— Полагаете, — предположил Бруно, — что непотребство на пирушке было им разыграно? Прикрытия ради?
— Он почти что сказал мне это открыто, — многозначительно кивнул инструктор; Курт недоверчиво хмыкнул:
— Eia[31].
— Кроме того — как вы думаете, я, безвылазно сидящий в этом монастыре уже несколько лет, откуда знаю эти подробности? Откуда бы мне знать, что мысли эти в нем возникли после бесед с придворным капелланом, очень уж тепло отзывающимся о Конгрегации?
— Парень или полный идиот, — качнул головой Бруно, — или весьма неглуп. Или честно не соображает, что творится вокруг него, или норовит играть.
— И что, по-твоему, ближе к истине?.. Вот так-то. Учтите это на будущее.
— Ну, — передернул плечами Курт, — мы ведь именно на это его и натаскивали — думать. В правильном направлении.
— Дельное замечание, — усмехнулся Хауэр и вздохнул уже серьезно: — Парню пятнадцать. Кто угодно другой в таких летах может пребывать в невежестве и беспечности, но будущему Императору — зазорно. Ему предстоит управлять огромной страной, кодлой рыцарей и держать спину прямой перед немалой оравой конгрегатских служителей, которым уже теперь многие из господ рыцарей и хваленой личной стражи в подметки не годятся. Ему в недалеком будущем вести в бой свои войска; а только слепой и глухой не понимает, что этим все и должно кончиться рано или поздно — и скорее рано. У него впереди жизнь, в которой надо будет уметь не только правильно кланяться и в нужной пропорции отмерять почтение в тоне при словах 'многоуважаемый собрат король'.
— Остается надеяться, — заметил помощник многозначительно, — что он руководствовался именно этими соображениями, напрашиваясь сюда, а не его венценосный батюшка перехватил его у нас, покуда мы тешили себя горделивыми помыслами о том, как удачно и успешно взрастили змею на императорской груди.
— И это при беседах с ним тоже надо учитывать.
— А какова наша роль в этих беседах? — с неудовольствием осведомился Курт. — Мы здесь к чему? Кто-то решил, что у нас нет иных дел более?
— Ну, полагаю, скажи я, что пара некромантов подняла Альберта Майнца, ты наверняка рванул бы через всю Германию, бросив дела, дабы это увидеть.
— С парой ордеров в сумке, — согласился он; Хауэр снисходительно отмахнулся:
— Брось. Некромантов, само собою, воздвиг бы на костер, а вот оживленному вцепился бы в глотку и не упокоил бы, доколе вдоволь не насладился б обществом своего кумира... Помнишь, Гессе, несколько лет назад я сказал тебе, что ты становишься не последним человеком в Конгрегации? Так вот тебе новость, Молот Ведьм: ты им стал. Наследник неглупый парень, придворная жизнь вбила в него толику смышлености, мы — разумности, но ему всего лишь пятнадцать, он в душе всего лишь мальчишка, и его знакомство с тобой — использование им своего служебного положения в личных целях. Думаю, если б Конгрегация наладила выпуск гобеленов с твоим ликом, один такой точно висел бы в его покоях. Где-нибудь между изображениями царя Ирода и Александра Великого.
— Ну, а я-то на что? — вздохнул помощник.
— А ты, Хоффмайер — где-то между Блаженным Августином и Христом. И ты — следи за тем, что говоришь, даже больше, чем Гессе. Пусть ты к блюду 'легенда Конгрегации' лишь приправа, на твоем месте я был бы готов к сердечным беседам о вере, святости... и ненароком — о секретах твоего начальства; ты служишь с ним вместе почти девять лет, и кого надо разводить на задушевность, дабы вызнать его тайны? Будь в его биографических откровениях осмотрительней.
— Я уж поберегу неокрепшую юношескую психику, — кивнул Бруно с усмешкой. — По сану полагается.
— Предписания сверху есть? — уточнил Курт. — Я должен сделать, сказать, добиться чего-то конкретного?
