Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
По всей протяженности северной границы нашей страны тянутся бескрайние леса. Они населены множеством племен, говорящих на нашем языке, почти неотличимых по внешнему виду от нас, но ведущих совершенно другую, хоть и кочевую, жизнь. Неотличимых — неправда. Легко. У них ноги прямые. У них нет юрт и палаток, они не используют для передвижения в лесу лошадей, даже вообще не держат скота, добывая мясо охотой. Зимой по лесу на самодельных лыжах бегают, но пользуются не двумя палками, а одной. Мне, в третьем классе, друг отца из Сибири камусные лыжи подарил, подбитые кусками шкуры, короткие, мне, третьекласснику — по плечо и широкие. Я на них всех обгонял и бегал вообще без палок. Живут в шалашах из коры и ветвей, разбросаны по гигантским территориям, потому что, при большой скученности в лесу — просто не прокормиться. У нас c ними идет небольшая меновая торговля мехами, больше о них, практически, ничего неизвестно, потому что предмета для интереса к ним не было, у всех своих военных забот хватало, а с этих, мол, что взять? Во время войны за Центр и Запад они стояли на стороне наших противников, и часть выпертого из страны народа спокойно ушла в северные леса, благодаря этой поддержке. В общем — лесные монголы, только еще менее цивилизованные, чем их степные братья, промышляющие скотоводством. Живут почти первобытным строем, занимаются охотой и собирательством, до звероферм и огородов пока не дошли. А у нас, совсем немного, но даже землепашество есть, все очень примитивно, но в Центре и на Западе, в южных районах, небольшая часть народа засевает поля каким-то зерном, я посмотрел — такого растения не знаю. На овес похоже, но не он. Переняли у южных соседей. Поддерживаем землепашцев, конечно, раз занимаются этим делом, значит — выгоду видят. И народ их продукцию с удовольствием потребляет, проблем со сбытом нет. Зерно в ступках в муку толкут и хранится эта мука годами.
Отвлекся. Так, о чем я? О северных монголах. Хочется мне их включить в наше государство, завершить объединение. Хочется, надо это признать, иначе не лезли бы мне постоянно в голову мысли о них. Что это, старые советские имперские замашки, наследие империи зла? Живут себе в лесу — ну и слава богу. Нам-то они зачем? У нас и без них все хорошо. Меха нужны — наменяем сколько угодно, у нас скот некуда девать, шкур полно и сушеное мясо они берут с удовольствием. Могу их научить пеммикан делать. Покончим с голодом в лесах навсегда: при правильном хранении запас годами не портится и запасти его не сложно. Питательный, но на вкус — дрянь дрянью. Кстати, по этому поводу, можно организовать небольшой заводик по его производству на границе леса, только рабсила пусть лесная будет. Мои для заводов не годятся, психология не та, взбесятся раньше, чем продукция пойдет. Им волю подавай. Но с сырьем перебоев не будет, это мне Бортэ досконально объяснила, когда мы обсуждали возможные природные катаклизмы и их влияние на потерю нашего скота. Там все зависит от величины и качества выпасов, а, главное, — от профессионализма пастухов. В засушливый год количество выпасов сокращается, приплод падает, но катастрофы нет. Больше скота поступит на переработку, так как возникают проблемы с его прокормом. Максимальные потери приходятся на богачей, а бедняки, со своими двумя-тремя десятками овец и, максимум, десятком коней, переживают засуху спокойно. Главное — отследить, чтобы богачи, вылупив глаза от жадности, бедняков не притесняли. А на это у нас армия есть. Спи спокойно, дорогой Чингисхан, и не лезь в дела, в которых не понимаешь, без сопливых разберемся, для этого пастухи существуют. Голода не будет — Бортэ сказала!
Итак, экономически нам северяне не нужны, скорее мы им, как гаранты от голода. Лечить? Их свои шаманы лечат, и ,думаю, не хуже наших, степных. Россия да будет прирастать Сибирью? Полезных ископаемых у них нет, хотя, конечно, есть, но нам, до их разработки, еще семь верст пешком киселя хлебать. Нет потребности у нас в полезных ископаемых, наверняка и в нашей степной земле месторождений немало скрыто, и что? Пусть пока так лежат.
