| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Да-а, — еле разлепила губы.
— Он ваше имя повторял, и передать просил тому, кто будет вместо него тут в храме. Меня отец Эммануил зовут... Просил сказать вам: "Нас Бог ведет с тобой. Пропасть не даст".
— А-а-а! — взвыла Стэнка. — А-а-а!!!
Ее нашли под вечер следующего дня в том же сарае, в сене. Петр и Солена. Она лежала в луже крови, замерзшая и чуть живая. Все повторяла: "Нас Бог ведет". Мужчина, не на шутку испугавшись, сдернул с плеч куртку и накрыв ей девушку, понес домой. Солена молча следовала рядом, открывала двери. А позже, у постели Петр лишь хмуро спросил:
— Ты потеряла ребенка. Чей это был?.. Мой?
Стэнка разлепила веки, взглянула безучастно в потолок и на подружку, державшую ее за руку. И тихо сказала:
— Да.
Ее любовь, единственный и непорочный. Он самый лучший. Таким он и останется. Для всех...
________________________________________________
Я словно слышу каждый вдох весны. Как набухают соком почки на вербе за окном. Как ветер ворчливым дворником гоняет пыль по тротуару. Как солнце апрельское усердно превращает в воду остатки снега по теням. Я слышу жизнь вокруг... Как можно ее столько лет не слышать? И принимать, как данность: пришла пора, ушла пора. Теперь ее я слышу. И люблю. За каждый день, минуту и секунду. За каждый лучик и дождинку. Ведь потому что всё уходит. Теперь я это слышу. Вокруг себя. И слышу ЕГО сердечко внутри. И голос. Тихий... "Мама". Я — "мама". Теперь я это тоже слышу.
— Что ты хотела мне сказать?
Моя родительница поджала губки, сидя в кресле. Тетя Гортензия вздохнула из соседнего, перебирая в пальцах бахрому на шарфе. Ник просто отвернулся к окну. Что он там видит? Тоже, что и я. Ведь мы с ним — целостность, поделенная на троих. На четверых. Однако "четверть" наша еще в трудах, а мы с утра собрались на совет. И по какому поводу?
— Ох, доча...
— Мама, что ты хотела мне сказать?
— Катаржина, раз уж всё затеяла, чего теперь молчишь? — сжала в руках шарф тетка и уставилась на маму.
— Ладно, — выдохнула та, переведя взгляд на меня. — Ладно...
— А хочешь, я начну?
Три пары глаз расширились в ответ.
— Любимая?
— Ник, это невыносимо. Мама, скажи мне: какая у твоей ветви в роду фамилия?
— Я... не помню, — растерялась она.
— Ты не знаешь. А почему?
— Память...
— Мама!
— Доча, что ты хочешь?
— Ты не знаешь по одной простой причине: она отсутствует. Ведь так? Я это поняла, когда писала работу по семейной геральдике в пятнадцать лет. И сначала пристала по данному вопросу к тебе, но ты меня послала...
— В госархив. Я помню.
— Ага... Дар малумтелепатии передается в нашей родовой ветви по женской линии. И через поколенье из-за трудности вынашивания ребенка. Это со временем пришло, такой "отсев". Либо сама мать — малумтелепат, либо его рожает. Другого варианта нет. Подобные две родовые ветви есть еще в Ладмении. Одна — в Чидалии. И везде — лишь женщины. Что ты так смотришь на меня? Я до архива тогда дошла... А мальчики... маль-чики...
— Любимая...
— Ник, мальчики у нас не выживают. Они умирают либо еще в утробе, либо при родах... Мама, тетя Гортензия, у моей бабушки...
— Был самым первым, — дрожащим голосом ответила тетка. — Отец все время ее состояние контролировал, но в самый ответственный момент не справился и чуть не потерял в итоге обоих сразу. Второй без проблем явилась на свет твоя родительница. Потом уж — я. А больше они рисковать не стали, — и замолчала.
Ник сглотнул слюну:
— Почему вы раньше мне всё не рассказали? И ты, Агата?
— Почему? — переспросила я. — Из-за самонадеянности и...
Безразличья. Вот оно, то слово. Единственно правдивое. Но, как его произнести вслух? Тому, кто ждал так сына? Любил его заранее за нас двоих?
