Альманах "Признание-3" -2008 (проект)

— Племянница тётки.

"— Плохи мои дела,— подумала я". Нельзя так долго не встречаться. Ведь это же испытание для психик

И тут не выдержала Нина ;"Даю подсказку: не узнаёшь одноклассницу?

— Тамара?!— воскликнул он,— Неужели ты?

Объятия. Первый поцелуй...

— Моя первая любовь, — представил меня жене Вася.

Сколько их было, в каждой деревне и все первые,— насмешливо парировала спутница жизни.

— А знаете. Каким он парнем был...— бросилась я на выручку былому дон-Жуану.

— Не знаю — строго прервала она. Мне он достался уже поношенным, и удалилась.

— Вот разобрали печку, ждём печника. А где ты остановишься, у Нины?

-Так у тебя же печка разобрана-"пошутила я".

Из дома раздался крик жены: "Не выключил насос, дом затопило! С тобой одни неприятности!"

-Завтра сын приедет, ему день рождения,— сказала Первая Любовь, чтобы сгладить неловкость ситуации.

И так всегда. Беда с этим дедом,— донеслось из дома.

-А помнишь,— сказал он, и вмиг паутина лет исчезла с его лица, а взгляд засиял ультрамарином.

светом,— мы садились на большой камень у реки и готовились к экзаменам...

Собака вновь взорвалась лаем, охраняя семейный очаг.

Доцветал багряный пион. Вход в дом преграждала куча кирпича разобранной печки. На пороге стояла всё ещё красивая Майя с ведром воды, неосторожно пролитой хозяином. Правая бровь её была вопросительно поднята, рука на бедре. Всё говорило о завершении аудиенции.

— Попрошу не называть мою первую любовь при мне дедом, робко попросила я вроде бы в шутку.

Ну, я пошла. Будьте здоровы и счастливы. Не болейте.

— Дай я поцелую тебя на прощание,— грустно промолвил он.

Первый поцелуй... Он всегда памятен.

Даже если опоздал на 51 год...

12 июля 2003года

Михаил Соцков

Зверство

( вольный перевод славянской сказки)

Давным-давно, в те далекие времена, когда тех деревьев, что сейчас высятся великанами, еще не было, а те, что были до них, еще только пробивались на свет тонкими прутиками, повстречались в густом лесу человек и волк.

Их встреча под сенью чащи, наполненной брызгами солнца, шелестом ветра и щебетом птиц, была неожиданной. Столкнувшись нос к носу, оба невольно подались назад и замерли, разглядывая друг друга.

Человек еще никогда не видел таких волков. Сильный, весьма крупный зверь, был исполнен несуетливой величественности, подобающей вожаку. Шубу лесного хищника обильно украшала седина, а в глазах читалась тоскливая грусть, какая встречается у одинокого существа.

А волк еще не встречал таких человеков. Грязный, заросший двуногий в своих ободранных тряпичных шкурах, видимо, довольно долго питался чем попало, как это бывает с загнанным животным. Голова его была посеребрена сединой, а во взгляде виднелась боль и злобное упрямство, как это бывает с поставленным на колени, но не смирившимся существом.

Что и говорить, эти двое были редкостными экземплярами даже для своих видов. Они могли бы долго стоять так, но...

— Что ты делаешь здесь? — спросил человек, преисполненный удивления, — Я видел твои следы, ведущие к полю, и намеренно пошел лесом, чтобы не встречаться с тобой.

— Ошибаешься, — почти беззвучно, не раскрывая пасти, сказал волк, — Это я только пробегал через поле, а бежал сюда, чтобы встретить тебя здесь.

Сказав так, зверь оскалился, показывая кинжальную остроту клыков. Человек злобно огрызнулся в ответ, в его руке сверкнула отточенная сталь. Они замерли, напрягшись всем телом, изготовились к бою. К яростной схватке, которая для каждого могла стать последней. Один миг — и целая вечность...

Но человек посмотрел зверю в глаза, потом на железную занозу у себя в руке. И бросил клинок наземь.

— Ну, что ж, — сказал он, — Все равно меня рано или поздно достанут. Не твои, так люди... Чего мне терять?

