— Да? — я задержался на пороге.
— Ты... ты взрослый. Ты с пиратами дрался, а я просто девчонка... Но я все равно скажу. Ты думаешь, ты сильный и крутой.
— Нет, разумеется. Уж не на вашей безумной Терре точно.
— Все равно. Ты не боишься никого. Я вижу. Вы с Леной... все в Ниппоне, в САД... вы не боитесь. Не умеете бояться. Привыкли, что люди вокруг думать умеют и свою выгоду знают. Вы не понимаете, что такое звери. Люди-звери.
— А-а...
— Алекс, здесь нет людей. Вернее, есть, но их мало. Те, что мы видели — не люди. Они звери на двух ногах. Для них вежливость — все равно что слабость. Если других через колено не ломаешь, значит, лох, законная цель. И прикинуться ты не сможешь. Помнишь, как на нас менты насели в Совгавани? Они тебя с первого слова просекли. Если бы я говорила...
Она махнула рукой и замолчала.
— Ну... предположим. И что предлагаешь?
— Не разговаривай ни с кем, если не надо. Если говоришь, не верь, что бы тебе ни сказали, всегда подозревай. Иначе обманут. Кинут. В спину ударят, как только повернешься. Убьют.
— Я...
— Ты не знаешь, что такое гопа. Не знаешь, когда спереди один подходит и закурить просит, а второй сзади трубой по затылку или отвертку в почки. Они шакалы. Не разговаривай ни с кем. Не отвечай. Не смотри в глаза. И не подставляй никому спину, ладно?
— Хорошо, — согласился я. — Я пошел. Иттэкимасу, как говорят в Ниппоне.
— Киоцкэтэ... — шепнула Оксана, откидываясь на грязную подушку и закрывая глаза. Лена сделала успокаивающий жест, я кивнул и вышел окончательно.
На улице я двинулся в направлении, лучше всего совпадающим с жестом толстого чина. Кромешную тьму улицы с редкими пятнами фонарей приходилось разгонять режимом ноктовизора, придающим окружающему неприятный зеленый оттенок и не слишком-то помогающим. Твердое покрытие на дороге отсутствовало, вместо него тут и там дорогу заливали огромные лужи с каймой жидкой грязи по краям. Сотню метров спустя местность заметно изменилась. Дома-бараки по сторонам улицы остались, но стали выглядеть более жилыми. Тут и там на натянутых веревках висело какое-то тряпье, в окнах горели огни, доносились едва слышные голоса. Потянуло какими-то гнилостными запахами и все той же вонью экскрементов из выгребных ям. Из-за заборов доносились странные звуки, которые я вдруг с изумлением распознал как лай и рычание собак. Местные тоже держат домашних питомцев, как в Ниппоне? Они настолько богаты?
— Как думаешь, насколько Оксана права? — поинтересовался я у Хины, внимательно глядя под ноги, чтобы не вляпаться в какую-нибудь дрянь. — Насчет людей-зверей и прочих шакалов? Слабо верится, что здесь все такие.
— Сложно сказать, — задумчиво ответила наша дискретная подружка. — Информации о Русском Мире очень мало. Может, государство и распавшееся, но те ошметки Сети, что в нем сохранились, очень жестко контролируются. Даже жестче, чем в Чжунго. Доступ только через наземные кабельные каналы с контролем трафика в ключевых точках. Шифрование запрещено законом. Спутниковые подключения через независимых провайдеров тоже запрещены. Их глушат средствами РЭБ, а за попытки использования сурово наказывают. В Сайберии, практически полностью отошедшей к Чжунго, ситуация чуть более либеральна, но в европейской части страны, дальше к западу, арестовывают совершенно точно. И даже здесь я слышу далекие помехи глушилок. Судя по всему, ни наружу не попадает достоверная информация, ни внутрь не попадает ничего недозволенного.
— Милое место. И все же насчет психологии местных? Люди на лесовозе выглядели нормальными. Грубыми, да, неграмотными, но вполне человечными. Оксане сочувствовали, нас защищали...
— В значительной степени эмоции Оксаны — отторжение детских впечатлений. Она много страдала, потом узнала настоящую жизнь в нормальной стране, и контраст добавил прошлому черные тона. Однако я бы не стала полностью отрицать ей сказанное. Тем более что первый же контакт на суше едва не вышел нам боком. До старта еще целых два дня, и рисковать не стоит. Лучше перестраховаться и воспринимать ее предостережения буквально.
— Согласен. Что с местностью? Мы действительно рядом с космодромом? Как-то здесь... тихо.
— Очень тихо. Я фиксирую единичные шифрованные радиообмены между неизвестными точками, но их мало. На четыре порядка меньше, чем в Кобэ-тё, про Хиросиму и прочие крупные города даже не упоминаю. В пределах чувствительности антенны твоих наглазников, то есть в радиусе примерно шести кликов, я вижу восемьдесят два мобильных устройства и четыре стационарных.
— Удивительно, что так много. Местность словно вымерла.
— Космодром нелегален. Неудивительно, что они принимают меры маскировки, в том числе в радиодиапазоне. Но местность не совсем пуста. Алекс, внимание. Группа из четырех людей прямо по курсу, еще двое догоняют сзади.
В наглазниках всплыли два небольших окна с улучшенными изображениями с передней и задней камер. Со мной и в самом деле сближались две группы людей в одежде, по местной моде походящей на спортивную. Судя по тому, как тщательно они избегали тусклых световых пятен, они вовсе не хотели, чтобы я заметил их раньше времени. Предупреждение Оксаны всплыло в голове, и я счел за благо остановиться и вжаться спиной в остатки какого-то деревянного забора. Если пройдут мимо, буду выглядеть идиотом...
Они не прошли.
— Эй, пацан, закурить есть? — все шестеро незнакомцев встали полукругом, надежно блокируя любую возможность сбежать. Все носили куртки с глубокими капюшонами, затеняющими лица так, что даже ночной режим их не показывал. Однако, судя по ломающемуся голосу, говорящий являлся подростком. Говорил он по-русски.
— Прошу прощения мано, я не курю, — нейтральным голосом ответил я.
— Чё, правда? Чё-то я тебя здесь раньше не видел. И ботаешь как-то странно, на два голоса. Ты с какого села ваще?
— Извини, не понимаю. Переводчик не знает таких слов. Мано может говорить нормально?
— Чёт он какой-то странный, но на китаёзу не похож. Пиндос, бля? — вклинился другой неизвестный, откидывая с лица капюшон. На его лицо упал отблеск далекого фонаря, и наглазники показали его лицо. Действительно, подросток, но лицо опухшее, с тяжелыми набрякшими веками, взглядом исподлобья и отсутствующим зубом в нехорошем полу-оскале. Наглазников он не имел. Справа на лбу, под щетиной волос, остриженных так же коротко, как и у меня, виднелась небольшая татуировка: три буквы кириллического алфавита, "А.У.Е." Переводчик на них не среагировал даже при сфокусированном взгляде — видимо, мало распространенная аббревиатура. — Слышь, пацан, если закурить нет, дай бабла, сами купим. Бабло есть?
Русское слово "бабло", хотя и отсутствующее в лексиконе переводчика, я уже запомнил по лесовозу. Обозначало оно деньги любого вида. Судя по всему, меня грабили. Предупреждение Оксаны оправдывалось по полной программе. Однако же еще оставался шанс, что я просто столкнулся с местной привычкой фамильярничать с незнакомцами, и следовало его исключить.
— У меня нет денег, — по-прежнему спокойно сказал я, на всякий случай переключаясь с линго на английский. — Я тороплюсь. Я ничего вам не дам. Пожалуйста, позвольте мне пройти.
— Какой-то он борзый... — глумливо протянул первый говорящий. — Чё, правда денег нет? А если найдем?
Словно по команде, на меня набросились двое молчаливых. Меня за плечи притиснули к забору, перед глазами блеснуло лезвие.
— Тихо, сучёныш! — прошипел первый говорящий, медленно помахивая ножом. — Сизый, рви с него стекла!
Еще одна рука ухватила меня за наглазники, но кисти моих рук уже скрестились. Тихо щелкнули кнопки аварийного режима костыля на запястных суппортах, взвизгнули сервоприводы, и вся компания отлетела на несколько шагов. Все, кроме того, что с ножом, не удержались на ногах.
— Порежу! — зашипел ножовник, наклоняясь в мою сторону. Но пистолет у меня в руке уже смотрел в его сторону.
Когда речь идет об огнестрельном оружии, Терра куда проще наших модулей и даже бездыха. Стены сделаны из вязких и крошащихся субстанций, почка мягкая, рикошет минимален. Попадания в случайный объект за сотни и тысячи кликов тоже можно не бояться: снаряды из-за трения о воздух быстро утрачивают импульс и падают на поверхность планеты. Зато звук распространяется далеко и ясно, служа отличным предупреждением. Тратить патрон не хотелось — неизвестно, где и когда удастся восполнить запас, но выбора не оставалось.
С расстояния в два шага промазать я не мог даже в местных условиях и даже без лазерного прицела. Обладатель ножа выронил его и сам рухнул на землю, хватаясь за простреленную стопу.
— Сука-а-а! — завыл он. — Пидор! Ты ж меня убил! Мочи его, пацаны!..
Его, очевидно, призыв к действию отклика у компании не встретил, хотя лай собак из отдельных погавкиваний вдруг превратился в шквал, прокатившийся по местности. Поспешно поднявшись с земли, криминалы принялись медленно отступать, не поворачиваясь ко мне спиной. Я держал пистолет у бедра со стволом, недвусмысленно направленным в их сторону.
— Стоп! Не двигаться! — скомандовал я. Компания послушно замерла.
— Слышь, ты эта... ну, тихо, тихо, — забормотал тот, что с татуировкой, успокаивающе поднимая руки ладонями в мою сторону. — Чё сразу ствол-то! Ну мы поняли, поняли, всё, проехали, забыли. Чё ты сразу не сказал-то...
Он замялся.
— Нас трое. Мы улетим с космодрома через два дня, — медленно и четко произнес я, давая переводчику закончить каждую фразу. — До той поры остаемся здесь. Не трогайте нас, иначе убьем. Заберите своего товарища, — я качнул пистолетом вниз, на скулящего ножовника, — и уходите.
— Так ты чё, с косоглазыми? Чё сразу не сказал-то, а сразу за ствол и шмалять, как отморозок какой? — забормотал татуированный. — Мы чё, мы понимаем, в натуре! Все, все, проехали. Извини, типа.
Подхватив своего визгливо ругающего и стонущего товарища под руки, компания скрылась в темноте. Меня кольнуло угрызение совести. В отличие от безвеса, где травма стопы — всего лишь мелкое неудобство и пара визитов к врачу, на Терре повреждение опорной конечности лишает человека возможности передвигаться самостоятельно. По крайней мере — без дополнительных средств типа наших костылей. Кроме того, а здесь вообще имелись врачи? С другой стороны, любая другая часть тела либо создавала куда более высокий риск сильного кровотечения, либо являлась более трудной целью. Так что совести я приказал заткнуться, тем более что меня уже через адхок-канал вызывала Лена.
— Алекс, все в порядке? — с тревогой спросила она. — Мы стрельбу слышали. Хина говорит, что на тебя банда напала.
— Все в порядке, не беспокойся. У одного ранение ноги, остальные отделались легким испугом. Они уже исчезли.
— Тьфу, балда. Я не о банде беспокоюсь, а о тебе. Впрочем, судя по реакции, ты более-менее цел.
— Абсолютно цел, только батарею на аварийный режим потратил. И патрон. Ты, кстати, костыль на зарядку ставить не пробовала?
— Невозможно. Электрические розетки здесь другого стандарта, штепсель костыля не подходит. И вообще не факт, что там напряжение подходит, с такой-то яркостью освещения. Ты до киоска еще не дошел? Посмотри, есть ли там адаптеры. На крайний случай, штепселя, я заменю на кабелях.
У меня имелись серьезные сомнения в том, что здесь можно купить хотя бы простой электропровод, но я оставил их при себе. Новых желающих познакомиться поблизости не замечалось, и я, не закрывая канала, двинулся в прежнем направлении, прикидывая, как далеко стоит зайти. Обещанных двести метров свободно могли оказаться двумя кликами. Или двадцатью. Все усиливающийся голод мотивировал шевеление ногами, но он же вселял и нетерпеливость. Интересно, есть ли в местных краях обычай, как у нас, обращаться к первому попавшему за экстренной помощью?
На удивление, "палатка" нашлась всего лишь в сотне метров дальше. Под таким же тусклым, как и остальные, фонарем стоял куб из деревянных щитов с кривой кириллической вывеской "Магазин" поверху. Буквы пониже гласили "круглосуточно", что вселяло надежду. Переднюю часть куба частично занимала стеклянная витрина, забранная частой металлической решеткой, в нижней части которой располагалось небольшая, наглухо замкнутая сейчас форточка. Витрину подсвечивали дополнительные лампочки, демонстрируя батарею разнообразных стеклянных бутылок с алкогольными напитками, а также какие-то пакеты и тубы с яркими надписями на чинском. Неведомый дизайнер всласть поизгалялся над шрифтами и формой надписей, в результате чего мой переводчик слегка свихнулся. В числе предложенных им вариантов входили такие интересные, как "оранжевая стена дождевого мороза", "сладкая булка высокооктановой свиньи" и "независимость в бочках ангельских волос". Ничего похожего на канал нормальной витрины наглазники найти не сумели.
Несмотря на бурчание в животе, высокооктановые свиньи и оранжевые стены аппетита не вызывали. К счастью, некоторые надписи удержались в рамках распознаваемости. Найдя в списке лапшу и картофельное пюре быстрого приготовления, я нерешительно постучал пальцем в дверцу витрины. Не считая подсветки, "палатка" выглядела абсолютно безжизненной, но какой смысл рекламе врать о "круглосуточно"?
На первый стук никто не ответил. Для очистки совести я постучал еще раз. Тишина. Видимо, реклама все-таки соврала. Я уже повернулся, чтобы отправиться восвояси, но тут щелкнул металл и форточка приотворилась. За ней проглянул глаз. Разумеется, без окуляров.
— Что надо? — недружелюбно поинтересовался женский голос.
— Э-э... приветствую чику, — я приостанавливался после каждой фразы, давая переводчику возможность закончить. — Прошу прощения, магазин работает? Я хочу купить еду. Лапшу. Сок.
Пауза затянулась настолько, что я уже снова решил уйти. Но неизвестная чика все-таки нарушила молчание:
— Что?
Я терпеливо повторил. На сей раз пауза оказалась существенно меньше.
— Иностранец, что ли? — пробормотал голос, и дверца открылась полностью, открывая полное заспанное лицо. — На китайца не походит... Что надо, говоришь?
Я повторил в третий раз.
— Лапшу? — физиономия широко зевнула. — А, ладно. Есть. Какую тебе?
— Пожалуйста, вон ту лапшу и то картофельное пюре, — я потыкал пальцем в витрину. — По шесть упаковок. И вон те галеты, четыре упаковки.
— Ага...
Таинственная личность пошуршала в глубине своего куба.
— Триста пятьдесят, — заявила она. — Еще что надо?
— Простите, триста пятьдесят чего?
— Миллионов, блин! Юаней, чурка нерусская.
— Триста пятьдесят миллионов юаней? — переспросил я непонимающе. — То есть тридцать миллионов долларов САД? Или триста пятьдесят миллионов блинов? Чика уверена, что цена правильная?
— Триста пятьдесят юаней, я сказала! — продавщица недовольно повысила голос. — Тьфу, понаедут тут разные на наши головы...
Я молча пытался осознать сказанное. Отношение чики казалось явно враждебным. Но почему? Она зарабатывала продажей товаров себе на жизнь, я являлся покупателем. Вроде бы ей полагалось всеми силами устанавливать со мной контакт в надежде, что куплю побольше. Вместо того она вела себя так, словно я выпрашивал последний баллон с кислородом, да еще и бесплатно. В другой ситуации я бы просто повернулся и гордо удалился, но сейчас брюхо подводило все сильнее.