Угроза агрессии? Трудно представить, как из дремучих лесов на мои легионы выкатывается озверелая толпа диких германцев, размахивающих дубьем, и лихо крошит нашу степную цивилизацию. Эти копатели корешков больше мне напоминают Дерсу Узала. Конечно, себе на уме, в лесу живут, стрелки отменные. Но, даже для набора в мою конницу не годятся, на лошади не усидят. Если объединимся — так и останутся жить у себя в лесу, и степняки без коней к ним не поедут.
Что же у меня получается? Желание объединения у меня есть ,но только на добровольной основе, никакой агрессии с нашей стороны. Единая Монголия, северная лесная и южная степная, пустынная и горная. Что это дает нашему народу? Наверно, у нас будет больше мехов, если мы освободим соплеменников от необходимсти добывать пропитание только охотой, а наш мясной товар получит нового благодарного потребителя. Добыча мехов может нам дать еще один вид валюты для торговли с другими соседями, на Руси шкурки соболя и куницы заменяли деньги. Название хорватской куны произошло от шкурки куницы, а я ее сам в руках держал и даже расплачивался.
Что еще мы можем предложить нашим собратьям? Защиту от агрессии? Хорошо бы, но вряд ли кто на них нападает, я бы знал. Может, далеко, на их западной или восточной границах, есть обидчики, насмешничающие над природными монголами? Пилюющие на них, беззащитных? Вряд ли, а жаль. Всегда приятно защищать слабого, особенно, если силу девать некуда. На севере у них, похоже, все враги вымерзли, раз даже у нас такая зима холодная. И совсем уже стыдоба, если такие предложения наведут их на мысль, что наша защита им требуется от нас самих. Только крышевания мне здесь не хватало. Лучше этот вопрос вообще не поднимать.
Еще гитлеровский аншлюс Австрии Германией в голову приходит. Да, сравнения у меня возникают — хоть куда! Может, эти ребята совсем со мной объединяться не хотят, а желают сохранить самобытную культуру своих племен. А я — захватчик, как уже со мною почти случились, и со мною надо воевать, освобождать родные леса. Сделаешь глупость и получишь в ответ вторую партизанскую Белоруссию, раз спокойно не сидится. Мыслитель хренов!
Я их культуру и пальцем трогать не собираюсь, но кто мне поверит? Та же Прибалтика — живой пример. Я им буду заводы для производства пеммикана строить, а они мне в лицо плевать и в спину стрелять.
Ладно, еще наш союз дает им наше гражданство и те гарантии уровня жизни, и ее защиты, которые существуют у нас, и всем нашим нравятся. За это меня подданные и хвалят. А именно: нищих монголов нет и вся страна за это в ответе, а я персонально. Вытянули западные области — и север поднять сможем: бесплатно накормим сирот, вдов, увечных и стариков. Как говорится, наши проблемы. Раз. Два — гарантия жизни. За смерть монгола только одно наказание — смерть. Кто бы ни был виновен: богач, посол, воинский отряд сопредельного государства, которое только и ждет, чтобы втянуть нас в войну и разгромить — за убийство монгола смерть. Никаких штрафов, откупов, выкупов, виновный должен быть уничтожен и те, кто этому препятствует — также, как сообщники и соучастники убийства. Самое ценное, что есть в нашей стране — это наш народ, и мы готовы пролить не только чужую, но и свою кровь, чтобы внушить нашим врагам: не трогай монгола.
Здесь дикий мир и законы его суровы. Помню, как про Россию говорили, что в ней несовершенство законов сглаживается необязательностью их исполнения. У нас нет такой цивилизации и демократии, мы просто грязные кочевники, но живем в этом мире, и законы у нас, наверно, не совершенные, но исполняются они всегда.