— Ну, что ж, — волк спрятал клыки, — Я вижу, ты очень отчаянный, человек. Но я для того искал двуногого, чтобы он рассудил меня.

Двуногий сел, нет, не сел, а съехал по древесному стволу спиной. Зверь величественно улегся, высоко держа голову. В обоих постепенно угасло напряжение предчувствия боя.

— Сначала расскажи мне, — попросил волк, — Почему твои устроили на тебя облаву?

— Устроили облаву... — начал человек, — Это долгая история.

— Ничего, — подбодрил волк, — У нас достаточно времени.

— Ну, ладно, — вздохнул человек, — Слушай... Не так давно, у нас, людей, была война. Ты, вероятно, видел ее отголоски, даже в этой глуши. Возможно, даже наблюдал, как одни двуногие убивают других...

— Доводилось, — мысль зверя, казалось, была окрашена оттенком иронии, — Весь Лес гудел от ваших стычек стая на стаю.

— Ну вот... И я пошел на войну, чтобы обезопасить свой дом и свою семью... — человек посмотрел на волка, и начал разъяснять, — Есть понятие — "враг", и это тот, кто...

— ...Желает присвоить твои владения, овладеть твоей самкой и убить твоих детенышей! — зверь посмотрел так, что стало ясно: он понимает.

Чуть смутившись, человек стал рассказывать дальше.

— ...Я слишком долго пробыл на войне. Я даже не знал, что происходит дома. Но война закончилась, и, как всегда, закончилась ничем. А когда я наконец-то вернулся домой, то понял, что я свою войну проиграл.

Пока я был на чужбине, моя семья отдала наш дом соседу в залог за долги, и он угрожал выкинуть на улицу мою семью, если они не выкупят его за непомерную цену. Мне было заявлено, что пока меня не было, он, сосед, якобы помогал моей семье.

Я начал работать. Я пахал день и ночь, как каторжный, чтобы выкупить свой дом у того деляги, который не бывал на войне, но вовсю наживался на таких, как я. Однако цена возрастала чуть не с каждым днем, а работа не приносила больших денег. Моя жена... Она стала работать вместе со мной. Она... умерла от непосильной работы и переживаний... Наши дети... У нас было двое детей, но... В общем, это был несчастный случай, но я тогда был очень зол... А этот... Он заявил мне, что я должен заплатить ему еще и за похороны моей семьи... и я убил его. Он давал мне денег. Но я убил. Жестоко и безжалостно. Я был прав, но по законам, придуманным людьми, я был виновен. Люди придумывают законы, которые должны помогать людям жить. Кому-то и вправду помогают, а кому-то мешают. По этим законам я — преступник.

Поэтому законники, а потом и родственники устроили на меня охоту. Брат того ублюдка даже предлагал награду за мою голову. Я пролил еще много крови — и теперь бегу, как зверь от погони...

... День посмурнел, словно уловив настроение беглеца. Волк задумчиво молчал, опустив морду на лапы.

— Вот так, — закончил человек, сдерживая слезы, — Теперь ты все знаешь...

— Ты правильно поступил, человек, — задумчиво промолвил волк, — Только... зря не сделал это раньше, когда только пришел с войны. Волчьи законы умнее человечьих. Они позволяют убить изменника сразу. Но теперь послушай мою историю...

Зверь выпрямил шею, снова приобретая величественность вожака.

— Когда-то давно... очень давно, Люди и волки были в родстве. Наши народы были близки, как братья. Люди и волки часто помогали друг другу, часто ссорились, замирялись... Но слишком много воды утекло с тех пор по лесным рекам. Люди научились приручать животных, покорять огонь, обрабатывать кровь земли — руду... Потом они научились делать оружие и охотиться на нас... И теперь люди чаще всего охотятся для забавы, что не прощается законами Леса. Люди возомнили себя властителями Леса и губят всех и все вокруг себя... И уже две моих семьи погибли от рук человека.

Зверь вскочил на ноги, оскаливая клыки: — И теперь я свершу месть человеку, потому что месть — это свято!

... Давным-давно, в те далекие времена, когда еще некоторых Богов не было на свете, люди и волки были братьями. Но с тех пор прошло очень много времени — и люди забыли о давнем родстве. А волки помнят до сих пор — и не могут простить предательства!

Переход

... Идти вперед, увлекаемому едва заметным пунктиром в старлеевской карте. И делать вид, что не замечаешь, как становится все тяжелее "полная боевая" по мере продвижения... Вперед...

Ночь медленно откатывалась назад и, ощеривая кровавую пасть рассвета, день так же медленно поднимался из своей берлоги, похожий на серого мохнатого зверя. Он еще только встряхивался после сна, потихоньку вылезая из-за гор, оттуда, где находится удобная площадка для посадки вертолетов. Там закончится этот, казалось уже, бесконечный, переход. Там билет до дома. Там "вертушки" заберут всю группу, и можно будет, наконец, расслабиться в предчувствии скорого свидания с Катей... Дойти бы до конца.

Не отвлекаться. Вперед. Кирилл перехватил "калаш", на ходу вытирая пот. Темнота осталась где-то позади. Позади осталась выполненная боевая задача, двое мертвых членов отряда и целая ночь пути. Дойти бы до конца.

А шли очень медленно. Солнце еще поднималось из-за вершин, но восьмерке солдат-контрактников уже было достаточно жарко. Все чаще кашлял Жилов, командир, получивший две пули в грудь и одну — в живот. Его несли на носилках. Демид проволакивал ногу, опираясь на пулемет — он поймал две "маслины" в бедро.

Шорох шагов обильно смачивался усталостью, извечные подъемы и спуски давно слились в одну серую череду невыносимого безразличия. А в голове уныло пульсируют одиночные слова: контрактники... диверсионная группа... приказ выполнен... Не отвлекаться. Вперед...

— Туфта, пацаны, — сквозь кровавый кашель выдавил Жилов, — Со мной... не дойдете...

Командира хорошо знали, но все равно, его слова оказались чем-то из ряда вон... Все буквально застыли на миг, будто от неожиданности.

— Но... — начал было Серыч, — Товарищ капитан...

— Стоп. Молчи, старлей, — оборвал капитан, — Я здесь пока еще командир. Оставьте меня здесь. Чухрай,.. ты тоже останься.

Леха и Пурга поставили носилки, и все сгрудились вокруг. Кирилл ощутил, как холодеют ладони.

Они пошли дальше, уже чуть быстрее, не тратя времени, чтобы меняться у носилок. И когда прозвучал где-то за спиной одиночный выстрел, Кирилл не обернулся.

Чухрай вскоре нагнал их, он был угрюм и прятал глаза. Никто не сказал ни слова. Не отвлекаться. Вперед.

Они шли и шли. Брели, словно бы из ниоткуда в никуда. И, наверное, приближались к цели. Далеко ли еще? Кирилл не знал. Он лишь видел краем глаза, как тычется в карту старлей, да все сильней чувствовал, что тянут, оттягивают к земле разгрузка, мешок и автомат. Дойти бы до конца.

Через два часа сдался Демид. Он просто осел на камни и железными пальцами молча схватил Чухрая за рукав. К ним подошел старлей, так же молча посмотрел Демиду в глаза... и слегка кивнул головой.

Отряд продолжил движение, оставляя Демида с Чухраем позади. Кирилл не помнил, когда же был выстрел, но Чухрай снова догнал замыкающего, волоча на себе демидовский пулемет. Чухрай был самым опытным в отряде. Не отвлекаться. Вперед.

Что такое сто кэмэ на карте? Просто крошечный отрезок, ровный, как стрела. Что такое сотня километров в горах? Лучше не спрашивать. Постоянные повороты, косогоры, ущелья, склоны, обрывы и т.д... превращают сотню, как минимум, в две...

Неизвестно, где были мозги у разработчиков операции, если точка сбора группы находилась где-то... черт знает, где. Если бы чуть ближе, хоть кэмэ на двадцать... Не пришлось бы оставлять за собой ТАКИЕ следы. Дойти бы до конца.

Солнце палило уже с явным садизмом огнемета. Пот катил градом, заливая глаза, и уже приходилось делать усилие, чтобы шагнуть. Еще шаг... Не отвлекаться. Вперед.

Нужно войти в ритм. Это что-то вроде самогипноза. Выработать какой-нибудь несложный мотив — и шагать вдоль него, как по линейке. Проклятая жара... Дойти бы до конца.

На очередном подъеме камень съехал из-под ноги, и, гремя амуницией, Кирилл рухнул на четвереньки. Черт. Твою мать. Постоял так немного, с трудом встал на колено. Чухрай, шедший следом, помог подняться. Не расхолаживаться. Вперед.

Сколько еще? Неизвестно. Не было сил, чтобы оглядываться, сохраняя бдительность на враждебной территории. Не было сил даже выматериться как следует в адрес уррродов, придумавших всю эту карусель. Только пройти эти несколько метров. Еще пару метров. Еще шаг... И — наткнуться на спину впереди идущего.

От неожиданности Кирилл покачнулся и несомненно рухнул бы на спину, если бы не Чухрай.

— Не суетись, — сказал он, — Пришли уже...

Они все-таки дошли. За десять минут до подлета "вертушек". Только сейчас Кирилл — самый молодой в отряде — понял, как измочалил его этот поход. И, валяясь в тени громадного валуна, глядя, как снова возится с рацией радист, он на секунду смежил веки. Перед глазами стояла Катя...

Ее большие — как омуты — голубые глаза... Ее темно-рыжие — пусть и крашеные — волосы по плечам... А еще — лукавая улыбка, придающая лицу детское выражение...

Держась за руки, эти двое шагали по улице, радуясь неизвестно чему. Наверное, они были счастливы вдвоем. Кирилл, как всегда, рассказывал что-то смешное и не совсем приличное, а Катя смеялась и шутливо морщила носик.

Они не заметили, как сгустились облака, но когда хлынул дождь, Кирилл даже обрадовался втихаря, что не взял с собой зонтик. Прикрывшись его курткой, они побежали в сторону остановки. Под прозрачным пластиковым колпаком Кирилл смотрел, как она подставляет ладонь под падающие капли...

— Пацаны!!! — резкий крик рубанул по ушам, Катя встревоженно обернулась...

Кирилл встрепенулся, будто от пинка, просыпаясь, не успев еще понять, что снова очутился в душной каменной жаровне. Удары лопастей оглушили его, а сверху, прямо из безоблачной синевы и растворяющегося сна, падала, падала, падала прямо на бивак какая-то странная штуковина... "Вакуумная бомба!.. Твою мать!.."

И был взрыв. Взрыв, высвободивший адское пламя. Взрыв, моментально выжегший все вокруг. И всех...

Кирилл встрепенулся, будто от пинка, просыпаясь, не успев еще понять, что снова оказался в душной каменной жаровне...

— Подъем, Кира, — сказал только что пнувший его Чухрай, — Подъем. Надо идти.

— Куда? — удивленно осматриваясь, спросил Кирилл.

— Домой, — прикуривая, пожал плечами Чухрай, — Наших баз здесь нет... Или ты до самой старости валяться будешь?

— А... "вертушки"?

— А где ты их видишь? — затягиваясь, усмехнулся Чухрай, — Не пришли "вертушки", сбиты, наверное, по пути. И связи нет. В эфире тишина, будто вымерли все...

Солнце медленно скрывалось в зубцах гор и, оскаливаясь напоследок, серый мохнатый день уходил в свое логово. Они снова куда-то шли, теперь почти в противоположном направлении. Туда, где за горами лежала родная земля. Дойти бы до конца.

Закат зловеще светил кровавым светом в висок, будто не желая угасать к приходу ночи. Кирилл шел и думал о своем двойственном сне. Как же реалистичен этот странный финал — ну, с бомбой, взрывом и все такое... А сон ли? Ну, без шизоидных бредней. Все живы, здоровы... почти все... А ведь усталости больше не чувствуется — так бы шагать и шагать... Куда? Не отвлекаться. Вперед.