Звери пламени. Часть первая

— Пошли, он в гостиной валяется, — рядом возник Фрей и потащил ее в соседнюю комнату. Понимая, что неплохо бы поторопиться, Таэс все же не могла удержаться от того, чтобы не рассмотреть квартиру в деталях. Полутьма сделать этого не позволила, но все же можно было сказать, что предполагаемый бардак в комнатах отсутствует, как и посторонние насекомые на кухонном столе. Смутным воспоминаниям детства это не соответствовало — в сознании четко отпечатался веселый кавардак в их комнате, за который была ответственна явно не она одна.

Смутные подозрения мгновенно были забыты, как только Таэс заметила Роана, пристально разглядывающего что-то с солидного расстояния.

"Что-то" оказалось плотным чехлом, из которого выглядывала знакомая рукоять.

Таэс победно оглянулась на Лео, улыбка которого несколько поблекла — он явно не ожидал, что подобный раритет будет запросто валяться на диване. Сосредоточенно закусив губу, она осторожно подошла поближе. Хлыст не проявлял признаков жизни — правда, ровно до тех пор, пока ее маневр не попытался повторить Роан. Чехол дернулся и начал мелкими рывками продвигаться к краю дивана.

Парень поспешно сделал шаг назад. Хлыст успокоился. Таэс сделала еще несколько мелких шажков вперед, и на несколько минут застыла у самого дивана.

Ничего не происходило. Сердце колотилось, как, наверное, в день первого экзамена, на краю сознания металась радостная мысль о том, что все-таки она оказалась права — это оружие видит в ней свою, почти шенну. В конце концов, она женщина, а значит, подходит лучше, чем даже Ноа...

Она потянула застежку, сразу же отдернув руку. А через несколько бесконечных, томительных минут, во время которых не происходило ровным счетом ничего, наконец протянула руку и обхватила длинную рукоять.

И вдруг, сразу же за прошившей кисть во всех направлениях дикой болью, мелькнула мысль, что никто никогда не видел, чтобы Ноа выпускал уже взятый хлыст из рук. Теперь она знала, почему.

Кто-то закричал, кажется, Фрей, кто-то попытался выбить зеленую дрянь из пальцев, — в ушах шумело, от боли слезились глаза, руку разрывало на части. Кажется, она непрерывно и в полный голос крыла трехэтажным матом — сознание это не улавливало. Единственное, что фиксировали остекленевшие от ужаса глаза — как пробиваются из рукояти наружу, разрывая мышцы и кожу, зеленые скользкие плети, оплетая кисть и предплечье ползучей лозой, застывающей в твердокаменные щитки. Как хлыст намертво врастает в ее тело — не разожмешь пальцев, спаявшихся с рукоятью, не отдерешь пустивших корни в мышцы щитков.

Хлыст дернулся и взвился в воздух. Она закинула голову и кричала, пока не кончился воздух в легких — каждую клетку будто прошили тупой иглой.

Где-то совсем рядом хлопнула дверь.

Третья трещина превратила их план в груду обломков.

Глава седьмая

— Таэс! — перед глазами пляшут черные круги, голова мотается из стороны в сторону. — Таэс, расслабь руку! Ну же! Давай, девочка!

На краю сознания придушенно бьется пошлое неверие и детская обида непонятно на что; извиваясь крупными кольцами, бьется в тесной для него комнате прижатый к полу хлыст. Ее локоть клещами сжимают чьи-то руки, черные круги перед глазами начинают мешаться с белесыми полосами. Где-то совсем рядом пищит в режиме вызова переговорник.

— Ноа, отвечай, ну же! — чужое лихорадочное бормотание несвязной тарабарщиной звучит у самого уха. — Сколько можно было говорить, что этим когда-нибудь и закончится!... Да ответь ты, демоны тебя раздери!

Мир сузился до тесного пространства черепной коробки, время начало исчисляться в рывках хлыста, то утихавшего, то вдруг начинавшего рваться вперед так, что, казалось, руку разорвет в клочья. По сознанию гулким раскатом ударил окрик: "Отойдите, быстрее! Он вас чует!", за ним — неосознанная, вымученная попытка понять.

Чей это голос?...

То, что раньше ворочалось под кожей у лопаток, ожило снова — мерзкий чужеродный ком тянулся к паутине, прорастающей в тело от кончиков пальцев до самого плеча. Или — уже дальше?...

Они тянулись друг к другу, сплетались, врастая друг в друга и изменяясь оба. Под кожей валиками прокатывались почти материальные жгуты, — рождался паразит, червем продирающийся вдоль позвоночника к мозгу.

Резким приступом к горлу подкатила тошнота. Ее начало рвать, страшно, до желчи, почти до крови. Хлыст обмяк, вяло дергаясь под чьим-то коленом, то и дело мелькающим перед закатывающимися глазами.

А потом черные круги перед глазами слились, тело выгнулось дугой и забилось в припадке, будто чужое — пластиковый болванчик, чувствующий только, как хлещут волосы по щекам. Ударяясь головой о пол, Таэс тоже что-то чувствовала — короткие яркие вспышки где-то в глубине сознания. Но через несколько минут все тот же "кто-то" сумел ее скрутить, и даже эти короткие вспышки пропали.

Те места, куда провалилось ее сознание, были смутно знакомы, но чем и почему, осознать она не успела: внезапно в мозг будто воткнули раскаленную иглу, и ее вышвырнуло в реальность.

Дико озираясь по сторонам, Таэс подняла дрожащую руку и провела по лбу. Зубы мелко стучали — место судорог заняла лихорадка. Вместо двух одинаковых рук почему-то была одна короткая и одна длинная, как... Мутный взгляд упал на правую руку. Хлыст. Она безотчетно пошевелила пальцами.

Костяшки наконечника громко щелкнули, разложившись шипастым цветком.

Сознание прояснялось медленно, и первое, что оно уловило — чьи-то пальцы, жестко давившие на какие-то точки на шее. Язык заплетался, но со второй попытки она смогла пробормотать:

— Дай...д-дышать...

Пальцы вздрогнули и медленно опустились. Таэс мотнула головой, отбрасывая волосы, загораживающие обзор, слишком длинные и почему-то светлые. Мозг не придал этому значения, ровно до того момента, пока девушка не осознала, что поперек живота ее держит чужая рука, а сама она упирается спиной в чью-то грудь. Волосы определенно были не ее, а грудь точно была мужской.

Она вяло обернулась, встретившись взглядом со знакомыми светлыми глазами, и застыла.

Пролепетала:

— Тоби?...

Он молча кивнул, подхватил Таэс на руки и отнес на все тот же диван, чудом не разлетевшийся на составные части. Опустился рядом, устало ткнулся лбом в переплетенные пальцы и тихо сказал:

— До сегодняшнего дня я думал, что перепугать меня до такой степени может только твой брат.

Таэс заерзала, бездумно прижимая к себе хлыст — хотя тот успокоился и обмяк. На Тоби он не реагировал вообще.

От температуры начало ломить суставы, но, по сравнению с тем, что было десять мунут назад... Она с трудом приподняла голову, ища глазами парней, и, никого не обнаружив, пробормотала:

— А где...

— Не хватало еще им такое видеть... За Ноа послал, скоро приведут, — Тоби помолчал и поднял глаза. — Таэс, зачем ты это сделала?

— Ну... — опасавшаяся примерно такого вопроса, она неохотно подняла глаза на собеседника, и... замерла с открытым ртом, впервые увидев его.

Босой, без привычных очков; длинные, встрепанные со сна волосы рассыпались по обнаженным плечам — Таэс сморгнула, наконец поняв, что из одежды на нем только наспех натянутые домашние штаны.

— Тоби... А... Что ты здесь делаешь? — недоуменно спросила она. Спохватилась: — То есть... Как ты здесь оказался? Дверь же закрыта...

Раздавшиеся стремительные шаги избавили от необходимости отвечать обоих. В дверях возник Йенерис, на ходу стягивая летный шлем. И резко запнулся на пороге, едва увидев их обоих.

Смуглый, как все южане, он вдруг побледнел до какой-то болезненной серости. Ни на кого не глядя, он подошел к дивану и молча протянул руку. После Таэс долго пыталась убедить себя, что на тот момент была вменяема — хлыст заискивающе, почти виновато замел по полу и поспешно начал втягивать в себя оплетающие руку плети.

