, о который билась ледяная вода гор.

Конь царя, могучий Буцефал, пасся, свободно вонзая в изумруд берега агатовые копыта. В это самое время на другом берегу печально, как не обласканная султаном наложница, грустила, опустив долу прелестную сухую головку с шелковой гривой молоденькая кобылка, единственное существо, уцелевшее из проглоченного ледяной водой города. Жеребец всесильного басилевса, заметив кобылку, заржал ретиво и помчался к ней. Юная, не знавшая седла лошадка, увидев огромного, устрашающего вида чужака, задрожала от страха будто перо под ураганным порывом ветра. Подобно обуянному похотью дикому злобному ослу несся Буцефал не разбирая дороги сквозь кустарник, перепрыгивая широкие расщелины и перемахивая небывалой высоты валуны. Кобылка поскакала прочь, но Буцефал, как и его хозяин, имел нрав упрямый и не собирался оставлять пылающую страсть неудовлетворенной. Без устали он преследовал юную легконогую кобылицу и скоро несчастная оказалась на скале, возвышающейся над новым озером.

Поднялся Буцефал на дыбы, радостно замолотил передними копытами — жертве некуда деться. Но рано он торжествовал — гордая кобылка, издав по-человечески печальный крик, бросилась со скалы. Воды озера сомкнулись над ней. Не покорившись чужеземцу, лошадь разделила участь обитателей города-крепости...

И часто весной, когда с гор растаявшие снега переполняют озеро, над зеленоватым зеркалом вод слышится предсмертный крик. И силится вода прорвать воздвигнутую плотину. И приходят на помощь ей утонувшие защитники крепости. И зовут они к себе на помощь духов и демонов подземного мира. И люди, которые познали Аллаха и чтят Коран, не посещают это место'.

Севе эта история показалась смешной: насильник-жеребец и покончившая самоубийством кобыла — надо же придумать такое! Он не рассмеялся лишь потому, что боялся обидеть рассказчика. Но Берг неожиданно хохотнул сам.

— Забавная легенда, правда?

Сева кивнул. Берг, видимо, довольный, что нашел в его лице благодарного слушателя, продолжил:

— С великими всегда так — все к чему они прикасаются, обретает толику 'величия'. Вот и конь — вошел в историю, благодаря хозяину, Александру Великому. Впрочем, существует гипотеза, что легенда о Буцефале, нашедшем упокоение на дне озера, имеет более древнее происхождение и указывает на место, где совершалась ашвамедха.

Видя недоумение собеседника, Берг пояснил:

— Это такой древнеиндийский обряд. Царь, желающий его исполнить, отпускал коня на 'вольные луга' и со своим войском следовал за пасущимся животным, завоевывая все земли, попавшиеся на пути. Кульминацией сего мероприятия являлась собственно ашвамедха — ритуальное действо во время которого к коню подводили царицу и совершался акт священной зоофилии, символизирующий вечное обновление Вселенной, который должен был обеспечить незыблемость власти царя над завоеванными территориями. Затем конь, естественно, приносился в жертву. Известно, что народы Центральной Азии практиковали некоторые обряды, заимствованные у соседей-индусов. В случае с Македонским мы имеем: коня, ассоциирующегося у древних индийцев с Космосом, воду (озеро) — символ постоянно возобновляющейся жизни, молодую царицу — согдийку Роксану и могущественного царя Александра Великого.

'Ну и дела, — подумал Сева. — Знал, что древние любили почудить, но чтобы так...', а вслух сказал:

— Вы пытались там отыскать следы совершения этого обряда?

— Нет, что вы! История Александра для меня скорее хобби. Наша экспедиция носила более прозаический характер. Главная ее цель — составление реестра местонахождений мумиё.

Во, как! Смешались в кучу кони, люди... Шаманы, Македонский, жеребец в роли Казановы, теперь еще и мумиё!

