Lupus in fabulis, или Страсти из подворотни.

— ...они вместе с Никоном входили в "кружок ревнителей благочестия", возглавлявшийся царским духовником, протопопом Благовещенского собора в Кремле, Стефаном Вонифатьевым, и оказывали заметное влияние на церковную политику. — Когда я вошел, преподаватель и не подумал прерваться, договаривая фразу до конца, при этом глядя на меня. Почему-то в его глазах мне почудилась добродушная усмешка, хотя никаких эмоций на лице не отразилось. — А вот и еще один опаздывающий. Вам тоже пробки не позволили вовремя появиться на лекции?

— Простите? — Переход был таким резким, что я опешил, чем заслужил еще одну смешливую искру в темных зрачках.

— Говорят, сегодня на дорогах редкий ажиотаж. Вы уже четвертый пострадавший. Или Вас задержало что-то другое?

Подобным образом я не чувствовал себя, наверное, со времен младших классов. Отчаянно захотелось сказать правду, что проспал, опустить очи долу и извиниться. Попутно я ощущал, как щеки медленно заливает краской то ли стыда, то ли смущения. Взгляд преподавателя чувствовался почти физически — теплой вязкой тяжестью.

— Извините за опоздание, могу я пройти на свое место? — Глаз я все же не опустил и оправдываться не стал.

— Проходите, Рокланов. — Уже не обращая на меня внимания, он спокойно продолжил лекцию:

— Однако реформа, начатая Никоном, превратила бывших друзей в непримиримых врагов...

Я с ходу определил, о чем идет речь, и начал торопливо записывать, мысленно поставив себе галочку вечером прочитать параграф из учебника. Начало хотя бы. Терпеть не могу опаздывать и конспектировать урывками, но с нашим дорожным движением для такого сурка, как я, возможность в будний день попасть на лекцию вовремя близка к нулю. C'est la vie, как говорят наши французы.

Януарий, пока я искал место, некоторое время стоял у кафедры, ни на секунду не прерывая повествование. Когда же я, найдя местечко за третьей партой второго от окна ряда, наконец, сел, мужчина продолжил хождение. Но основная траектория его движения теперь почему-то пролегала именно в проходе между средним рядом и первым от дверей, причем амплитуда "челночного шага" постепенно сокращалась. Так что к концу лекции преподаватель фланировал строго между первыми и пятыми партами, постоянно проходя мимо меня, так близко, что я мог бы протянуть руку и тронуть его бедро, и меня постоянно обдавало приводимым им в движение прохладным воздухом. Это отвлекало, не говоря уже о том, что я перманентно чувствовал на себе его взгляд — именно его, я в том был уверен. И, как ни убеждал себя в том, что это просто излишнее тщеславие, мнительность или даже небольшая мания преследования — все мы немного психологи, не так ли? — оторваться от записей и взглянуть на него хотя бы раз на протяжении всей пары я так и не решился.

Но, несмотря ни на что, полтора часа прошли удивительно быстро. Так, что я даже удивлённо сверился с часами, когда по ушам резанул громкий звонок. Теперь у меня было пятнадцать минут, чтобы преодолеть небольшое расстояние до соседнего корпуса, где должно было проходить занятие по литературе. Уже выходя из аудитории, я не удержался и оглянулся. Януарий склонился над столом, что-то читая в тетради моего одногруппника. Тонкая черная прядка волос выбилась из шевелюры и падала ему на лоб. Он еще не успел надеть пиджак, который снял во время лекции, и светлая рубашка натянулась на плечах, подчеркивая мышцы. Я поймал себя на мысли, что не отказался бы снова увидеть это тело без одежды. Желательно, даже полностью обнаженным. Поняв, что думаю о чем-то не том, я спешно решил уйти и, не глядя, налетел на кого-то спиной.

В этот момент, словно почувствовав мой взгляд, преподаватель поднял глаза, безошибочно находя меня ими. Уже во второй раз за сегодняшнее утро я почувствовал, что начинаю краснеть. Одарив меня широкой улыбкой, мужчина вновь вернулся к обсуждению каких-то учебных вопросов со студентом. А я, наконец, вывалился в коридор.

Прохладный ветер на улице немного остудил голову. Так что теперь мне даже казалось странным собственное поведение. Я вполне осознавал, что историк привлекательный мужчина, но ведь это совсем не повод впадать в ступор от одного его вида. А уж "запасть" на собственного преподавателя было бы верхом глупости.

Уговаривая себя подобным образом, я быстро дошел до соседнего здания. Теперь надо было только подняться на третий этаж, но время еще было, так что я остановился на пороге немного подышать свежим воздухом.

Мимо меня проходили люди. Кто-то стремился на пары — грызть гранит науки, а кто-то — наоборот, выбегал из дверей Альма-матер и уходил, не оглядываясь.

— Привет. Ты на литературу, да? — Очнувшись от созерцания, я с удивлением обнаружил перед собой немного помятого Артёма.

— Ага. А ты чего вялый такой? Вчера же должен был выспаться.

— А я и выспался. — Последовавший зевок на фоне фразы был весьма забавен.

— Я и вижу. — Не удержавшись, я насмешливо фыркнул.

— Хронический недосып не лечится. — Мой бывший парень ехидно улыбнулся. А я вдруг вспомнил, как он вчера целовался в туалете с братом Януария. Раздраженный тем, что сегодня мне все время лезут в голову разные глупости, я резче ожидаемого спросил:

— Ты идешь?

— Ну, да. У меня фил-ах... — На середине слова он опять зевнул. — ...софия.

На лестничной площадке второго этажа мы разбежались, отправившись каждый в свою аудиторию. Надеюсь, хотя бы античная литература выбьет из моих мыслей всякую дурь.

Как тут же выяснилось, рано я понадеялся. Преподаватель античности — блёклая светловолосая худенькая женщина бальзаковского возраста, — почему-то именно сегодня решила преподнести нам оформленные в краткую лекцию свои мысли относительно Аристофана, причем на примере одного произведения, выбор которого лежал целиком и полностью на ее совести — вряд ли программа предусматривала именно эту комедию для подробного разбора. Быстро и нудно продиктовав основные данные об авторе, которые мы должны будем выучить к зачёту, дама с воодушевлением перешла к "Лисистрате". Нет, справедливости ради следует признать, что идеологический аспект произведения был тщательнейшим образом разжёван и распространённо обсуждён, но когда дело дошло непосредственно до сюжета...

Преподаватель восторженно зачитывала целые куски наизусть, сопровождая их игривыми комментариями, заставляющими девушек в аудитории постоянно оглядываться на немногочисленных представителей сильного пола, давящихся от беззвучного смеха, и глупо хихикать. Торжественная клятва женшин-делегаток в отказе от ублажения мужей с подробным перечислением, чего именно они не будут делать, была зачитана прямо из книги, чтобы, как пояснила женщина, "ничего не забыть и не перепутать". А во время сцены, в которой Клеоника дразнит своего мужа и в итоге ничего ему не дает, однокурсники корчились так, что казалось — еще чуть-чуть, и количество студентов на факультете романо-германской филологии сильно сократится. Несколько чересчур возбудимых девушек ухитрились попадать со стульев. Мне даже пришлось подать руку моей соседке-француженке.

Но смех смехом — понятия не имею, кто там что себе воображал, — а вот лично мне при упоминании ног, поднятых до потолка, и коленно-локтевой позы, высокопарно названной в исходном тексте "львиной", представлялись такие видения наяву с участием отнюдь не абстрактных людей, а вполне конкретных лиц, что лучше бы я не обладал столь образным воображением!

С лекции народ расходился приятно раскрасневшийся, но мне было жарко вовсе не от смеха...

Остаток учебного дня прошел монотонно и спокойно, если не считать растущего раздражения по поводу слишком объемных домашних заданий — звереют преподаватели, определенно, — но по дороге домой, сидя в автобусе и рассеянно глядя на проносящиеся мимо витрины магазинов, мне несколько раз пришлось одёрнуть уходящие в определённую степь мысли и напомнить себе, что я теперь один. Что просить помощи у того же Артема для получения эмоциональной разрядки уже нельзя. От осознания этого одиночество ощущалось как никогда остро. И настроение, и без того не особо радужное, медленно, но верно портилось.

* * *

Я выпрыгнул из автобуса, закинул рюкзак на плечо и неторопливо пересёк дорогу, игнорируя неуклюже тормозящие при моем приближении машины. Хотелось идти как можно медленней, чтобы хорошенько проветриться, прежде чем доберусь до дома.

Вот только прогулка по знакомым переулкам и дворам никак не способствовала улучшению душевного состояния, тем более что начало холодать и, кажется, собирался дождь. Но домой по-прежнему не хотелось. Лениво переставляя ноги, я размышлял, чем бы порадовать себя любимого, чтобы жизнь стала хоть немного приятнее. Раз уж привычные плотские утехи мне теперь недоступны.

Из небольшого магазинчика мне навстречу выскочила довольно привлекательная девушка, замотанная по уши в яркий оранжево-желтый шарф. Это цветовое пятно невольно притягивало к себе взгляд. Пока я рассматривал шедевр текстильной промышленности, барышня увлеченно шелестела оберткой шоколадного батончика, пытаясь добраться до сладкого. А что, это идея...

Пока я раздумывал, старания незнакомки увенчались успехом, и она довольно впилась зубами в шоколадку. Она жевала ее с таким аппетитом, что я только уверился в правильности пришедшей в мою голову мысли. В этот момент я был удостоен подозрительного взгляда. Видимо, слишком откровенно разглядывал девицу, и ее это смутило. Решив не накалять ситуацию дальше, я позволил себе подмигнуть сладкоежке и быстро вошел в минимаркет.

Внутри я еще какое-то время обдумывал, чего же именно мне хочется, но потом решил не мучиться и просто набрал множество разных конфет, в итоге добавив к ним еще килограмм цитрусовых. Оригинальный, однако, у меня сегодня намечается перекус.

На улице я не удержался и все же залез в пакет со сладостями. Как это ни странно, но шоколад действительно доставил удовольствие. И даже настроение слегка улучшилось. Уже не такой мрачный, я легким шагом продолжил путь домой.

Машину Януария Аполлинариевича я заметил на подходе к подъезду. Металлический черный зверь угрожающе крался со стороны другого выезда в город. Подумалось, что авто очень подходит хозяину. Несмотря на небольшую скорость, автомобиль меня все же опередил, заняв свое обычное место перед входом в дом. Почти одновременно открылись обе передние двери. И если со стороны водителя показались знакомые и в чем-то даже привычные мне плечи историка, то вот пассажирское место явно занимала женщина — с легким удивлением я смотрел на стройные ножки, обтянутые тонким капроном, выглянувшие из чрева машины.

Вот спутница моего преподавателя полностью покинула салон, захлопнув за собой дверь. Воистину прекрасная представительница нежного пола. Почему-то на первый взгляд, когда она повернулась к автомобилю, чтобы достать с заднего сиденья сумочку, показалось, что это зрелая дама не моложе тридцати пяти, очень ухоженная и элегантная. Но, приглядевшись, я уже не был так уверен насчет ее возраста. Казалось, я мог ошибиться лет на десять.

Короткая стрижка позволяла любоваться длинной шеей, выглядывающей из распахнутого ворота кожаной куртки. Косая чёлка, с одной стороны небрежно нависающая над глазом, с другой открывала вид на высокий лоб и темную бровь с небольшим надломом. Легкий загар гармонировал с естественно чёрными волосами — краска дает иной цвет, если судить по девушкам из моей группы. Броский темный макияж придавал глазам приподнятую к вискам удлинённую форму, но сами по себе они были большими и широко распахнутыми, светлыми — с такого расстояния разобрать их цвет было невозможно. Рот — небольшой, аккуратный, сочного вишневого оттенка, — кривила легкая усмешка, заставляющая вспомнить определение "улыбка в себя".

Она непринужденно подхватила Януария под локоть, позволив себе опереться на его руку, хотя вряд ли нуждалась в этом. Во мне вдруг начала зарождаться ревность. С удивлением я прислушивался к этому уже почти позабытому чувству. А ведь самое неприятное — это то, что никаких прав ревновать у меня нет. И вряд ли когда-нибудь будут.

— Эмиль! — заметил меня преподаватель. Неприкрытое тепло в его голосе меня приободрило, и я, поборов неизвестно откуда взявшееся замешательство, приветственно улыбнулся.

Они остановились передо мной, и женщина, внимательно посмотрев мне в глаза, с еле слышным шумом глубоко втянула в себя воздух.

Я же был более чем заинтригован. Сначала в профиле незнакомки мелькнуло что-то смутно знакомое, а затем, когда она под ручку с Януарием приблизилась ко мне, я смог, наконец, разобрать, что глаза у нее восхитительно зеленые, а нос... нет, не сам нос, но этот разрез ноздрей, трепещущих, словно у чутко принюхивающегося зверя... Боже, как я сразу не понял? Она точно его родственница, причем достаточно близкая — сходство так и бросается в глаза: цвет волос, форма носа, даже скулы, по-моему, те же.

Осознав этот факт, я, как это ни нелепо, здорово обрадовался и даже отчасти проникся к этой красавице, кем бы она моему... преподавателю ни приходилась, теплыми чувствами.

— Здравствуйте, — ляпнул я первое пришедшее на ум, начиная подозревать, что выгляжу идиотом. Не первый раз ведь видимся за день. Пытаясь исправить положение, добавил: — Еще раз.

— Привет. — Историк улыбнулся, словно видел все мои мысли. А потом повернулся к своей спутнице: — Родная, это мой студент. Эмиль. Любит опаздывать, но конспектирует прилежно.

Уверенность в собственном идиотизме крепла. Но как побыстрее выйти из неудобного положения, я не знал.

— Очень приятно. Велена. — Негромкий женский голос, слегка растягивающий "р", вернул меня к реальности.

— Взаимно, Велена... — интонацией я попытался показать, что неплохо было бы сообщить мне еще и отчество. Несмотря на то, что женщина выглядела очень молодо, я все же понимал, что не мне обращаться к ней только по имени. Или, по крайней мере, не сразу.

— Велена Истиславовна, если ты так хочешь. — Собеседница улыбнулась, став еще более похожей на Януария.

Как вести себя дальше, я не слишком понимал. Развернуться и уйти сейчас в подъезд было бы откровенно невежливо. Но о чем разговаривать с малознакомыми людьми?..

Положение спасла дама.

— Яр, может, ты все-таки позволишь всем нам попасть в дом? Мне очень надоела дорога. Да и молодому человеку, думаю, не доставляет радости стоять на улице.

К моему удивлению, мужчина смутился.

— Да, конечно, пойдемте.

Лифт опять не работал. Пришлось считать ступеньки ногами до пятого этажа. Я шел первым, и мне было крайне неуютно. Я мог бы поклясться, что меня внимательно изучают. Пытаясь хоть как-то успокоить разыгравшуюся паранойю, я даже пару раз аккуратно оглянулся. Но это мне ничего не дало. Велена почти всю дорогу пыталась что-то отыскать в недрах своей сумочки, а Януарий вел себя совершенно обычно, как любой поднимающийся по лестнице человек. Разозленный собственной реакцией, я скомканно попрощался на своей лестничной площадке и с облегчением нырнул в квартиру, тут же закрыв за собой дверь на щеколду.