Почему-то казалось, что это — нет, не сон — безумная голография, которую сейчас кто-то поставил на обратную перемотку. Все повторялось — в обратном порядке. Размягчились, поплыли жесткие щитки, с влажным чмоканьем втянулись в рукоять зеленые щупальца. Раны остались — кисть превратилась в решето, но крови не было. Боли тоже — Таэс вообще не чувствовала руки.

— Не хнычь, заживет, — деревянно проговорил в пространство Йенерис, хотя ей было совсем не до слез. Не глядя вытащил что-то из кармана, бросил ей. — Мотайте отсюда, пока никто не засек.

Таэс опустила взгляд и обнаружила у себя на коленях пузырек. Пока она пыталась удержать на месте плывущее сознание и понять, что с ним предлагается делать, возникший из ниоткуда Роан шустро цапнул склянку, подхватил девушку на руки и так же стремительно испарился, телепортировавшись наружу — теперь это проблем не составляло. Фрей ждал тут же, Лео, к счастью, отсутствовал. Таэс, все еще пребывающая в шоке, качнула головой:

— Что это вообще было?

На нее посмотрели как на сумасшедшую.

— Да нет, другое... Это у меня начался бред, или он не размазал нас по стенке тонким слоем? Не отправил в карцер на ближайшие полгода? И вообще ничего не сказал? — Таэс приложила здоровую руку к пышущему жаром лбу и попыталась сосредоточиться. — Вам это не кажется странным?

Роан и Фрей переглянулись. Роан коротко кашлянул и проговорил:

— Нет, нам это совсем не кажется странным. И я еще не знаю, что бы делал на его месте...

Таэс непонимающе уставилась на него, явно проигрывая сражение со стремительно наступающей дурнотой за ясное сознание.

— А, забудь, — пригнувшись, он припустил рысью, тщательно избегая патрулей и освещенных мест. — Подумай лучше, какую сказку расскажешь Нерхаре, чтобы он не убил тебя на месте за такие художества.

— Нерхара, — вздохнула она, — за такой подарок осыплет меня печеньем или станцует канкан на прозекторском столе — по моему выбору. Попомните мои слова.

О том, что Папаша время от времени имел обыкновение ночевать на рабочем месте, но в целом жил отнюдь не в лаборатории, а в жилом комплексе для администрации, находящемся под усиленной охраной, Таэс вспомнила только на пороге Лабораторного Корпуса. Она попыталась сообщить об этом Роану, но тот только отмахнулся. И пятью минутами позже стало ясно, почему.

Потрепанный даже на вид Лео и засыпающий в обнимку с диванной подушкой Мара, которого явно выдернули из постели, чинным рядком сидели у стенки. Растрепанный Нерхара, ослепительно и до тошноты жизнерадостно улыбаясь (хотя из постели вытащили и его), всплеснул руками, из-за своего балахона становясь похожим на суматошно взмахивающую крыльями птицу, и заверещал:

— Боги, что за чудовище сотворило это с моим котиком?

— Собственная дурость, — неожиданно высказался Мара, не открывая глаз. — Два придурка решили помериться, у кого крепче... нервы. Домерялись. Ты вообще знаешь, что она хватанула?... Хлыст у Ноа.

У Таэс отвисла челюсть. У Нерхары — в радостном изумлении распахнулись глаза, став вдвое больше.

— Тебя принял хлыст?!

— Папаша, еще немного счастья в голосе, и я тебя придушу! Какого черта вы Маре все растрепали?!

— А кто, по-твоему, ночью выуживал из административного корпуса этого придурка? — Ширануи неуважительно ткнул в Папашу пальцем и снова уронил голову на подушку.

Челюсть Таэс повторила свой маневр. Роан и Фрей слаженно посмотрели — почему-то на Лео.

— Его что, туда пускают?!