Гражданство у нас не только дает права, но и накладывает обязанности. В частности, жить по нашим законам. И это не нравится даже некоторым у нас. Но ничего другого нашим северным братьям я предложить не смогу. Надо встречаться и разговаривать. Зима закончится, и по весне начнем готовить встречу.
Под тяжестью приведенных Бортэ улик и, запутавшись в собственных показаниях, сломался, и рассказал ей о своих планах освоения Севера. Опять на переговорах буду расшвыриваться государственным имуществом, а ей отвечать за мою щедрость. Слово Чингисхана — золотое слово. Недодумано у меня это дело, так — наметки планов. Есть в моей гвардии сотник Буха. Бухает как все, но только вне службы, это имя у него такое, а не кличка. Он бывал в северных лесах, знаком с вождем основного племени. Или у них там союз племен? Я планировал сделать его посланником, пусть передаст мое предложение о встрече лесному царю Хутухе. Все-таки удобнее его лесной царь называть, а то меня их имена с мысли сбивают. Так и с большинством местного населения, каждый у меня ассоциируется с чем-то мне понятным, а имя подскажут, если забыл. Вот собственно и все, все планы. А вот Бортэ показалось, что вовсе нет. Разговор наш до этого шел о Зучи, где-то в русле того, что надо больше уделять времени будущему хану. При этом мы друг друга убеждали в одном и том же, и никак не могли убедить. В результате, подробно разобрав предлагаемую мною схему объединения лесных и степных монголов, Бортэ ее одобрила и предложила, чтобы возглавил этот процесс ее старший сын. А что -шаг исторический, отец создал базовое национальное государство, а сын завершил его строительство, собрав окончательно всех монголов под одной крышей. Я подробно ей рассказал, какая бывает крыша, и что молодой, по горячности, может под нее северян просто загнать, а это не победа, а путь к долгой и кровопролитной братоубийственной войне. Разошлись думать.
После многократных бесед втроем пришли к такому решению. В лес отправляется Зучи с половиной дивизии Боорчу, в качестве личной охраны наследника престола. Командует сам, но советуется со своими тысячниками. Проводником идет Буха. Зучи выполняет все его рекомендации до встречи с лесным царем. Далее проводит предварительные переговоры и, с представителями лесных монголов, возвращается в степь, где переговоры продолжаю я, а он сидит рядом и учится. Никакой стрельбы, никаких стычек, умоляю... И не дай бог тебе... Вышли. Сижу теперь, трясу коленкой. Нервы надо лечить.
Все-таки, хороший сын у меня растет, есть чем гордиться, приятно. Конечно, за полтора месяца его отсутствия, весь извелся, народ на меня с сочувствием смотрел — "как за сына переживает!" Знали бы они, мимо какой войны мы проскочили, по какому минному полю прошли. Бортэ как-то поспокойнее к этому отнеслась, судя по всему — я действительно сына недооценивал, а она была в нем уверена. Все хорошо, что хорошо кончается. Сын встретился с лесным царем и мирно с ним предварительно поговорил. Что там мирно — удачно! Лесной царь сразу принес присягу, но, кроме того, выступил нашим гарантом и проводником перед прочими племенами, более самостоятельными, не входившими в его союз. И теперь всем народом, с массой представителей, с подарками и открытой душой, они прибыли к нам. Все мои аргументы о пользе их вхождения в наше единое государство были ими восприняты нормально, а для закрепления нашего союза две дочери Бортэ, то есть, мои дочери, выданы замуж за сыновей лесного царя. Завоеватели берут дочерей завоеванного народа, а мы отдаем. Наш народ един, все получилось.
Но и это еще не все. Зучи, непослушный мальчишка, не остановился на достигнутом и продолжил свое движение на Запад, и вышел там еще на один союз племен частично живущий в лесу, частично в степи. Новую степь нашел, поганец! И здесь ему повезло, этот союз племен без боя принес ему клятву верности и прислал сюда своих представителей для заключения мирного договора об их вхождении в нашу державу. И за все время никаких потерь, никаких боестолкновений. Вот они стоят с подарками, белыми кречетами, белыми конями и связками соболей. Не монголы, но что поделаешь, будем принимать.
Так и хочется сказать: "но и это еще не все!" Да, не все! Мы еще, на халяву, подраспухли. Прослышав про дипломатические успехи Зучи по воссоединению монгольского народа и добровольному присоединению немонгольских, но малоотличимых внешне товарищей, просто говорящих на другом языке, но вполне лесных и степных, проникся идеей воссоединения еще один сосед. Соотечественник нашего грамотея — хранителя печати, хан страны, письменностью которой малоуспешно, но старательно уже которой год пытается овладеть весь наш высший свет, после недолгого обмена любезностями во взаимных посланиях и послах, решил добровольно присоединить свою державу к нашей Монголии. Договор о присоединении сопровождался подарками, а именно: золотыми и серебряными изделиями, украшенными жемчугом и перламутром, златотканой парчой и шелками, и узорчатыми сосудами, в которых я сейчас роюсь, пытаясь определить место их происхождения и способ изготовления. Все-таки, приятно иметь дело с культурным человеком. В ответ он получил в жены одну из моих родственниц, Бортэ подбирала. Если так дело пойдет, то незамужние родственницы у меня скоро закончатся. А их подделка карается по нашему закону, как и иное мошенничество. Грамотность у нас в стране резко поднялась, целые районы почти поголовно грамотные. А Зучи, по-прежнему, читать не умеет. И я, конечно.
Жизнь, все-таки, штука полосатая. Нет бы, началось все хорошо — и пусть и дальше так идет. Вроде — судьба такая, деньги к деньгам. Ан нет, не судьба. Тут же какая-то гадость случится. Вроде, хорошо все, кончился брежневский застой — так нет, сразу же горбачевская перестройка начинается. Только с Афганистаном развязались — и тут же, бах! — развал Союза. И все время так — большие надежды и... облом! У каждого своих примеров наберется. Хорошо хоть, если удачи большие, а говно потом на голову падает маленькое. Но совсем без этого никак не выходит. Философия. Жизнь...
Одно из северных племен своих послов для подписания мирных соглашений об совместной жизни не прислало. И, как потом выяснилось, они решили, что не покорятся. Как будто их кто-то покорял. Мой сват, лесной царь, рассказал, что племя — так себе, среднее, живут на холмах, далеко в лесу, в непроходимых дебрях. В остальном — как у всех, что найдут, то и едят. Руководит ими не вождь, а его вдова. Дальше я уже и не спрашивал. Отправил своего приемного брата Борохула для беседы со знойной вдовушкой, мне все шуточки. Все хорошо, Борохул взял в охрану двести всадников из своей тысячи в дивизии Мухали, и спокойно поехал к вдове. Вечерело, тропа, по которой он ехал, шла через густые заросли и, когда он достиг дозоров этого племени, они его просто убили. Моего свата, ехавшего рядом Борохулом, захватили в плен. Мои воины вернулись назад, начинать войну указаний не было. А это и не война. Одного монгола убили, другого захватили в плен. Хотел сам поехать, но Боорчу и Мухали отговорили, поехал Дорбо, взял свою тысячу и всех ребят Борохула. Действительно, дебри непроходимые, завалы древесных стволов, перепутанные зарослями дикой смородины, а посреди этого чуда, на полянке, все племя пир в безопастности устроило. Но звериные тропы остались. И одно дело — монгол, едущий в гости по тропинке, и совсем другое -монгол на военной тропе. Сто воинов этого племени было казнено на могиле Борохула, не считая тех, кто пал, оказывая сопротивление. Нельзя убивать монголов, и укрывать их убийц — нельзя. Я думаю, среди павших и казненных были все убийцы Борохула, вряд ли их скрыли, выбор был произвольный. А вдову я подарил свату, в компенсацию за плен. Кстати, у нее была кличка — Толстая. Племя примучили, вспомнил я это слово из времен Ивана Грозного, а прав им не дали, оставил все на усмотрение свата. В общем, наелся я дерьма из самых благих побуждений с этим северным народом.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |