Вселенная Метро 2033: дорога стали и надежды

За пролеском, справа, сухо протрещало прерывистыми выстрелами. Но красной ракеты, безмолвно вопящей о нападении, не появилось.

— Эт чего это там? — Мишка Сосновцев с хрустом стянул противогаз, игнорируя устав гарнизонной и караульной, непонимающе потер переносицу, и широко зевнул. — Опять наш Дикий развлекается?

— Ага. — Рамиль, покосившись на него, с трудом сдержал зевок. — Он предупреждал, что войну сегодня устроит. Скучно, говорит, просто так сидеть.

— Ну, он и монстр. - Сергей Саныч, все ковыряющийся в старом "ночнике", осуждающе покачал головой. — Адреналина не хватает, что ли? Ну, его в баню, воевать-то. Надоело уже.

— Слышь, Саныч. — Пуля толкнул его дульником автомата, спрятанным в картонный цилиндрик из-под "осветилки". — А тебе-то чего мотается взад-вперёд? Сидел бы себе в своей радиорубке на колёсах, и дрыхнул благополучно.

— Поспишь здесь. — Сергей Саныч уже привычно заворчал. — Я прогуляться решил, проверить, как батарейки зарядились...

— У тебя зарядка появилась? — Мишка уставился на связиста. — А я все думаю, чего он шляется с этой неработающей шайтан-машинкой... И давно?

— Да н-е-е. Вчера привезли, с Уфы. Попросил своих, они скоммуниздили в штабе, и прислали. Так что, давайте ко мне, если что, заряжать буду.

— Эх... — Азамат снял картонку. — Сейчас тоже постреляю. Попугаю кэпа, а, Рамиль?

Все четверо, дружно ухмыльнулись. Красные точки трассеров с шуршаньем полетели вперёд, через дорогу, через овраг с узенькой речушкой, пропадая в густых, шелестящих зарослях по той, "чужой" стороне. Это не разрешалось командованием. Это не экономия боеприпасов, а бесцельная трата. Но командование сидело в Новой Уфе, а ОСНАЗ торчал в наспех вырытых окопах по дороге на Стерлитамак. Предупредительный огонь, отпугивающий и мутантов, и диверсантов. А напорется на него бродяга, которому взбредёт в голову дурь пробираться по ночам этими дикими местами? Так не надо шляться где непопадя.

— Ух! Хорошо-то как, Настенька!!! — Рамиль довольно улыбнулся. — Чуток встряхнулись.

Минутой позже огонь открыл тот самый пулемётчик, со стороны которого недавно он с Санычем и пришел.

— О, девиант, не спит больше, надо же. — Сергей Саныч выглянул за бруствер, заорал. — Кузя, хорош там уже палить, мы тебе верим!!!

— Так чего там было то? — Пуле давно стало скучно, и хотелось услышать что-то интересное.

— Ну, чё... — Рамиль почесался. — Достали вши, мать их... Вышел я значит со своей землянки. Прошёлся по задним постам, смотрю, у молодых там всё в порядке. Ну, думаю, пойду по часовой стрелке, глядишь, и наткнусь на какое-нибудь злостное нарушение Устава гарнизонной и караульной службы. И, представьте себе, только значит, в траншейку то я спустился, и тут... опа-на!!!

Рамиль выдержал паузу, явно подражая кому-то из инструкторов отряда, матерых бывших военных Второй армии.

— Ой, да хорош, Рамиль, не тяни, а?!! — Сергей Саныч повернулся к нему. — Мы чего тут, в кино играем что ли, Уилл Смит, блин. Рассказывай, давай уже, только, чур, не сильно ври.

— Кто, какой вилсмит?! А, ладно. — Рамиль сел удобнее, и начал, с явным удовольствием, врать про свое единоличное и героическое спасение спящего отряда. — Я, значит, смотрю, а наш Кузя как-то так интересно лежит на спине. Думаю, ну мало ли, вдруг он звездами любуется. Пойду, вместе с ним посмотрю... Всегда любил на звезды смотреть, когда их видно. Вы ж поняли?

— Да, да... — все дружно закивали, показывая, что поняли.

— А тут как раз и Сергей Саныч из окопа вылез, да, Саныч? Ну, пошли мы с ним вдвоем смотреть, чего этот как его там? Да, точно, астроном там углядел, ну, на небе-то. Подходим, а он, значит, лежит, и смотрит открытыми глазами прям на нас... И молчит.

— Точно. — Саныч усмехнулся, завертел, вроде как самому себе не веря, головой. — Я ну очень сильно удивился, как это увидел. Смотрит на нас, и молчит, натурально. Ну, Рамиль, подошёл и...

— Как дал ему с ноги в грудак, он же в бронежилете был. Тут Кузя и очухался, а я ему и говорю: ты чего? А он мне — я, грит, вас видел, но так испугался, что прям ни слова сказать не могу...

— Вот клоун. — Азамат хмыкнул. — Это ты его за это так отмудохал?

— Ну, да. — Рамиль снова почесался. — А чего он врёт то? Заснул, так заснул, а то — увидел, испугался. Пургу какую-то прочесал по ушам.

— Понятно. — Мишка поднял рукав, посмотрев на часы. — Ещё час с небольшим, и всё, у-а-х-а-х-а...

Все согласно закивали. Да уж, самое лучшее, случавшееся каждый день, это утренний уход с постов, когда можно на какое-то время просто отключиться, погрузившись в сон. И, порой, сон приносил кусочек той, небывалой, несбыточной, далекой и желанной жизни, сгоревшей не так и давно. Цветной, красивой, полной, и, несмотря на сложность, кажущейся легкой и беззаботной. Хотя из всех четырех хорошо знала про нее ровно половина, Мишка да Саныч.

— Ну ладно. — Рамиль встал, позевывая. — Пойду я дальше. У меня вон там, справа, трое молодых. Саныч, ты со мной?

— Д-а-а-а. Пойдем, пройдемся...

Ночь, из густого черного бархата, превращалась в серую, с небольшими темными кусками, наполовину прозрачную плотную кисею. Хмарь накатывала вместе с солнцем, где-то там, в высоте, упорно лезущем через низкие плотные тучи. Проглянулись мохнатые горбы холмов, заалела полоса на востоке, чиркнула и скрылась в глубине серой мглы неба. Светлое пятно горы Шихан, вроде бы показавшееся вдалеке, снова пропало.

— Да... — Мишка положил локти на бруствер, вздохнул. — И чего оно нам надо?

— И не говори. — Азамат, встал рядом. — Мне всё-таки дома больше нравится.

— Дом... Я иногда думаю, вот вернуться бы, на самом деле, домой. А так и не помню практически, что да как там было. Я ж в армию только пошел, на год. Девушка была, только... взяла, да прекратила писать через месяц.

— Письма?

— Ага, трактаты... эсэмэски.

— Чего?

— Ай, какая разница-то. Эх, женщины... У меня подружка есть, в Дёме, такая г-о-о-о-р-я-ч-а-а-а-я... А здесь, даже за патроны не найдёшь никого. Если бы не медсанчасть, то вообще, хоть стой, хоть падай. И то, одна Марина, и та, женщина серьёзная.

— И не говори брат. Только вот достала она, писать в траншею ходить. Да?

Стук аккуратно прикрываемой двери донесся из-за спины. Чуть позже, как и всегда в это время, зажурчало.

Мишка подмигнул:

— Слышь, чего, братишка?

— А? — Азамат ухмыльнулся.

— Плохо без бабы, говорю. Вот еще как-нибудь Маринка ссать выйдет в окопы, прямо там ее и приголублю. Не все ж капитану личную жизнь устраивать.

Журчать перестало, как отрезало. Почти тут же бухнула отсыревшая дверь. Мишка беззвучно засмеялся, снова подмигнув:

— Ну что, ещё одна ночь прошла?

— Ага... Есть хочется. Давай я мотанусь до землянки. У меня там каша осталась, пожрем.

— Давай, вроде уже все. Можно сильно не переживать. Светло уже, вряд ли уже сегодня что-то будет.

— Точно. Я быстро...

Азамат, пригнувшись, чтобы головой не задеть о низкий косяк кое-как слепленной двери, спустился в землянку. Остановился, оглядываясь на всякий случай, и увидел:

Слева, у поворота на остатки асфальта, ведущего в Ишимбай, разлетелись, одна за другой, красные ракеты. Затрещала, раскатываясь в утреннем тумане, разноголосица очередей...

— Эй, Абдульманов, ты заснул там? — Дармов, перегнувшись через стол, щелкнул пальцами прямо перед носом Пули.

— Нет. — Пуля отхлебнул порядком остывшего травничка. — Таких, как я, сейчас не так и мало.

— Это мне решать, мало или много. Ты, боец, еще не сполна расплатился перед партией и народом, знаешь ли.

— Куда там... — Пуля смотрел прямо на него. — Небось, еще и должным остался? Петр Ильич, мы с Новоуфимкой рассчитались сполна. У Стерлика и здесь, по течению Белой, и в самом городе. Из сотни человек ОСНАЗА, если не секрет, сколько живых осталось?

— Да что ты, прямо таки голос моей нечистой совести, ну-ну. — Дармов достал "ногтегрызку", отщелкнув пилку. Взялся за левую руку, еле слышно вжикая металлом. Эту привычку Пуля заприметил еще во время службы. Постоянно, чуть выпадала минутка-другая, Дармов брался на собственные ногти. — Сколько вас от пуль полегло, сколько легкие выблевали из-за кислоты, сколько сдохло от гангрены, лучевой или поноса... Ты мне тут правду матку не режь, боец. Тебя комиссовали только для того, чтобы не убивать героического защитника границы. Тебя и твоих упырей дружков, выживших пять лет назад. Хотя, как по мне, стоило бы не отпускать так просто.

— Это верно. Один вред от нас.

— А нет? — Дармов протянул руку, дождавшись папки от Уколовой. — Не вред, что ли? Контрабандист несчастный.

Пуля напрягся. Азамат Абдульманов, хороший и надежный товарищ, отличный боец, комиссованный по совокупности контузии, ранения и отравления ядовитыми испарениями, никак не мог быть контрабандистом. Он, Азамат Абдульманов, оставшись без дела, стал сталкером. И не более.

А вот сталкер Пуля, и на своих двоих, и отбив весь зад на лошадиных спинах, за пять лет исколесивший огромный и доступный кусок Поволжья, контрабандистом являлся. И сюда, в Новую Уфу с окрестностями, порой таскал вещички, за которые Дармов не просто не погладил по головке отеческой ладонью. Не-не, Петр Ильич, если что, с него просто спустил бы шкуру. Что-что, а наркоту партия запрещала.

— А, напрягся, хе-хе. — Дармов хищно улыбнулся. Погрозил пальцем. — И правильно сделал. За доставленную тобой в прошлом году партию дури растительного происхождения, тебе светит каторга. Или медленная и мучительная смерть через повешение за шею. Сам понимаешь, что оба варианта плохи, да? На работах сдохнешь тоже не особо быстро, но все же поживешь. А когда тебя подвесят, так и того хуже... душа к гуриям не попадет, ибо выйдет на свет божий через задний проход. Вся такая заляпанная нечистотами. Ты ж у нас муслим?

— Я верю в Аллаха единого. — Азамат не поддался на провокацию. Дармов откровенно наслаждался возможностью поиграть в кошки-мышки. — Так что, да, мусульманин.

— Не обижайся, Абдульманов, я пошутил. Ну, понятно, что мне многое известно? Вот, и молодец. Но ничего, мы твой позорный опыт обратим на благо и процветание нашей с тобой коммунистической родины. Или как тебе больше нравится, просто родине? А пусть так и будет, уговорил, чертяка языкастый.

Пуля напрягся. Перестав просто трепать языком, Дармов явно подошел к самому делу.

— Ты единственный из всех твоих дружков и товарищей, кто не просто жив. — Дармов перестал улыбаться. — Ты не спился, не переболел всеми возможными болезнями, превратившись в дряхлое убожище. Не отрастил, непонятно на чём, пуза до колен. А еще ты знаешь те места, куда отправишься в ближайшее время. Потому что откуда-то оттуда ты и тащишь к нам всю эту дрянь. "Пятерка" и "маслята" не пахнут ничем, кроме смазки, Абдульманов?

Азамат промолчал.

— Тебе дорога та маленькая лохматая замарашка, оно понятно. Жаль, вовремя не узнал про беду Сосновцева. — Дармов отхлебнул, поморщившись. — Ну, и что это такое? Эй, дневальный! Принеси горячего чаю, давай, иди, выполняй.

— Петр Ильич... — Уколова, молчавшая долго и незаметно, кашлянула. — Разрешите?

— Конечно, Женечка, говори.

— Я не совсем уверена в Абдульманове, как кандидате.

— Хм... — Дармов потер переносицу. — Я тоже... но выхода-то у нас, Евгения, нет. Время поджимает, наш друг Пуля знает дорогу и места, что остается? Совершенно верно, Уколова. Остается отправить именно его.

— Куда? — Азамат снова уставился на выщербленного Ахмет-Заки.

— Далеко. — Дармов, наконец-то, положил "ногтегрызку" на стол. — В бывшую Самарскую область. А именно в городок с красивым названием Отрадный. Знаешь такой?

— Знаю. — Пуля поежился. — Далеко и опасно. И если все выгорит, то отпустишь меня с Мишиной дочкой?

— Именно. И даже доплачу, так и быть.

— Не надо. Когда выезжать?

— Ишь, какой, выезжать ему... Капитан Глухарев, бл..ь, доморощенный. Утром, до Белебея. Ветку дотянули именно туда. Там вас встретит наш человек, работающий с торговцами так называемого Золотого, то бишь Шамиля Абдулмазитовича Алтунбаева. Доставит в Абдулино, и дальше вы пойдете с ними.

— Мы, это кто?

— Ты и вот эта милая девушка. Лейтенант Уколова!