Тюрьма

С развороченной грудью, заливая двор темной, резкой пахнущей кровью, дракон почти не утратил своей смертоносной мощи. Драконы вообще славились своей живучестью, чтобы его быстро убить, надо попасть в мозг, а чтобы попасть в мозг — нужно пробить толстенный, как из стали сделанный череп, не поддающийся ни копью, ни мечу. Драконов не брала и магия — это знал даже ребенок.

Дракон вертелся на месте, и ловя взглядом бегающих, как тараканы вопящих женщин, пускал в них струи огня — иногда успешно, иногда мимо, через минуту уже весь двор перед корпусом "А" полыхал так, будто кто-то разлил в нем несколько бочек бензина.

Трещали волосы на голове, от жара слезились глаза, но дракон все поливал и поливал из своего "огнемета", пока несколько коротких очередей не размозжили его укрытый за костяной броней мозг.

И тогда Настя опустила автомат и бессильно опустилась на камни, мучимая позывами к рвоте, задыхаясь от непереносимого запаха жареной человечины.

После драконьей атаки в живых осталось двадцать две женщины, три из которых были сильно обожжены. Бродина осталась лежать рядом со своей подружкой Мезенцевой, выжженная дочерна, как печной уголек.

— Что?! Что тут случилось?! — Настя вышла из ступора только тогда, когда Конкин потряс ее за плечи — Это что такое?! Кто открыл огонь по дракону?!

— Она! — Настя указала пальцем на черного "боксера", лежавшего на земле. Потом вскочила, отбежала в сторону и с минуту исторгала из себя содержимое желудка, давясь, захлебываясь слезами. Конкин терпеливо ждал, держа автомат наизготовку, направив ствол на группу из десяти заключенных, с недоумением и любопытством поглядывающих на тушу убитого чудовища, по которой все еще проходили волны судорог.

— Она хотела власть захватить — Настя вытерла рот рукавом, выпрямилась, и покрасневшими от усталости глазами посмотрела на Конкина — Пальнула поверх голов, а он...летел. Случайно вышло. Подбила эту штуку...крыло ему перебила. Он сюда упал, а наездник — вон он, похоже, что шею сломал. Дракон...это же дракон, правда? Я такие на картинке видела! И в кино! В общем — дракон разозлился и начал пускать огонь. Бродина засадила ему в грудь, а я потом добила его. Вот! Все!

— Это точно — все! — устало бросил Конкин — Теперь мы хрен договоримся с местными. Эта штука, небось, больших денег стоит. Ладно, потом. Займись ранеными — пусть в санчасть отнесут. Эй, вы, пошевеливайтесь! Вперед!

Конкин дернул стволом автомата, заключенные пошевелились, тронулись с места, и вдруг один из них, налетчик Агапов, который некогда вырезал всю семью фермера, дико завопил:

— Братва! Он нас расстреливать ведет! Врет, что на волю! Щас расстреляет сцука, и на корм драконам пустит! Вали его! Вали! Хватай оружие!

Конкин стоял шагах в трех от заключенных, как и положено конвоирующему, но безумный налетчик, всегда отличавшийся дурным, истеричным нравом, пересек это расстояние за один прыжок, как атакующая обезьяна. Он едва не дотянулся до горла Конкина, когда очередь из "калашникова" отбросила его назад, под ноги "соратникам". Пули, предназначенные Агапову, едва не задели Зимина, стоявшего ближе всех, а тело грабителя подбило его под ноги, и если бы не мгновенная реакция — свалило бы на землю.

Ствол тут же опустился, палец на спусковом крючке дрогнул, еще доля секунды — и все десять человек полегли бы тут, на залитом кровью, закопченном, как печная труба дворе.

Зимин понял, что сейчас погибнет, расстрелянный на месте, и ему вдруг стало ужасно досадно, что он не увидит нового мира, не увидит, как летают драконы, не посидит на солнцепеке, заливаясь пОтом и мечтая о кружке пива. И тогда Зимин тихо, глядя в глаза Конкину, сказал:

— Не надо, майор. Он был дебил, ты же знаешь. Отпусти нас! Обещаю — мы выйдем, и никто из нас по дороге не причинит вреда, не сделает попытки напасть. Клянусь!

Конкин расслабился, сглотнул — он знал, кто такой Зимин. Он знал всех — кто такие были на воле, и за что сюда попали. Конечно — знал то, что ему положено знать, не более того.

От Зимина веяло спокойной силой, уверенностью, надежностью, и Конкин поверил ему, хотя и был на секунду от решения.

— Хорошо. Вперед! Не оглядываться, смотреть под ноги!

Ругая себя за то, что решил выводить эту партию заключенных в одиночку, Конкин побрел следом за осужденными, держась на пять шагов позади.

Через десять минут и эти заключенные оказались за воротами тюрьмы. Теперь можно было вытереть лоб, передохнуть минут десять и за новой партией.

Конкин оглянулся — ему хотелось присесть где-то в тени, передохнуть (стояла просто-таки удушающая жара), но передумал, и побрел туда, где женщины рассматривали труп аборигена, свалившегося с дракона.

Да, Настя точно сказала — самый настоящий дракон, будто сошедший с картинки в одной из старых сказок — длинный хвост с "веером" на конце, рогатая голова, узкое тело, и огромные, чешуйчатые крылья. Жалко животину, и ситуация гадкая — теперь местные точно обозлятся. Это все равно, как если бы кто-то взял, да и сбил самолет-разведчик. Чем не доказательство агрессивных намерений? Теперь рассказывай, что прибыли с миром, что вообще душки и ангелы, хоть и с автоматами. Хрен кто поверит! Конкин первый бы в это не поверил, будь он на месте местного князька, или кто он там у них.

Абориген был одет в кожаную одежду, перетянутую ремнями. За спиной лук, колчан со стрелами, на поясе нож и небольшой меч. Несколько небольших дротиков — на груди, в перевязи. Одежда очень похожа на форму — даже нашивка есть, летящий дракон. Служащий, точно!

Конкин перевернул его тело, голова беспомощно мотнулась, повисла набок, глядя на майора темными мертвыми глазами. Он мысленно выругался и скривился — вот же не было печали! Ну и как теперь объяснить аборигенам, что это все случайность?! Ведь когда-то нужно будет выйти наружу! Как-то нужно будет контачить с местным населением! Запас продуктов не вечен, тем более, что часть их скоро испортится — мясо, например. Электричества нет, морозильники уже потекли.

Можно было бы включить аварийные дизель-генераторы, но солярку нужно экономить. Камаз, два автозака — все на солярке, как и бензовоз — с той самой соляркой. Надолго не хватит, но доехать куда-то — вполне. А если обшить, к примеру, листовым металлом — получится самый настоящий броневик! Вдруг придется воевать с местными?

И тут же усмехнулся — а как обшивать-то? Если электричества нет! Сварка-то не будет работать! Мда...современный человек привык к тому, что у него в доме всегда загорается лампочка, и воду для чая греет электрический чайник. А вот попробуй-ка, лиши людей всех этих благ цивилизации, и что будет? Катастрофа!

— Маленький какой! — прервала мысли Конкина одна из охранниц, неслышно подойдя сзади — Они как дети! Карлики какие-то!

— И ничо не карлики! — пробасила дородная Доронина, проработавшая в тюрьме лет десять — Глянь, мускулы какие! За счастье такие мускулы нашим мужикам! Только брюхо и растят! Интересно, а он весь такой...маленький? Может, в корень пошел? Может там у него — по колено?

Женщины захихикали, Конкин недовольно, с осуждением посмотрел на охранниц, и неугомонные бабы тут же зашагали прочь, сделав скучно-рабочий вид, что, впрочем, его не обмануло.

Кстати — еще одна проблема. На десять мужиков — двадцать баб! И насколько Конкин знал женщина — скандалов, разборок не миновать. С мордобоем и истериками! Это сейчас они ошеломлены происходящим, сейчас не знают, как себя вести, тоскуют по семье, по мужьям, а пройдет время, и начнут подыскивать себе очередную "жертву", "любофф", и вот тогда начнется!