— Ничего. Судя по всему, руководство полагает, что твои скромные мыслительные способности вполне могут совладать с ситуацией самостоятельно. От себя могу сказать — не напирай. Направлением парня на верный путь занимаются люди потолковей тебя; отвечай на вопросы, будь приветлив, учтив и приятен в общении.
— Вы ни с кем его не спутали? — усомнился Бруно; инструктор нахмурился:
— Без шуток. Если он разочаруется в тебе, Гессе... Разочарования в Конгрегации, само собою, не совершится, однако общее представление будет несколько подпорчено. Вывернись через задницу, но наследник должен влюбиться в тебя всеми фибрами души. Боготворить. Обожать, как родного отца.
— Вот это как раз и было бы нежелательно... Да я, как будто, не умственно убогий, — заметил Курт, когда инструктор еще суровей сдвинул брови. — Уж по меньшей мере способен отличить допрос от беседы с наследным принцем.
— Надеюсь, — с нескрываемым скепсисом отозвался Хауэр. — Переведите дух. Отдышитесь с пути; даю полчаса.
— А кормить нас сегодня не намерены?
— Кормежка — в обществе наследника, в его комнате. Не делай мечтательные глаза, Гессе: в пищу наш гость употребляет все то же, что и мои парни, и ты, и я сам; никаких изысков ради его появления не предусмотрено. Он желал испытать бытие лагеря зондергрупп — он его получил. И к слову. Эта твоя поездка сюда задумана по большей части именно ради того, чтобы показать тебя наследнику, и основное время вы, разумеется, будете проводить подле него, за его столом или где ему вздумается — словом, там, где этого будет требовать дело. Но. Не думайте, что я вот так просто позволю вам прохлаждаться. Закончив разговоры, вы будете уходить на плац, отобедав с ним — растрясать жирок на пробежке. Это не помешает ни тебе, Гессе, ни в особенности святому отцу, который по году не кажет сюда своего ученого носа. Бездельничать вы не будете.
— Не сомневаюсь, — вздохнул помощник, и Курт чуть повысил голос, помешав инструктору высказать свое мнение относительно подобных сетований:
— А что наследник? Его ты и впрямь намерен ознакомить со всеми теми прелестями жизни, что выпадают на долю твоих воспитуемых? Ты ж убьешь парня.
— И медяк ему тогда цена как будущему главному воину державы, — буркнул Хауэр, тут же отмахнувшись: — Нет, само собою. Для него я продумал распорядок попроще, учитывая возраст, степень его умений и прочее... Должен сказать, за те два месяца, что он провел здесь, успехи он сделал весьма внушительные; я, разумеется, не говорил этого ему, но скажу тебе. В одном парню не откажешь: распоряжения он исполняет четко, с указаниями не имеет дурной привычки спорить, выкладывается, как может, и старается искренне. Какие бы планы ни роились в его голове, наши, императорские или его собственные, одно точно: пребывание здесь он использует не только лишь для любования альпийскими красотами и услаждения горным воздухом, но и по прямому назначению в первую очередь.
— Это повод.
— Какой?
— Гордиться будущим Императором, — пожал плечами Курт. — Или насторожиться. Собственно, одно другому не мешает... Я, несомненно, рад успехам юного наследника, однако меня более тревожит другой вопрос: ты уверен, что удалось сохранить нужную степень закрытости при исполнении всей этой суеты? Пойми правильно, Альфред, до сего дня даже о самом существовании этого лагеря не знала ни одна живая душа из посторонних, и...
— Это просто-таки плевок мне в морду, — оборвал Хауэр. — Полно тебе, Гессе, неужто ты думаешь, что старший инструктор зондергрупп озабочен этим вопросом менее тебя?
