Экспедиция на юг. Часть 1

— Нехилый городок, — сказала Марина. — Лёш, как по-твоему, сколько тут населения?

— Трудно сказать, — пожал я плечами.

— Было около ста тысяч, — сообщил Эрик. — Сейчас, наверное, больше. Н-но, пошла!

Приблизившись к окраине, мы увидели, что внутри полосы кустарника устроено точно такое же укрытое зеленью заграждение, как в посёлке Тимьяновка, а сам кустарник растёт в углублении. Наверное, когда-то давно здесь был широченный ров, наполненный водой из реки. Теперешнее препятствие было не хуже: хаотически перепутанные плети кустов шиповника исключали всякую возможность быстро и бесшумно преодолеть эту полосу. А под ними, как знать, могли ведь скрываться и ка­кие-нибудь ловушки. И все эти колючие заросли были усыпаны разноцветными цветами — самого ши­повника и поселившихся в нём вьюнков. Красиво и на вид совсем не так грозно, как в действительно­сти. На обочинах из зелени внутренней изгороди выглядывали два толстых столба, на которых висели створки открытых наружу ворот — рамы из жердей и натянутая на них проволока, увешанная маскировочными лоскутьями, издали похожими на листья. Прямо за воротами были установлены два шлаг­баума и две комфортабельные будки, в которых сидели дежурные чиновники. Тут же расположилось четверо вооружённых трёхлинейками людей в форме. Покрой мундиров напоминал царский, но без нагрудных карманов, воротник не стоячий, а отложной, и на нём петлицы по цвету погон — малиновые с ярко-зелёным кантом и пуговицей. Головы солдат венчали фуражки-бескозырки с малиновым околышем и зелёными кантами. Лычки фельдфебеля, возглавлявшего караул, имели серебряный цвет. Такой же, но более узкий галун блестел на воротнике и обшлагах рукавов.

— Наёмники? — тихо спросил я Эрика, нагибаясь в седле.

— Нет. То регулярные, драгуны. Наёмникам цветные фуражки не положены. И прочий прибор у них попроще.

Ага, отметил про себя я, значит, их старший должен называться не фельдфебелем, а вахмистром, как было принято в царской кавалерии.

— За въезд взимается какая-то пошлина? — поинтересовался у эльфа Лощинин.

— Никакой. Но подвратную проповедь выслушать придётся.

Что такое эта проповедь, нам стало ясно чуть позже, когда мы остановились у шлагбаума. Лысый очкастый чиновник в статском мундире с петлицами, похожий как две капли воды на тех, что показывают в исторических фильмах, окинул нас внимательным взглядом, но никакого удивления не выказал. Остались спокойными и четверо драгун.

— Имеете подорожную? — важно вопросил чиновник.

— Не имеем, — сказал профессор.

— Бывали ли ранее в городе Привольске?

— Э-э... некоторые бывали, остальные — нет.

— Понятно, — чиновник перевернул страницу гроссбуха. — Кто будете Вы лично и Ваши спутники? Цель приезда? Срок пребывания?

— Я профессор биологии Беловодского государственного университета Лощинин Иван Степанович. Я и мои коллеги, — он сделал жест в сторону Любы, потом Бобровского, — путешествуем с целью изучения флоры и фауны здешних мест.

Услышав слово "Беловодский", чиновник в лёгком недоумении наклонил набок голову, но тут же заскрипел стальной перьевой ручкой, записывая.

— Так-с, — сказал он, закончив строку. — Сопровождение в количестве восьми, из них один эльф и трое мохначей. Кем являются остальные лица эльфийской национальности?

— Это наш врач, а это...

— Ездовые, — подсказал Эрик. — Вольного найму.

— Записано.

— А я профессиональный герой, — встрял Дан Леголас. — Путешествую просто так, в поисках подвигов.

— Подвиги, сопряжённые с насилием, могут квалифицироваться как преступления против личности, — как пономарь, процитировал чиновник. — И не говорите, что не предупреждены. Вы?