Лео заерзал, невнятно передернув плечами. Нерхара же, бухнув перед Таэс тазик с непонятной жидкостью неестественно-зеленого (ее передернуло) цвета, с азартом землеройки начал стаскивать с нее одежду. В теплом помещении не спадающая температура дала о себе знать быстро: стараясь перебороть стремительно наступающий туман в голове, Таэс то пыталась сосредоточиться на сервировке буфета, то провожала мутным взглядом стягиваемую с плеч одежду. Она проходила сквозь крылья свободно, будто они были всего лишь голографией — Таэс еще смутно помнила, как Папаша пытался объяснить ей механику взаимодействия материй Изнанки и Лица. Только один раз, когда чересчур энергично дернувший за рукав Нерхара задел больную руку, тело машинально дернулось — внезапно обретшие материальность крылья рассекли наполовину снятую рубашку вместе с полой Папашиного балахона на лоскуты.

Только когда поврежденная рука до плеча оказалась в упомянутом тазике, судя по ощущениям — с соляной кислотой, Таэс дико заорала и наконец пришла в себя. Безостановочно шипя сквозь зубы ругательства — единственное, чем по-настоящему обогащает жизнь в общей казарме — она только через несколько минут осознала, что, не считая этого, в комнате стоит гробовая тишина.

Мара дрых, Папаша, затаив дыхание, с нежностью наблюдал за пузырящейся в тазике бурдой, а вот парни вели себя странно. Роан и Фрей пристально наблюдали за какой-то точкой на полу, Лео выглядел еще страннее, глядя на нее несколько остекленевшими и в то же время подозрительно блестящими глазами.

— Ну что еще? — рявкнула она. Лео не ответил, и, судя по всему, даже не услышал.

Ясность в вопрос традиционно внес Мара, приоткрыв один глаз и флегматично сообщив:

— Классные сиськи, Морой. А то в шмотках смотришься доска доской...

Наконец догадавшись глянуть вниз и обнаружив там ничем не прикрытую грудь, Таэс схватила первую попавшуюся под руку тряпку и с криком: "Пялиться он еще будет, гад!", швырнула Лео в физиономию. Тот машинально поймал летящий на него комок, сморгнул и перевел взгляд на презент. Похабно ухмыльнулся:

— Маечка, да? А трусики будут? Или тебе приплатить?

— Я тебе твои трусы в задницу затолкаю, урод! — рявкнула Таэс, от боли взвинченная сверх всякой меры. — Ты у меня еще устроишь стриптиз на главной сцене, козел озабоченный! Я выиграла, если ты еще не понял! Тебе ...!

— Котик, котик, успокойся! — наконец оторвавшись от созерцания тазика, Нерхара замахал руками и, торопливо пошарив по полу, накинул ей на плечи истерзанную рубашку.

— Ну, пока что стриптиз устраиваешь ты, — Лео фыркнул и подсел поближе, нагло уставившись на то, что рубашка прикрывала довольно слабо. Демонстративно облизнулся и противным тоном протянул: — Могу признаться в страстной и пламенной любви прямо здесь. Как насчет поцелуйчика в качестве награды?

Роан резко встал, собираясь заткнуть его вручную, но не успел: выдернув из таза руку и бешено рявкнув: "Поцелуйчик?! Сейчас ты у меня получишь поцелуйчик!", вместо того, чтобы двинуть Лео по физиономии, Таэс с размаху уселась к нему на колени. Изогнувшись, запустила пальцы в длинные волосы, стянутые ремешком и, глядя в изумленно расширившиеся глаза, поцеловала. По-настоящему — страстно, прильнув всем телом, гладя плечи, шею, затылок, проводя пальцами по шершавым от пробивающейся щетины щекам.

У Фрея отвисла челюсть, Папаша ошеломленно захлопал глазами, Ширануи проснулся. Лео же, наоборот, оправился от потрясения — напрягшиеся было руки расслабились, ладони ласкающе скользнули по ее спине. Закрылись глаза, откинулась назад голова — он отвечал, так же. По-настоящему.

И протестующее потянулся следом, когда девушка внезапно подняла голову. Она смотрела в помутневшие глаза, слыша тяжелое, частое дыхание, чувствуя обнимавшие — по-настоящему — горячие руки, и гадко улыбалась. Доля секунды, одно неуловимое движение — и она легко соскочила на соседний стул, а Лео, взвыв, согнулся, медленно сползая на пол. Одернув падающую с плеч рубашку, она невозмутимо повернулась к Нерхаре: