"Химеры", книга первая.

Герейн поблагодарил кивком и вышел. Двери лифта беззвучно закрылись.

Пустой бетонный короб, длинный коридор. Скупое электричество — дролери не требуется много света, а люди здесь не появляются.

Клац, клац, клац — эхо шагов побежало вперед, ударилось о стену на повороте, вернулось. Клеш-клеш-клеш — зашелестело за спиной. Герейн шагнул за поворот, на долю секунды лицо облепила — и прорвалась — невидимая паутина.

Защитный экран.

Абсолютный мрак. Герейн знал, что если вытянет руки в стороны — не коснется стен. Он просто шагал вперед — вслепую, с заложенными ушами, не слыша теперь ни шагов, ни собственного дыхания.

Еще один экран — лопнул пузырь темноты.

Зал размерами с авиационный ангар; потолок утонул в черных тенях. Ряд туманно светящихся стеклянных перегородок, следующую видно сквозь предыдущую; по стеклу гуляют муаровые разводы, вспыхивают медленные молнии. На четвертой или пятой — в глубине зала — неспешно плывет зеленое и голубое, в белых перьях облаков проглядывает знакомый контур берега, пестрые квадраты полей; на месте Катандераны — проблескивающая серая клякса, опутанная венами дорог, обнявшая бухту.

"Серебряные крылья" эскадрильи Его Верховного Величества не могут подняться на ту же высоту, с какой глядит огненным оком один из летучих скатов господина Врана. И никто не может, слава Господу. Даже чертов Эль Янтар.

Который из скатов смотрит сейчас на столицу? Райо, Серый Котик или Серп?

Ближайший экран словно падающим снегом задернуло, наискосок посыпались какие-то знаки — ни один Герейну знаком не был. Слева направо — и сразу, оказывается, справа налево; нет, снизу вверх, то есть наоборот... Герейн успел зажмуриться и опереться о стол, чувствуя, как взмокла в перчатке ладонь. Под ногами тошнотворно качнулась твердь.

— Вран, черт тебя дери! — крикнул король. — Выходи сейчас же!

Голос погас, даже не вылетев из горла.

— Вран, твою мать!

С тем же успехом можно было кричать под водой. Горло заныло. Герейн открыл глаза, поглядел на всполохи, пробегающие по полированному дереву столешницы. Рядом с его рукой на эбонитовой подставке стопкой стояли несколько хрустальных пластин. Золотая проволока сложнейшим узором врощена в хрусталь. Рядом дролерийский тестер — платиновая палочка размером с карандаш — и горсть желтоватых полупрозрачных кубиков, похожих на тростниковый сахар — генераторы. Когда-то, будучи мелким и наглым, Герейн стащил такой кубик и сунул его в рот — небо пронизало иголками, язык тут же прилип, будто Герейн лизнул металл на сильном морозе. Вран пальцем выковырнул кубик из мычащего рта и пообещал, что в следующий раз выдернет юному Лавенгу зуб.

Следующего раза, конечно, не случилось.

Герейн взял тестер и уронил его на стол. Металлическая палочка упала беззвучно, словно на войлок. Но из-за ближайшего экрана шатнулась высоченная угловатая тень. Как Вран подошел, невидимый сквозь прозрачное стекло, Герейн не понял... да ему было уже все равно. По узкому, очерченному синеватым светом лицу летели тени неизвестных знаков, провалы глаз черны.

— Ты! — немо крикнул Герейн, ткнув его в грудь кулаком. — Где агиларовский мальчишка?

Вран молча положил руку королю на плечо и подтолкнул в сторону. Герейн пошел, скрипя зубами. Он ненавидел драться на чужой территории, а территория Врана всегда была чужая.

Они прошли между стеклянных стен в пурге летящих формул — или что это там летало — к чернеющему в ячеистой стене дверному проему. Опять прорвался пузырь — и Герейн заморгал, привыкая к яркому свету.

Скучный врановский кабинет: четыре стены, стол, за столом кто-то сидит, уткнувшись в экранчик поплавка; шкаф, несколько стульев у стены.

На стульях лежит человек... Подросток. Бледный до синевы, рубашка расстегнута, на жилетке мокрое пятно; лицо и взлохмаченные волосы тоже мокры.

— Проклятье! — Герейн бросился к парню, стянул зубами перчатку, принялся щупать под челюстью. — Ты убил его?!

— Мальчишка в обмороке, — сказали от стола. Герейн свирепо уставился на главу Управления цензуры и информационной безопасности. Тот закрыл поплавок и поднялся. — Я вызвал Таволгу, Ваше Величество.

Вран оперся крестцом о край стола и сложил на груди руки — тускло-черная, под потолок, глыба с неподвижным лицом. Он смотрел на Герейна, и Герейн ощущал себя прозрачным, почти несуществующим.

Другой позабыл бы, зачем пришел, но Герейн прожил под этим взглядом всю сознательную жизнь. Ну не то чтобы всю жизнь, но встречался довольно часто.

— Отвечай, Вран, — потребовал король. — Что ты с ним сделал... И какого черта?

— Полночи в этом... детеныше нет, — медленно проговорил тот. Губы его едва шевелились. — Лучше бы была.

Лавенг взвился.

— Параноик чокнутый! Это же дети, химерки! Играют себе, никого не трогают. Ты с ума сошел — так оскорбить высокого лорда! Я отдам Агилару твою голову. Раз ты ею не соображаешь ни хрена. Они как раз собрались у тебя под дверями и требуют крови. И Макабрины с ними.

Вран наклонился вперед. На нем был черный, длинный, наглухо застегнутый халат. Тяжелые как нефть волосы перехвачены канцелярской резинкой. На лице лежала тень, будто Вран стоял по ту сторону дымящего костра. На плече искрой горел алый значок "Плазмы".

— Мне нет дела, чей это сын. Он проводник.

Герейн оскалился, как зверь.

— Гражданская война из-за того, что твоей левой ноге что-то примерещилось — это, знаешь, слишком! Все рыцарство обратится против нас, я буду вынужден или драться из-за тебя со своими людьми, или потребовать, чтобы вы убирались в Сумерки. Тебе придется публично извиниться, Вран, перед Агиларом. И спасибо, если он примет твои извинения. И дай бог, чтобы Таволга привела мальчишку в приемлемый вид. И так оппозиция разносит слухи, что дролери едят детей. Едят, черт бы вас побрал!

— Ваше Величество. — Под нос Лавенгу просунулась рука, сжимающая пачку фотографий. — Посмотрите, пожалуйста, сюда.

— Что это?

— Посмотрите, — настаивал День.

Фотографий было штук пять. Изображение на каждой из них — справа или слева, а то и с обеих сторон — обрезали темные полосы. Съемка шла, очевидно, из-за приотворенной двери или из-за портьер.

Группа подростков вокруг стола, на столе распростерт полуголый человек. Это морг, что ли? Анатомический театр?

Герейн нахмурился, всматриваясь.

У человека на столе завязаны глаза и заткнут кляпом рот.

И он лежит на заломленных под спину руках.

Над ним склонился светловолосый паренек с кинжалом в кулаке. Ясно виден профиль. Замаранная сажей глазница, страшновато блестит белок. От угла рта к скуле тянется темная линия, превращая пухлые, почти детские губы в гадючью безразмерную пасть.

На второй фотографии лезвие в руке подростка чертит по шее жертвы черную борозду.

На последующих трех снимках борозда открывается щелью, и из нее льется на грудь лежащего, на стол и на пол блестящая смола — черная на белом и сером.

Тело меняет позы, ерзает по столу; вот чьи-то руки придерживают его, чтобы не свалилось... Размалеванные лица подростков бледны; парень, схвативший жертву за ноги, стиснул зубы. Рядом одна из девочек зажала рот рукой. На другом фото девочка уже скрючилась, сложилась пополам, потерялась за спинами товарищей.

Лица раскрашены, но не настолько, чтобы озадачить специалистов из конторы Дня. Кто такой парень с кинжалом, ясно и без специалистов.

— В конверте была еще записка, — День протянул полоску бумаги. "Лидер подростковой секты — Стрев Агилар". Напечатано на машинке. — Конверт пришел на имя Врана с сегодняшней утренней почтой.

— Что это? — Во рту появился металлический привкус, Герейну захотелось сплюнуть. — Какой-то мерзкий обряд?

— Дети призывали Полночь, Ваше Величество, — сурово сказал День.

— И призвали ее, — пророкотал Вран.

— Это подделка, — Герейн бросил фотографии на стол. — Чья-то подстава и провокация. И она удалась.

— Конечно, это подстава и провокация, Ваше Величество, — согласился День. — Вы абсолютно правы. Но это не подделка. К сожалению.

— В любом случае, Вран, с этими документами ты должен был обратиться в криминальное управление, а не творить самосуд, смертельно оскорбляя моих верных. Да, судя по всему, мальчик совершил преступление, но хватать его и допрашивать — не твоя забота.

Вран приподнял бровь.

— Ты лучше меня разбираешься в моих заботах, Рэнни? — Голос у него был глухой и очень низкий. — Боюсь, ты напридумывал себе чего-то. Нафантазировал. Моя забота — служить Королеве и Сумеркам. И присматривать за тобой и Сэнни, как Королева просила. Этим я и занимаюсь.

— Я пришел к тебе сюда как заложник, Вран. Потому что пока я здесь, Агилар и его люди не станут штурмовать Песий двор. Они честно ждут живого и здорового мальчишку и твоих извинений. Если я не предоставлю им того и другого, мне твой присмотр не поможет, знаешь ли.

Длинные веки Врана опустились, скрывая усмешку.

— Пусть штурмуют, мы даже стрельбы не услышим. День, — он обернулся к соплеменнику, — скоро там Таволга?

Тот опять щелкал клавишами поплавка.

— Едет.

— Если хочешь, можешь присутствовать при допросе, Рэнни. Может, тебе эта маленькая дрянь скажет больше, чем мне. Не суетись, верну я мальчишку твоему человеку. Наказывать не собираюсь. Только сперва выясню, какую именно тварь и на каких условиях они вызвали. И откуда узнали про обряд. Нельзя позволить, чтобы такое повторилось.

— Ты вернешь его, как только он придет в себя.

— Ренни. — Вран потер двумя пальцами переносицу. — У тебя неверные приоритеты. Ты занялся каждодневной мельтешней и не видишь дальше собственного носа. На такую жертву, — прямой, как гвоздь, палец постучал по фотографиям, — призывается не мелочь. Это — высший демон. Молись, чтобы это был какой-нибудь серпьент или другой монстр, который только жрет и крушит.

— Вран прав, Ваше Величество, — подал голос День. — Мальчика придется допросить прямо здесь и сейчас. Проблема может оказаться серьезнее, чем вы предполагаете.

Герейн стиснул зубы. Все его познания на предмет Полночи были чисто теоретическими. Обширными — но, за каждодневной суетой, — действительно почти забытыми.

— Таволга спускается, — сказал Вран.

— Я встречу.

День вышел. Герейн шагнул к лежащему на стульях подростку. Еще раз пощупал пульс. Еле нащупал.

— Что ты с ним сделал?

— Посмотрел, нет ли демона внутри.

— Дьявол. А если ты спалил ему мозги?

Вран пожал плечами.

— Дьявол, — повторил Герейн.

Отворилась дверь, вошла Таволга, бледно-золотая, тонкая, с невенитской сумкой через плечо.

— Вра-ан! — Тотчас бросилась к мальчику. — Как ты мог!

— Хилый детеныш, — буркнул тот. — Сразу отключился. Я и вопроса задать не успел.

— Высокое небо... разве так можно! — Вспорхнули тонкие руки, огладили воздух вокруг белобрысой головы. Спустились к груди, задвигались, разбирая, распутывая невидимые нити. — Сила есть — ума не надо. Изувер.

Мальчишка шевельнулся и застонал.

— Рэнни, посади его. — Таволга встряхнула кисти и снова принялась гладить воздух у висков юного Агилара. — День, принеси воды.

Герейн приподнял и посадил парня на стул. Голова мотнулась, между век блеснули белки.

— М-м-м-м-м-м!..

— Вода, — под нос сунулся стакан.

— В сумке, в темной бутылочке, — сказала Таволга. — Накапай.

Запахло лекарством. Герейн придерживал расслабленное тело за плечи. Приняв стакан, Таволга понемножку поила несчастного. День, присев на соседний стул, растирал ему руки.

— М-м-м-м-м-м-м... В-ваше В-величество... — мальчишка поперхнулся. Дернулся, пытаясь вскочить.

— Сиди, — велел Герейн. — А то опять грохнешься.

Глаза Стрева заметались от одного лица к другому, вернулись к Герейну; в них застыла мольба.

— Стрев, — сказал Герейн. — Ты, конечно, натворил дел. Но Врану я тебя не отдам. Я твой король, я пришел за тобой, ты принадлежишь мне.

Мальчишка закивал и чуть снова не опрокинулся.

— Сиди и не двигайся. Помоги своему королю, скажи правду. Кого вы призвали, когда совершили обряд?

— Н-най... марэ — пролепетал мальчишка.

День выругался. Таволга ахнула. Вран молчал, и молчание его было оглушающим.

— Кто додумался принести жертву? Ты? Кто-то другой? Чья это была идея?

— Учи... тель... — Стрев не мог смотреть на короля, зажмурился. Из-под век поползли слезы. — В-ваше Величество! Мой король... я... простите меня.

— Прощу, если поможешь мне исправить твою ошибку. Твой учитель — кто он? Его имя?

Мальчишка всхлипнул. Глубоко вздохнул, пересиливая спазм. Потом выговорил хрипло:

— Это... Сайран Флавен... мамин дядя...

* * *

— Господина Дня сейчас нет на месте, — сказал секретарь.

Рамиро еле удержался, чтобы не выругаться.

Ну надо же, когда не надо — целыми днями торчит у себя в конторе: вон в приемной висит огромный плакат, видимо, сотрудники подарили — "День круглые сутки".

Надо же, золоторогому не чуждо чувство юмора. Или это девиз его Управления?

"День круглые сутки"... ну и где он шляется?

— Его вызвали в "Плазму", — сжалился секретарь. — Что-то срочное.

Еще бы.

Он поспешно попрощался и покинул приемную. Резиденция "Плазмы" находилась неподалеку. Проще поймать Дня там, чем безуспешно названивать по телефону.

После нападения на особняк Агиларов он развез по домам Лару и едва пришедшего в себя Виля, который сам не мог уверенно вести машину.

Впрочем, Вильфрем, как настоящий профи, едва придя в себя, тут же начал задавать вопросы.

Рамиро замучился на них отвечать, пока рулил в портовый район, где проживало семейство сэна Вильфрема.

— Повтори еще раз, — говорил Виль, ощупывая голову. — Агилар отказался выдать тело убитого?

— Виль, никто и не приезжал за ним. Я думаю, у Врана были веские причины так поступить... Но ворваться в дом одного из высоких лордов, захватить наследника...

— Что-то взбудоражило дролери. Обычно они осторожны.

— Сумасшедший дом, ей-богу. Если король не вмешается... Ты отлично знаешь, что всякий раз творится на совете лордов — Макабрины и Аверохи не могут успокоиться еще с гражданской войны. У старого Макабрина на Врана конкретно во-от такой зуб. Железный. Все это время его сдерживала присяга, но теперь Вран покусился на исконное право каждого рыцаря — неприкосновенность дома и семьи.

— Король вмешается, — уверенно ответил Виль и в очередной раз ощупал голову. — Я и сам поддерживаю взгляды Макабринов. Наука не должна зависеть от милостей чужой расы, тем более — военная наука. Но начинать сейчас междоусобицу — дичь, безумие. Нет никаких предпосылок.

— Мне всегда казалось: чтобы начать войну, предпосылки не нужны; нужно только горячее желание одной из сторон, — мрачно ответил Рамиро.

— Я потом не видел профессора Флавена, — Виль аккуратно повертел головой и поморщился. — Ему стало нехорошо?

— Хм...

Рамиро собрал мысли в кучу и понял, что не помнит, в какой именно момент Флавен исчез из столовой.