— Агаточка?
— Да-а?
— Лекарь наш пообещал, что примет меры. И он их примет обязательно. Это твой дед надеялся лишь на себя, а он Совет магов весь соберет в "ответственный момент".
— Ладно. Я обещаю сделать всё, что нужно. Всё, что от меня зависит.
— Агата, я тоже буду рядом. И если вопрос встанет... — Ник в три шага преодолел всю комнату и обхватил меня руками, прижал к себе.
— Я так люблю тебя.
— Агата...
— Я так тебя люблю. Тебя и... ты имя выбрал, наконец?
— О-ох, доча, ох.
— Я выберу, — провел он рукой мне по волосам. — А ты пообещай, что больше одна — ни шагу никуда. Я отпуск с завтрашнего дня возьму.
— С завтрашнего дня?
— Угу, — кивнул Ник.
— Значит, с завтрашнего дня?.. Ни шагу. Обещаю.
— Любимая... — насторожился он, но тут вмешалась мама:
— Вот и славно! А я ведь переживала: как ты воспримешь эту новость. Боялась и все надеялась, до последнего, пока Николас не начал за тебя тревогу бить. Значит, ты всё знала? И поэтому чудила? С постованием своим и...
— ... ремонтом нашим, — шмыгнула носом тетка. — Ну, теперь-то ясно, за что пропали...
— Тетя Гортензия, я еще позапрошлым летом вам говорила избавиться от той ритуальной шаманской куклы. Так что, теперь кому-то крупно с ней свезло.
— Ой, да забудь, — всплеснула она рукой с зажатым шарфом. — Сундук мне больше жалко. Он — из коллекции осмерской мебели. Помнишь тот "базар кабир" в Джингаре, когда мы Вареньку...
— Ага, конечно... Ник, нашел бы ты его? Вернул несчастной?
— Николас? — вытянула тетка шею.
Мой муж вздохнул мне в ухо:
— Хорошо, — и поцеловал в него. — Сегодня и займусь. Ты с нами в Гусельницы?
— А Варвару с урока рисования кто встретит? — удивленно отстранилась я. — Накормит кто?
— Понят-но, — протянули мне в ответ, ведя усиленный мыслительный процесс.
Ах, любый мой, мы — целостность. И в силах предугадать и мысли и слова друг друга. Но, ты забыл, что я — "обремененный беролак". А это значит: умножь мои способности на два, прибавь к ним наглость, упёртость, отними правдивость. В итоге что получится?.. Не знаешь. Ах, любый мой...
Софико явилась точно в срок. Удивленная, но настроенная всерьез. Я обозрела ее с головы до ног и запустила в квартиру:
— Проходи.
— Агата, а что случилось то? — засуетилась она с пуговицами на пальто.
— Да ничего, — отступив в сторонку, сложила я руки на животе. Сын мой в очередной раз "возмутился". — О-ой.
Подруга замерла у вешалки:
— Точно "ничего"? Я, когда с курьером твою записку получила, и потом, всю дорогу сюда на возчике, в догадках мучилась.
— Ага. Разгадку сразу не обещаю. Проходи, давай, — и первой пошлепала на кухню. Софико — за мной. — Мне помощь твоя нужна.
— И в чем?
— Чай будешь?
— Спасибо. Агата?
— Что? — обернулась я с чайником в руке.
— Ты выглядишь неважно. И бледней обычного.
— Софико, все нормально, — и сморщилась на новый пинок в живот. — Мне нужно отлучиться по делу. Очень важному и...
— Ник — не в курсе, — понятливо скривилась та.
Я вздохнула и кивнула:
— Ага. В этом и проблема. Ты меня прикроешь.
— Это — как? — хлопнула подруга ресницами.
— Варвару встретишь с занятий, накормишь. Я приготовила обед. Скажешь, что я в магазин ушла. И маме моей — тоже самое, если нагрянет.
— А ты куда?
— По делу, я же говорю.
— "Очень важному", — повторила она, уставясь в чашку с чаем. — Агата?
— Что?
— Я помогу тебе... Раз ты так... настроена. Раз надо.
— Ага. Мы же — подруги. А подруги друг другу помогают.
Женщина улыбнулась:
— Помогают. Надеюсь... да я знаю, раз...