Главное, чтобы не перестреляли друг друга...людей и так мало, каждый и каждая на счету. Если аборигены захотят взять тюрьму штурмом — солоно придется! А могут и захотеть. Оружие — вот о чем мечтает каждый абориген, увидевший, как оно действует.

И еще задача — куда девать трупы? Например — дракона. Куда его убирать? На жаре быстро протухнет — вонища, мухи, зараза! Значит нужно резать, таскать, и сбрасывать куда-то за стену.

А трупы людей куда? Тоже сбрасывать? Не по-людски это! Женщины погибли можно сказать на посту, и заслуживают приличного погребения!

Конкин вздохнул, и потащился за следующей партией заключенных, надеясь, что в этой партии не окажется какого-нибудь безумца. Вообще-то ему было плевать, даже если пришлось бы перестрелять их всех — здесь сидят такие подонки, что им давно уже нужно быть на том свете. В Аду. Но где их хоронить?

Нет уж, пусть сами, своими ногами идут к месту захоронения, или кормежки драконов. Пусть аборигены накормят своих тварей досыта — ни один из тех, кто тут сидел, не заслуживал снисхождения. Кроме Зимина, возможно...да и тот хорош — убить полсотни людей, прихлопнуть их, как тараканов — это тебе не пивка попить! Зверюга, еще тот!

Вероятно — самый опасный из заключенных "Тройки". Спокойный, как танк, и столь же опасный. В документах не говорится, где он служил до осуждения, но двух мнений быть не может — повоевал мужик досыта. Шрамы, а тело жилистое, сильное, как у "олимпийца". Даже не современного "олимпийца", а как у статуи Геракла — стальные мышцы, жилы, выпуклости, и ни одной жиринки! Только Геракл массивный, а этот худощавый, гибкий, как шланг. Сосед его рассказывал — Зимин чуть не узлом завязывается, растяжка потрясающая. Так что вряд ли он служил на складе, выдавая кальсоны. Спецназовец — рупь за сто! Гэрэушник — к галдалке не ходи!

Следующие партии заключенных ушли за ворота без приключений, и Конкина это дело очень даже обрадовало. Теперь можно было спокойно заниматься "домашними" делами, не думая о том, что в камерах от голода и жажды сходят с ума особо опасные маньяки-убийцы, и что скоро придется освобождать корпуса от их трупов.

Ушли — и ушли. Все! Забыли! Навсегда! И слава Богу...

________________________________________________________________

— Ты уверен, что они понимают? — Властитель посмотрел на чужеземцев, и пренебрежительно наморщил нос — А чего они так воняют?

— Не знаю, Величайший! — маг почтительно наклонил голову — Возможно, что это особенность расы. Ну есть же у нас рагиз, у которого под хвостом вонючие железы, чтобы отпугивать неприятеля, вот и эти такие. Понюхает их противник, и не станет трогать!

— Вы бы посидели без воды на такой жаре в камерах, не так бы завоняли! — выкрикнул татуированный с ног до головы мужчина лет тридцати пяти — Недомерки поганые! Воняем мы им, сукам!

— Заткнись, дурак! — сквозь зубы процедил полковник Слюсарь, и потупил взгляд, чувствуя, как внимание Властителя перешло на него — Забыл, что с тем стало?

— Какой непочтительный чужеземец! Раб! — с усмешкой констатировал человек, сидевший на троне, и повел пальцем — Поучите его манерам. Убивать не нужно. Пусть другие видят, и расскажут своим соратникам.

Татуированного схватили под руки, он вырвался, ударил одного из телохранителей Властителя локтем, извернувшись, как змея. Тот отлетел метра на два и затих, запрокинув голову. На возмутителя спокойствия навалились еще несколько человек, и исчез под грудой тел, рыча, как дикий зверь, попавший в ловушку. Но не прошло и пяти минут, как он был уже связан и стоял с вытянутыми руками, подтянутыми кверху. Его мускулистое тело блестело от пота, а кое-где на нем виднелись ссадины и потеки крови.

— Это Маларчук — тихо прошептал Слюсарь — Налетчик. Банду свою организовал — грабили предпринимателей. Я хорошо его помню. Абсолютно безбашенная тварь! Ему давно надо быть на том свете!

— Как и всем нам... — задумчиво сказал Зимин, глядя на то, как к Маларчуку подходит человек в сером костюме с кожаным передником, похожий то ли на кузнеца, то ли на сантехника. Сходство стало еще более разительным, когда человек достал из кожаного саквояжа колечко, будто хотел сменить прокладку у крана.

Но никакой прокладки он менять не собирался. Мастер Разак ловко, коротким точным движением обездвижил раба, ударив его в поддых, схватил белокожего чужеземца за голову, запрокинув ее вверх, и выверенным, годами отточенным движением вонзил в носовую перегородку бундаря оточенное как шило сверло. Пара движений — и дырка готова. Еще секунда, и кольцо защелкнулось навсегда. Теперь его можно было только распилить или разрубить, но на это уйдет много, очень много времени — сталь, укрепленная кузнецкой магией, плохо поддается разрушению. Из этой стали делают лучшие клинки, которые не ломаются даже под ударами кузнечного молота.

Еще несколько секунд, и к колечку приклепана цепочка — обычная, безо всяких изысков — на такой держат дворовых псов.

Цепочку зацепили за столб, у которого стоял татуированный, руки ему развязали, и он приходил в себя, бессмысленно глядя на свои руки, залитые кровью из носа.

— Смотри, что сейчас будет! — с непонятными интонациями в голосе сказал Слюсарь, и Зимин застыл, чувствуя, что сейчас и правда что-то произойдет. И оно произошло.

Маларчук, особо опасный, осужденный на пожизненное заключение налетчик, убийца как минимум двадцати человек, среди которых были женщины и дети, рванулся вперед, не обращая внимания на то, что кольцо рвет плоть, ломая хрящевую перегородку. Он был похож то ли на атакующего быка, то ли на нападающего в американском футболе (что суть одно и то же — яростный напор и тупость), и Зимин невольно удивился — насколько же безумен был бандит! То ли он не понимал, чем все может закончиться, то ли на самом деле спятил, но Маларчук несся к трону с такой скоростью, что казалось — через секунду, и он вцепится зубами в этого лощеного красавчика в белом, безмятежно наблюдавшего за происходящим.

Не до бежал. Темнокожий человек, стоявший справа от трона, сделал быстрое, почти неуловимое движение, и нападавший рухнул к ногам Властителя, слегка поднявшего брови в неподдельном удивлении. Он не верил своим глазам — как это ничтожество посмело напасть на Властителя?!

Зимин отдал должное выдержке смуглокожего — он не пошевелил ни одним мускулом, не дернулся, не вскочил с места — просто сидел, и смотрел на происходящее, как на театральное представление. Когда нападавший затих, Властитель своим мелодичным, мягким голосом спросил у стоявшего справа седовласого мужчины:

— Они что, все такие неукротимые? Забавно! Он еще жив?

— Жив. Оглушен, о Властитель! — телохранитель, который щупал шею Маларчука, выпрямился, и посмотрел на господина — Перерезать ему глотку?

— Это слишком быстро! — поморщился Величайший, и снова посмотрел мага — Придумайте что-нибудь поинтереснее, чтобы не сразу умер, и чтобы его пример отвратил остальных чужеземцев от необдуманных поступков. А пока расскажите мне, что вы узнали от пленников. Кстати, почему здесь только десять? Вы что, не смогли обучить языку остальных?

— Мой господин! — поклонился один из замов главы гильдии, тот, что помоложе — Мы обучили ВСЕХ! В разной степени, но всех. Изъясняться и понимать наш язык может каждый из чужеземцев. Но представили тебе только тех, кто как нам показалось, был поинтереснее остальных. Зачем тебе, мой господин, нюхать смрад от полутора сотен рабов? Достаточно и десятка — даже слишком достаточно! Нам не хотелось истязать твое обоняние запахом помойки. Но если прикажешь — сюда тотчас же доставят всех чужеземцев!