— Нет, я думаю, что твоя обеспокоенность любыми проблемами сдаст позиции перед императорским напором — потому что, как ты сам заметил, у тебя просто не будет выбора. В моем воображении рисуется ужасающая картина: толпа оруженосцев и дядек в сопровождении грохочущего рыцарского воинства, окруженного глашатаями и музыкантами. Вколотить в мозги некоторых личностей мысль о том, что вовсе не нечто подобное означает 'скрытое перемещение', порою бывает весьма сложно.
— Мы были в шаге от этого, — покривился Хауэр. — Но тут, Гессе, ты плюешь уже в морду руководству. Наверху, чай, сидят люди не глупей тебя, и кому урезонить императорские замашки — тоже нашлось... Да, увы, сохранить полную секретность не удалось; не знаю деталей, но уверен, что это так. После тех посиделок и устроенной принцу взбучки наш капеллан высказал мысль о том, что пребывание наследника в учебке Конгрегации пойдет ему на пользу как в смысле духовном, так и в физическом. Император поначалу уперся — наверное, не сразу сообразил, куда его приглашают и что он с этого мог бы иметь.
— То, что ты говоришь сейчас, известно уже не со слов парня?
— Это уже наша информация, — кивнул тот. — Кое-что мне все-таки вкратце изложили, дабы я был в курсе сложившихся обстоятельств.
— И? — поторопил его Бруно. — Что же или кто убедил его?
— Чудо, — просто отозвался Хауэр. — Была устроена демонстрация навыков, которые предлагалось постичь царственному отпрыску — совершенно случайно неподалеку как раз оказалась зондергруппа, буквально в дне пути.
— Случайно, — повторил Курт. — И в самом деле, не иначе как Господне чудо.
— Промысел Божий, — согласился инструктор, не дрогнув лицом. — Зрелище было на уровне лучших рыцарских сказаний. Келлер предложил выставить пару любых мордоворотов из императорских вояк на выбор, с которыми в бою сойдется даже не он (к лицу ли такая ерунда шарфюреру? Aquila non captat muscas [32]), а рядовой боец, состоящий в зондергруппе чуть более пары лет.
— Мордовороты целы? Или хотя бы живы?
— Не возводи поклеп, Хоффмайер — уж за этим следили с тщанием; не хватало еще заводить врагов средь императорской стражи... Живы. И при конечностях. Ну, морально попраны и, возможно, не вполне здоровы, но они парни крепкие, не страшно. Главное заключается в том, что цель была достигнута. То ли Его Величество заинтересовался явленными умениями, то ли до него с запозданием дошло, наконец, в какое Святая Святых приглашают его чадо, то ли иное что, но — вот, принц здесь. Поначалу — да, ты прав, предполагалось, что он направится в наше потайное укрывище едва ль не под фанфары, в окружении штата охраны, прислуги и Бог знает кого еще, быть может, и обозных девок, не знаю, что там пришло в голову нашему правителю; и здесь сил и велеречия пришлось приложить уже поболе. В идеале — полагалось бы отослать парня в сопровождении пары зондеров и не мозолить людям глаза; но кто же отпустит единственного престолонаследника в неведомые дали в компании двух головорезов? Император и не отпустил.
— И его сложно не понять, — заметил Бруно. — Если с принцем приключится несчастье... Он вдовец, других сыновей нет; нет даже, на худой конец, дочери, дабы продолжить укрепление его начинаний хотя бы так, indirecte. Это — даже если не допускать в Императоре элементарных человеческих чувств, среди которых не последнее место занимает странное нежелание видеть свое потомство убитым.
— Он прекрасно знает, — хмуро возразил Хауэр, — что для Конгрегации его детище не менее ценно, чем для него самого. Если какая напасть — Келлер, не задумавшись, положит половину группы, но сохранит ему жизнь, и для того, чтобы понять это, не надо иметь простодушного доверия и упования на благочестие конгрегатских служб, для этого надо осознать простую вещь: нам нужна благосклонная императорская династия не меньше, чем ей — лояльная Церковь... Ну, да Бог с ним. Образумить его в некотором роде все же удалось, и мы таки нашли некий compromissum. Наше предложение он оспорил, но и задуманное им обозное путешествие тоже к рассмотрению не было принято. Перевозили парня на перекладных от лагеря к лагерю, не светясь в крупных городах, в простом платье, в сопровождении нескольких телохранителей. Вперед высылалась вторая группа, осматривалась местность, обследовалась на предмет безопасности, и лишь после этого там появлялся наследник. Схему действий разработал Келлер лично и контролировал сам. И обоз все-таки снарядили. Честь честью, как и планировалось, с поварами и походным лупанарием, при охране и с прислугой. Никто не говорил, что в нем будет наследник, но никто и не отрицал — просто в противоположную сторону направился целый караван, по коему видно было, что едет не рыбак и не золотарь.
— А кого увидели бы вздумавшие проверить, кто именно прибыл в конечный пункт?
— Какого-нибудь придворного казначея, отряженного в N-бург сосчитать императорский налог с особым тщанием; не знаю. Не могу также представить, насколько это помогло. Император божился, что о маневре с обозом никому не обмолвился, но что-то меня одолевают сильные сомнения по этому поводу. Разумеется, следом за принцем с охраной шли несколько наших парней — присматривали за всей этой братией; так, по-тихому, дабы не провоцировать недовольства... Уж в том, что касается местоположения учебки, за секретность могу поручиться головой. Никто посторонний ничего не видел и не знал.
— Кроме тех, кому обо всей этой затее наш Император успел по секрету растрезвонить при дворе, — уточнил Курт; Хауэр развел руками:
— Думаю, не без этого. Я ведь сказал сразу: полную закрытость соблюсти наверняка не удалось. Мы друг другу не верим, он пытается следить за нами, мы шпионим за ним, а при таком подходе рано или поздно кто-то из нас попадет впросак. Поскольку отбором наших агентов занимаются знающие люди, этим 'кем-то', скорее всего, будет Император.
— Иными словами, — подвел итог помощник, — вы полагаете, что по всем тайным сообществам, от политических до малефических, уже брошен клич соглядатаями при дворе? Путешествие сюда, замечу, закончилось без происшествий. А покушение в стенах этого лагеря — вещь невероятная.
— Nil ardui est[33].
— Принц здесь уже два месяца, сказали вы.
— И это, Хоффмайер, самый крепкий аргумент к тому, чтобы остерегаться с каждым днем все более, — возразил инструктор, — особенно, когда наши противники это люди и нелюди, имеющие в своем арсенале столь многочисленные способы воздействия, средь которых болт промеж глаз — не самый опасный. На месте злоумышленника я бы выждал. Или подловил бы свою цель на обратном пути.
— Меры предосторожности? — уточнил Курт; тот вздохнул:
— Кое-что. Сам понимаешь, нагнать сюда армию — это тоже не дело. Собственно, лишними бойцами я особенно не запасался — все та же стража, что и прежде, только смотрят внимательней; из новых людей — исключительно принцевы телохранители. Их, как я уже говорил, пятеро. Двое всегда в его комнате, трое всегда при нем, куда бы он ни шел.
— И на тренировках?
— Там в первую очередь.
— Опасаются, что ты ненароком свернешь парню шею?
— Если ты намеревался породить остроту, Гессе, попытка была неудачной, — серьезно ответил инструктор. — Мне попросту сказали это открыто. Среди тех троих неизменно наличествует их старший, и он следит за мною так, словно я любую минуту только и думаю, как бы этак посподручней выпустить наследнику кишки. После первых пары недель меж нами едва не дошло до рукоприкладства — он дергался и кидался на меня с порицаниями всякий раз, как августейшему отпрыску перепадало по августейшей макушке или по иной какой августейшей части тела. Едва сумели уладить миром; но и по сю пору, стоит лишь мне замахнуться сильней обыкновенного или угодить по драгоценному господину принцу крепче, нежели обычно — он дергается, будто укушенный. У меня от его содроганий у самого neurostenia развилась, веришь...