— Я? — переспросил гноббит. — Я просто попутчик. Михель Райзер моё имя.

— По долгу службы вынужден спросить: не являетесь ли Вы по национальности лилипутом? — во взгляде чиновника по-прежнему не отражалось никаких эмоций.

— Разве я похож на шустрика? — обиделся гноббит. — Я коротей по отцу и гном по матери.

— Записано. По долгу службы информирую всех вас о правилах поведения в городе Привольске...

За этим и последовала та самая "подвратная проповедь", о которой говорил Эрик. Тем же нудным пономарским тоном чиновник сообщил нам о том, что в городе Привольске запрещается. Запрещалось, в частности, становиться на постой на частные квартиры, если то не родственники кого-либо из приезжих, заниматься торговлей или ремеслом без получения разрешения градоначальства, совершать моления вне территории храмов и захоронений, исключая официальные молебны, проводимые священнослужителями. Также строжайше запрещалось заниматься врачеванием, включая безвозмездное, изготовлением зелий всех видов, включая алкогольные и курительные. А ещё посещать храмы других верований во избежание оскорбления религиозных чувств. Инородцам и мохначам, не состоящим на службе, запрещалось носить оружие, а состоящим на службе — выходить без обязательных предметов форменной одежды, положенной по сезону. Лицам, не имеющим родственников или не приглашённых кем-либо из посадских, не разрешалось задерживаться на территории посада после девяти часов вечера летом и после семи зимой. И так далее, и так далее... От голоса чиновника клонило в сон, местные жители, проходящие и проезжающие по тракту, косились на нас с сочувствием. Ион Петрески ещё в самом начале подхватил свой мешок и шмыгнул через проходную в город. Наконец, поток запретов иссяк.

— И не говорите, что не предупреждены, — закончил чиновник. — Можете проезжать.

— Где бы нам лучше остановиться? — спросил у Эрика профессор.

— Есть несколько хороших мест... — задумчиво начал эльф.

— Под самой стеной посада неплохая гостиница, — сказала Винаби.

— Ты имеешь в виду "Соловья и розу"? — уточнил Эрик.

— Ну, да. Мы с Даном неплохо знаем управляющего, он всё устроит по высшему разряду.

— Что ж, полагаюсь на Вас, милочка, — не стал возражать Иван Степанович.

Проезжая по улицам города, мы во все глаза смотрели по сторонам: ведь, за исключением троих, в человеческих поселениях этой части Котловины никто из нас не бывал. Действительно, очень похоже на старые фотографии или кинофильмы про николаевские времена. Вместе с тем, мой инженерный глаз невольно подмечал и некоторые "несуразности", а, точнее, непохожести на ту эпоху. Да и на на­шу современность тоже. Например, брусчатая мостовая была не просто уложена, а тщательно выров­нена и подогнана так, что щели между камнями были едва заметны. Совсем не по-нашему выглядели электри­ческие фонари, вычурными кронштейнами прикреплённые к деревянным столбам вдоль ули­цы. Кол­паки на лампах были в форме полушария, из которого торчал вверх цилиндр патрона, а снизу их при­крывала свёрнутая конусом сетка — простая, но эффективная защита от хулиганов. При этом провода поддерживали самые обыкновенные фарфоровые изоляторы с тонкой шейкой, какие в любой нашей деревне есть на каждом столбе. То же и с транспортом. Гужевой — брички, пролётки и телеги — оста­вался почти таким же, как на рубеже XIX и XX веков, но с ним соседствовали паромобили и механиче­ские дилижансы, нашей истории неизвестные. Часть их явно была гномской сборки, потому что не отлича­лась от виденных нами в Нойнбергене, остальные имели несколько иную конструкцию. На лег­ковых паромобилях силовая установка находилась сзади, прямо возле ведущих колёс, а кузов напоми­нал ка­ретный. Я обратил внимание, что все транспортные средства, исключая часть крестьян­ских во­зов, имели шины: либо из ленточной эльфийской резины, либо "бублики" велосипедного ти­па. По крайней мере, на некоторых я заметил торчащие из обода ниппели надувных камер. Ездили в Приволь­ске и на велосипедах, а вот мотоциклы отсутствовали. Паровой двигатель настолько ком­пактных раз­меров, видимо, сделать нельзя. Один раз путь нам пересекла трамвайная линия — с колеёй половинной ширины, точь-в-точь как на Северошамбальской узкоколейке. Грохот обшитого деревом рельсового экипажа и дребезжащая трель звонка встревожила эльфийских коней, и возницам при­шлось придержи­вать их поводьями. Наши кони в буквальном смысле ухом не повели. Все они име­ли богатый опыт зна­комства с продукцией Усть-Катавского трамвайного, громыхающей по Беловодску и пригородам, по сравнению с которой этот шарабан можно было назвать тихим.

Одежда местного населения, в основном, сохранила традиционность, особенно у мужчин. Пиджа­ки, в том числе, из кожи и замши, тут больше носили не с сорочками, а с рубахами старорусского по­кроя: подол навыпуск, а застёжка доходит только до половины груди, как у гимнастёрки. Гораздо ре­же ходи­ли с непокрытой головой. Забытые у нас крестьянские картузы, рабочие фуражки, кепи с завёрнутыми вверх наушниками и цилиндры извозчиков были здесь весьма распространены. А вот шляп-котелков, которые я подсознательно ожидал увидеть, не было вовсе: только традиционные, поч­ти такие же, как современные, да канотье. В качестве обуви чаще можно было встретить сапоги или крестьянские сан­далии на кожаной либо деревянной подошве. Женская мода изменилась сильнее. Юбки и платья были, в основном, прямыми до колена, а ниже расходились оборкой шириной ещё, примерно, в две ладони. Более смелые модницы шили эту оборку разрезанной на несколько частей, а то и на довольно узкие ленты. Такую же длину имели и широкие юбки русского стиля, которые тоже попадались нередко. Некоторые девушки помоложе носили платья по колено, но таких было немного. Зато достаточно часто женщины ходили в брюках: галифе в сапожки или прямых, похожих на муж­ские, но более коротких. Блузки и жакеты точно соответствовали моим представлениям о никола­евской эпохе: объёмные го­ловки рукавов, длинные, почти до локтя, манжеты и застёжки на мно­жество мелких пуговок. Такой стиль блуз можно было увидеть даже под русскими сарафанами. Пред­почитали сарафаны и женщи­ны-морфки, при этом они обходились без блузок вообще. Как их муж­чины — без рубашек: пиджак или жилетка на голое мохнатое тело, слегка укороченные штаны и лёг­кие сандалии. В общем, почти так же, как они ходят в Беловодске. Платья морфок были существенно короче, чем позволяли себе человече­ские женщины, и открывали колени.

А потом я посмотрел вперёд и увидел стоящую возле одного из особняков бричку, в которую садился... лётчик! Офицер в обычной повседневной форме Военно-воздушных сил! А на козлах сидел солдат. Откуда они здесь взялись? И тут я понял, что никакая это не авиационная форма. И вообще не советская, просто похожа. Во-первых, на фуражке нет голубого околыша, он зелёный, как на моей по­левой. Во-вторых, птичка на тулье — не стилизованные крылышки со звездой, а изображение в фас па­рящего орла с дугообразно раскинутыми вверх крыльями. Да и сама тулья чуть пониже. Подъехав ближе, я различил на петлицах кителя штабс-капитана (именно такой чин обозначали его погоны) эм­блемы в виде головы орла клювами к центру, а поле кокарды было ярко-голубого цвета безо всяких знаков внутри. Небесно-голубой шёлковый овал красовался и на пилотке солдата, а орёл был прикреплён к клапану слева. Сама пилотка слегка отличалась от наших: клапаны не были сшиты в середине, и кокарда оказывалась как раз между ними. На голубых погонах солдата отсутствовали какие-либо буквы или цифры.

— Вот эти — как раз, наёмники, — пояснил Эрик, кивая в сторону брички. — Из полка Беркутов.

— Форма похожа, — сказал Лощинин. — Надеюсь, особого внимания мы не привлечём.

— Уже не привлекли, — поправил я. — Иначе нас задержали бы на въезде.

— Это оттого, что есть множество небольших наёмных отрядов, — сказал эльф. — И у каждого свои форменные отличия... А вот, обратите внимание, с алым околышем — Военный Инженер Его Сия­тельства.

Мундир поручика, стоящего на углу в обществе дамы средних лет и священнослужителя, напоминал драгунский. Только воротник был из чёрного бархата, и на нём выделялись ярко-красные петлицы, а галун на погонах сверкал золотом. Прервав беседу, поручик внимательно смотрел на нас.

— Военный инженер... Сапёр? — уточнил я, разглядывая закреплённую на тулье фуражки инженера "гренаду о трёх огнях", знакомую по историческим описаниям.

— Не просто сапёр. Сапёрные роты в любом полку имеются. А эти фортификациями не занимаются, они по бомбам больше. Ну, и всякое-разное тихое дело: поразузнать-поразведать, лазутчика поймать, допросить.

— Угу. Значит, местная контрразведка пополам с тайной полицией, — пробормотал я, проклиная себя за опрометчиво вырвавшуюся минуту назад фразу. Вот и сглазил! Осторожно оглянулся через плечо — поручик всё ещё глядел нам вслед. — Он, похоже, взял нас на заметку.

— Это ничего, — успокоил эльф. — Понаблюдать за нами, конечно, пошлют, не без этого. А ареста можно не страшиться. Главное, не сказать чего лишнего о графе и его свите. Ну, и не интересоваться городскими фортификациями. А пуще того — укреплениями графского дворца.

— А также не шляться по городу с автоматами на виду, — добавил я.

Эльф согласно кивнул.

13

Гостиница "Соловей и Роза" снаружи выглядела довольно скромно, но оказалась вполне прилич­ной, чистенькой и обихоженной. А управляющий — невысокий молодой человек с чёрными волосами до плеч и весёлыми серыми глазами, был само очарование. Первым делом он расцеловался с Винаби, вызвав завистливый вздох Михеля и разъярённый взгляд Дана. Потом радушно поздоровался со всеми остальными. Каждому из нас он подавал руку (а женщинам — обе сразу), приветливо улыбался и говорил:

— Флориан. Флориан. Очень приятно. Флориан. Здрав будь, Эрик Ортен...

И так далее. От рукопожатия уклонился только Дан. Вместо этого он панибратски хлопнул Флори­ана по плечу и сказал:

— Здоров! Как делишки?

— До тебя всё спокойно было, — ехидно улыбнулся молодой человек. Любовь у них с героем явно была взаимной.

— Зойка! — позвал Флориан. — Беги-ка сюда, помоги мне устроить гостей.

— Сию минуту, — откликнулся из вестибюля женский голос.

Помощница Флориана оказалась морфкой. Причём, совершенно новой разновидности. На первый взгляд, она напоминала лису, но у лис не бывает кисточек на ушах, да и хвост они не держат за спи­ной вертикально вверх. Всё это признаки, пожалуй, беличьей породы. Ну и ну! Наши биологи тоже вы­глядели удивлёнными. Насколько я знал, современная наука считает, что прообразами морфов бывают исключительно хищные звери, а тут — грызун! Я услышал, как Лощинин тихо сказал Бобров­скому:

— Возможно даже, новый вид.

Флориан и Зойка занялись нашим размещением. Свободных комнат в гостинице оказалось более чем достаточно. Постояльцев было всего трое: заезжий купец второй гильдии с северо-востока и два студента высшего технического училища, стажировавшиеся на мануфактуре.