— Сева, вы, конечно, в курсе — мумие ценный лекарственный продукт. Так вот, в районе Искандер-куля имеются богатейшие залежи этого сырья. Больше только на Памире. Но Памир закрыт для посторонних — погранзона, а здесь — пожалуйста. С начала семидесятых у нас в стране начался настоящий бум увлечения мумиё. Цена его на 'черном рынке' доходила, как я слышал, до десяти — пятнадцати рублей за грамм. Как водится, нашлись десятки, если не сотни, 'искателей сокровищ', которые ринулись в горы. Вы не поверите, Сева, но это походило на настоящее разграбление. В общем, было необходимо навести хоть какой-то порядок... Да, любопытно, а сейчас мумиё в цене? Вы не знаете, Сева?

— Не знаю. Никогда не интересовался мумиё, — честно признался Всеволод, и подумал: 'Видать, он затарился там этими мышиными какашками, теперь сбыть хочет'.

Странное впечатление производил его собеседник: с одной стороны, вроде, 'не от мира сего', с другой, мужик, похоже, не терялся, и кроме научных получил и практические результаты. А вот следующим вопросом Модест Карлович добил Юрина окончательно.

— Сева, а кто сейчас чемпион мира по шахматам?

Ну, и как это прикажете понимать? Ладно, вполне допустимо, что есть люди, которые не смотрят телевизор, не слушают радио и не читают газет. Но таким до лампочки все чемпионы вместе взятые.

— Каспаров.

Сева заметил... Нет, просто невероятно — он был готов поклясться: Берг слышал эту фамилию впервые!

— А... Карпов?— Берг продолжал изумлять молодого специалиста.

— Карпов опять проиграл Гарри...

Собесежник явно не понял. Сева пояснил:

— Каспарову.

— Да, да, — задумчиво пробормотал Берг, как бы припоминая. Но Сева-то видел: для него это настоящее откровение. Сева попробовал вернуться к прежнему разговору — его заинтересовало горное озеро. Где-то, что-то он уже слышал раньше, мельком, но, убей, не помнил — что и где.

— Модест Карлович, расскажите еще про озеро. Это магическое место, если не ошибаюсь...

— Да, да, — пробормотал Берг, погруженный в свои мысли. — Как вы сказали? Магическое? Можно и так назвать. Таких мест на Земле не более трех десятков... где сходятся астральные векторы... Возможно открытие окна в параллельный мир... Сева, а вы давно здесь работаете?

Что-то он начал заговариваться. Уж не имеет ли Всеволод дело с ненормальным?

— Где, в институте? Нет, совсем недавно, с апреля.

— Вы не знаете Левашову Светлану Георгиевну? Она все еще тут работает?

Голос собеседника дрогнул, когда он назвал имя женщины. Или Севе показалось?

— Не знаю такую. А вы сами...

— Извините, Сева, — перебил Берг. — Мне пора идти.

Он поднялся со стула и, не попрощавшись, удалился. Но не в сторону выхода, а наоборот.

2

Сева не знал, что и подумать. Странный мужик. И это еще слишком мягко сказано. Он глянул на часы. Ё моё! Заболтался, а время обедать. И не черта не сделал, даже забыл поинтересоваться у нового знакомого насчет материалов по Алтаю.

Архивщица продолжала читать. Всеволода она окинула быстрым профессиональным взглядом: не несет ли чего с собой. На отдельном столике у нее грелась на электрической плитке эмалированная кастрюлька — игнорирует институтскую столовую, бережет желудок.

Егорыч, как на грех, сидел за столиком один. Пришлось Юрину подсесть к нему.

— Ну, как успехи? — поинтересовался начальник, промокая губы салфеткой.

— Я с Бергом познакомился. Интересный мужик...

Шеф смотрел на Севу, словно видел перед собой тень папы Гамлета.

— Каким Бергом!?

— Модестом Карловичем.

Парню стало не по себе, даже мурашки по коже.

— Берг погиб в конце семидесятых... В семьдесят восьмом, кажется.

По лицу Егорыча Сева понял: он не шутит!

— Как погиб?— выдавил парень с усилием.

— Несчастный случай в горах. Его шофер все время ружье с собой возил... То ли он его чистил, то ли еще что, в общем — случайный выстрел. Дробина попала Бергу в сердце. Умер мгновенно.

Ощущение у Севы — словно на него вылили ведро ледяной воды, или зашибли дверью, или подружка сообщила, что беременна, а аборт делать поздно, или... 'Как же так. Я только что говорил с ним. Ошибка какая-то?', — крутилось у него в голове.