— Надо, Софико. Мне очень надо. Мне тоже надо помочь. И я уже пошла.
— Иди, подруга, — и, вдруг, встала. — У меня кроме тебя подруг нет. Никогда их не было. Агата?
— У меня — тоже, — остановилась я на секунду.
— Береги себя и сына.
Я постараюсь. И, превозмогая боль, оделась. Софико, выйдя следом, больше ни слова не произнесла. Просто молча встала у косяка в прихожей. А мне внезапно захотелось ее обнять, но... зачем пугать и без того напуганную? Поэтому, я не оборачиваясь, вышла в парадную.
В нашей бакалее на углу было полно народу. Раскупали яйца к Пасхе, попутно обсуждая рецепты куличей, и на каком развале свежее творог. Я тоже медленно прошлась вдоль благоухающих прилавков и, вынув из кармана своего пальто платочек, незаметно сунула его за тумбу со цветком. Вот так, мой любый. Для тебя я — здесь. Ты ведь часто мне говоришь: "Что так долго можно разглядывать на полках в магазинах? Так пусть твоя метка-ориентир и поторчит вместо меня". Сама же направилась наружу и вскоре обозначила подвал.
— Ух ты!
Здесь весна была, но ветер с оттаивающей тихой речки немилосердно закрутил в холодный вихрь. И занавесь на входе в пещеру хлопнула, поддав мне в спину. Я замерла, удивленно открыв свой рот: огонь горит, над ним висит котел с водой. Повсюду свечи зажженные и пахнет травами. А где же...
— Пришла.
И рот мой открылся еще шире — Стэнка стояла за костром вполне реальной женщиной, не духом бестелесным. Я даже бусы на тонкой ее шее разглядела. Бирюзовые. И почему то остановила взгляд на них. Именно на них:
— Я много думала.
— Ага, — улыбаясь, кивнула травница. — И что?
— Я много думала, — повторила я, не отрывая взгляда от этих, чтоб их, бус. — И пришла к выводу, что ты не виновата в его смерти.
— Чьей?
— Своего суженого. Только скажи мне: господина Новика...
— Не я, — мотнула она головой. — Он сам... погиб. От Стожков за много верст. На лесосплаве своем. Он и трое его подельников. Их всех разом бревнами. И... понимай, как знаешь. Ты же — маг.
— Он сам?.. Я — маг... И поняла. "Нас Бог ведет".
— Агата? — качнулась Стэнка от костра.
Я подняла глаза и вновь скривилась от боли:
— Что...ты хотела от меня? Какое дело у нас последнее? Мне надо успеть. Обязательно успеть.
— Агата, — тихо повторила Стэнка.
— Говори! О-ой... Говори же! И почему сюда мне надо было? В отшельничью нору?
— Здесь место особое. Ты разве сама не чуешь? "Тихое и светлое". Так он говорил, мой суженый.
— Стэнка... зачем... о-ох, зачем, — и ухватилась за живот. — вода кипит зачем?
Девушка, вдруг, засмеялась:
— Какая же ты глупая, Агата.
— Почему?
— У тебя схватки начались, а ты: "Почему? Зачем?"
— Тысь, моя майка! Стэнка! Не успели... Ой... Что же теперь делать то?
— Рожать, дурная дева, — и подхватила меня под руку.
В следующую секунду всё вокруг поплыло, я снова поймала взглядом ее бусы, теперь лишь в дюймах от себя... потом исчезли и они. И время застыло в отшельничьей норе...
— Кричи! Кричи и тужься!
— О-ой... Стэнка!.. Все не так должно быть... Не так.
— А как?.. Тужься.
— Стэнка, я боюсь. Мне так больно... Я боюсь.
— Боли бояться — нормально.
— О-ой... Я боюсь потерять его. Сына.
— Ты его не потеряешь. Если будешь тужиться и слушаться. Тужься!
— А-а-а!.. А как же... Совет магов?
— Спать укладываются, наверно.
— Ч-что?
— Тужься, чтоб тебя! Ночь скоро, говорю!
— А-а-а! Я тужусь... О-ой... Стэнка?
— Ась? — застыла она надо мной. Лицо — в морщинках, недовольное и такое близкое.
Я протянула руку, но вцепилась в ее косу и тут мы заорали обе:
— А-а-а!!! А-а-а!!!
— Добро! Еще! И волосы мои!
— А-а-а!!! Ник! Ник!.. А-а-а!!!
— Давай! Еще!...................... Добро... Добро... Во-от... Агаточка, еще немножко. Крошку еще.
— Стэнка... я не могу.
— Ты хочешь его? Ты его желаешь?
— Больше жизни.
— Так давай!
— А-а-а!!!.. А-а... О-о.
— О, Пресвятая Мати Богородица,
Соходи с престола Господня.
И бери свои золотые ключи,
Отпирай мясные ворота,
И выпускай младенца на свет и на Божью волю!
Во веки веков. Аминь!.. Аминь!.. Аминь!
— Уа-а! Уа-а-а! У-а!
— Агата!.. Стэнка?.. Что здесь... происходит, хоб меня забери?
— Ник, любый мой, заткнись... Дай мне послушать.
— Уа-а-а!
— Агата, — рухнул он рядом на колени.
— Ник, раз ты ее и здесь нашел, то помогай, — пробурчала от моих раскинутых ног, травница. — Я сына вашего обмою, а ты — за простынями чистыми.
— Угу, — тряхнул Ник головой. — Я — сейчас. Агата?
— Всё нормально. Всё... — и с чистой совестью ушла в глубокий "материнский" сон...
Ранний апрельский рассвет уж пробивался в щели занавеси на пещерном входе. А свет от костра по-прежнему плясал по стенам и на лицах говорящих. Они старались это делать тихо, сидя рядом с топчаном. На топчане же спали я и сын... наш с Ником сын.
— Живой.
— Что? — обернулся Ник и скоро подскочил с рогожки. — Что ты сказала?
— Он — живой. Стэнка?
— Ась?
— Спасибо тебе. Вот как получилось всё.
— Ага.
— А я, кажется, поняла.
— Что именно ты "поняла"? — спросил мой муж.
Я отогнула край покрывала на ребенке:
— Стэнка, а ведь ты права. Я — глупая. Я думала: тебя спасаю, а на самом деле, это ты спасала нас. Меня и сына. Ведь так?
— Ну, — усмехнулась она. — А как бы мне еще тебя заставить измениться?
— А вот я что-то не понял, — нахмурил лоб Ник. — Кто кого "спасал"? Стэнка, ты здесь откуда вообще?
— С неба, — тихо засмеялась я. — Откуда ей еще являться?.. Стэнка?
— Да. Мой суженый — со мной. Мы с ним теперь навеки вместе. И вся моя семья: матушка, отец и брат.
— И вам всем там хорошо?
— Да. Хорошо и спокойно.
— И ты сюда спустилась только ради того, чтоб...
— Мы обе помогли друг другу. Ты это очень скоро поймешь. А мне — пора, — и встала. — Прощайте. Дочерей родишь и без меня.
— "Дочерей"? — выдохнул Ник. — Агата, я ничего не понял. И мне это совсем не нравится.
— Есть в этом мире истины понятные, а есть и те, которые нам не постичь, — вздохнула Стэнка. — Зато законы жизни на всех одни... Прощайте. Берегите себя, своих детей и мою дочь. Я благодарна вам за нее, — и медленно растаяла.
Ник почесал затылок:
— Да-а...Раньше она проще выражалась. А ты, любимая, мне все расскажешь. Это точно.
— Ага, — глянув на сына, улыбнулась я. — На тебя похож носиком и упрямыми губами. Только я глаз его еще не видела.
Ник тихо засмеялся:
— Черные.
— Что?
— Черные, как агат. И... я имя ему новое придумал. Ну, не придумал, а выбрал.
— Давай, жги, — кивнула я.
— Оно одно и одновременно два. Можно звать в двух вариантах. Это на тот случай, если тебе один из них снова не понравится. И...
— Ник...
— Ну... Владислав.
— Что?.. Кто?
Ник смущенно скривился:
— Опять не нравится?
— Имя повтори.
— Владислав. Можно его будет звать и Владом и Славеком. Два имени в одном... Любимая, тебе...
— Мне... нравится. Мне очень нравится.
Теперь я и это поняла...
Февраль — Апрель 2014 года
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
