Звезды нового неба

Он открыл свою объемистую сумку и начал доставать из нее различную аппаратуру, подключая ее к портам терминала и развешивая в воздухе вокруг себя. Я разжился полезным наблюдением — когда наш неугомонный гость был занят делом, он не трепался. Его движения были лаконичными и четкими, он явно хорошо знал свое дело, что не очень-то вязалось с тем, как он вел себя еще пару минут назад. У меня даже сложилось впечатление, что в Слепневе странным образом уживались два совершенно разных человека. Один был молчаливым профессионалом, доктором наук, ученым с мировым именем и автором нескольких популярных книг по астрономии и космологии, в том числе пары детских, а второй являлся бесшабашным гулякой и балагуром без страха, упрека и угрызений совести. Причем переключение между этими двумя личинами происходило молниеносно и без какого-либо предупреждения.

-Ну что, пошли ноль искать? — неожиданно спросил он меня, и я даже растерялся.

-Чего-чего?

-Будем потихоньку заборный портал опускать, пока не нащупаем границу атмосферы — это будет у нас нулевой уровень. В дальнейшем глубина забора отсчитывается именно отсюда. Понятно?

-Да-да, вполне, — доброжелательность Слепнева выглядела столь неожиданной, что я боялся ее спугнуть, — но только…

-Что? — он выжидающе на меня посмотрел и даже убрал руки от терминала.

-Насчет границы атмосферы, — заговорил я, осторожно подбирая слова, — это, все-таки, понятие довольно растяжимое. Как можно точно сказать, где именно она проходит?

-Ты, брат, не забывай, что мы сейчас не дома, и под нами не обычная планета, а мертвая звезда. Тут все по-другому. Атмосфера тут почти из чистого гелия, и она очень тонкая — несколько сот метров, не больше. Так что граница у нее достаточно четкая, и мы ее сейчас поймаем, — Слепнев кивнул на экран, где красовался обруч портала, и снова коснулся веньеров, — вот, смотри.

-Я ничего не вижу, — изображение портала на экране ничуть не изменилось, хоть я и таращил на него глаза изо всех сил.

-Водород пошел, самый верхний слой атмосферы, — профессор указал на колонки цифр, — глазами ты ничего и не увидишь, хотя если сменить диапазон на инфракрасный…

Он потыкал пальцем в клавиатуру, и картинка мигнула, ярко освещенный обруч померк, сменившись еле различимым контуром, зато в самом его центре стало видно тонкую светящуюся струйку, возникавшую словно из ниоткуда и устремляющуюся в пустоту.

-Вот он, горяченький.

-Теперь вижу, — кивнул я, — что дальше?

-Дальше все просто — запускаем систему на постепенное погружение, и она нам рисует карту распределения химических элементов по глубинам.

-Так Гильгамеш это уже делал. Зачем тратить время, если можно…

-Ха! Гильгамеш! — Слепнев отрывисто хохотнул, — что он делал-то? Искал, на какой глубине угольный пласт начинается? И только?

-М-м-м, не могу точно сказать.

-Зато я могу. Ваше оборудование все равно ничего большего сделать не позволяет. А у меня задача совсем другого масштаба, — он указал на свой планшет, закрепленный за одним из резиновых жгутов на стене, — и я использую спектральный анализатор, установленный на моем корабле. А он на пару-тройку знаков точнее вашего будет. Мне же важен не только химический состав, но и изотопный, да и распределение температур имеет значение. Так что придется сканировать весь ваш шарик по новой.

-И что даст нам ковыряние в остывшем звездном трупе?

-Ха-ха! «В трупе!» — Слепнев смахнул очередную слезу, — что даст? Лучшее понимание внутреннего устройства и эволюции звезд. Еще один пятачок в копилку знаний человечества.

-Так от живых звезд толку, наверное, больше было бы.

-А ты попробуй к ней подобраться сначала! Там же тысячи, десятки тысяч градусов, да и электромагнитные поля такой силы, что никакой портал не устоит — тут же дестабилизируется и схлопывается. Так что за живыми звездами мы только со стороны наблюдать можем, да еще зонды забрасывать.

-Как же зонды такие температуры выдерживают?

-От них требуется продержаться лишь несколько секунд, пока идет сбор данных, а потом они прямо внутри своего кокона, который к этому времени уже начинает плавиться, открывают портал и выныривают обратно.

-Ишь ты! — я аж присвистнул, — занятно.

-Ты что, о таймдайвинге никогда не слышал? — удивился Слепнев, — люди из этой технологии уже вид экстремального спорта сделали, а ты и знать не знаешь?

-Не знаю, — честно признался я, — чужими безумствами никогда особо не интересовался. А что это такое?

-Пф-ф-ф! Если и есть на свете что-нибудь более безумное, то мне о таком неведомо, — профессор развернулся ко мне, чтобы консоль не мешала ему жестикулировать, — берется маленький одноместный кораблик, засовывается в защитный кокон, а потом зашвыривается под бок нейтронной звезде или даже черной дырке. Он делает вокруг нее пол-витка, а потом выпрыгивает обратно. На борту устанавливают высокоточные часы, и после возвращения смотрят, на сколько они отстали. У кого отставание больше — тот и победил.

-И в чем здесь сложность?

-Ха! Нырнешь чуть глубже — и уже не вынырнешь, затянет внутрь или приливные силы порвут. Чуть-чуть замешкаешься с обратным прыжком — впечатаешься в аккреционный диск. Неверно рассчитаешь точку входа — смотри предыдущий пункт. Спорт на грани самоубийства, как, впрочем, все экстремальные развлечения, — Слепнев покачал головой, — слыхал, на прошлой неделе сын Джерарда Кайонга погиб?

-А что с ним случилось?

-А Бог его знает. Может в диск впилися или в джет или еще куда-то. Нырнул и уже не вынырнул.

-И никаких обломков не нашли?

-Обломков!? Ха-ха! Ты что, совсем темный? Там такие поля, такой рентген шпарит, что защитный кокон даже не плавится, не успевает — он сразу испаряется. Хороший джет может запросто испепелить средних размеров планетную систему, а ты — обломки! Если что — от корабля даже пшика не останется.

-Психи, — резюмировал я.

-Это точно, — согласился со мной Слепнев, — так что видишь, даже не со всякой мертвой звезды скальп снять можно, не говоря уже о живой, а тут у вас такой удобный случай подвернулся! Чертовски необычный экземпляр!

-Что же в нем такого необычного?

-Ну, для ответа на твой вопрос мне придется углубиться в тонкости звездной эволюции, — профессор посмотрел на меня с некоторым сочувствием во взгляде, — а это достаточно обширная тема, на погружение в которую у нас нет времени.

-Вообще-то я в следующем году НГУ заканчиваю, — я даже немного оскорбился таким снисходительным отношением к моим умственным способностям, — так что о термоядерном синтезе имею некоторое представление, да и о диаграмме Как-Его-Там-Рассела наслышан.

-Герцшпрунга-Рассела, — новый взрыв смеха, — извини, у меня совсем из головы вылетело, что ты не из этих… — он кивнул куда-то за спину, а мне стало даже немного неловко.

-Я буду краток, — Слепнев покосился на экран, где продолжали бежать цифры, — шарик, вокруг которого мы сейчас болтаемся, является остывшим Белым Карликом — останками выгоревшей звезды наподобие Солнца. Такие звезды живут довольно долго, от десяти миллиардов лет и более. Белый Карлик, образовавшийся после их выгорания, первоначально имеет чрезвычайно высокую температуру, которая может составлять десятки тысяч градусов. Впоследствии он постепенно остывает и превращается в Черного Карлика. Этот процесс также занимает массу времени, никто даже приблизительно не знает, сколько именно. По некоторым оценкам, до той температуры, какую мы здесь и сейчас имеем, этот шарик остывал также никак не менее десяти миллиардов лет. Что мы получаем в итоге: сложив время жизни этой звезды со временем, потребовавшемся для остывания ее останков, мы получаем величину, которая заведомо превышает предполагаемый возраст Вселенной, что нелепо.

-Космологические теории сложно отнести к точным наукам, — осторожно заметил я, — неизбежны погрешности и неточности.

-Но не в таком объеме, — парировал Слепнев, — ты еще учти, что наша звезда сформировалась никак не раньше второго, а то и третьего поколения, так что накинь сверху еще пару-тройку миллиардов лет.

-Почему Вы так в этом уверены?

-Да потому, что первое поколение состояло сплошь из гигантов, и маленькие звезды тогда сформироваться не могли в принципе, а данная звезда определенно родилась сильно позже, когда вокруг болталось уже достаточно пыли, чтобы могла возникнуть и она сама и ее планетная система. В общем, полный абсурд получается.

-Планетная система!? — вытаращился я, — у нашей «Вишенки» есть спутники!?

-Не знал? Ха-ха! Надо почаще по сторонам смотреть, — профессор подтянул к себе планшет и пробежался по экрану пальцами, вызвав схему с несколькими концентрическими кольцами, — вот, гляди. К данному моменту в живых остались только внешние планеты. Те, что были ближе к звезде, разрушились при ее взрыве, только небольшой астероидный пояс остался. Да и с дальних основную часть атмосферы взрывом сдуло так, что от газовых гигантов только ядра уцелели.

-Когда Вы все это выяснить успели?

-Так наша станция уже почти неделю у вас над головой болтается. Мы уже выяснили все, что хотели, нам осталось только вот эти заборы сделать и собрать зонды, которые по планетам разбрелись. И все, домой, разбираться со всей этой информацией.

-А что зонды на планетах ищут?

-Собирают образцы. Мы хотим собрать как можно больше данных, чтобы выяснить, что именно произошло с этой звездой, и почему она умерла так рано. Анализ скальных пород может сказать нам, какому облучению они подвергались, какова была его интенсивность и длительность, как давно произошел взрыв, и что ему предшествовало, и еще многое другое. Слишком уж серьезную брешь пробила ваша, как ее, «Вишенка» в общепризнанной теории эволюции звезд. Необходимо разобраться, а там, глядишь, и что-нибудь новое выплывет. И, быть может, мы станем лучше понимать свое собственное Солнце…

Рассказ Слепнева прервал писк вызывного зуммера. Я протянул руку и нажал кнопку ответа на интеркоме.

-Четвертый на связи!

-А где Гильгамеш? — немного сварливо осведомился капитан.

-На реакторном уровне.

-Понятно. Вам там долго еще?

-Около часа, — отозвался профессор.

-Не засиживайтесь особо. Я не хочу, чтобы мой юнга с голоду помер, он мне еще пригодится. Отбой.

-Тьфу ты! — вырвалось у меня невольно.

-В чем дело? — Слепнев вопросительно изогнул одну бровь.

-Обед… — я запнулся, соображая, не сболтнул ли лишнего, и запоздало добавил, — ну да ничего, потом себе разогрею.

-Нет-нет, так не пойдет! — он быстро потыкал пальцами в клавиши, останавливая работу портала, — нельзя нарушать режим питания, это же святое! Скажешь еще — разогреть!

Профессор вынырнул из-за терминала и подхватил свою сумку.

-Пошли!

-Но я… э-э-э… — его столь решительный подход к делу поверг меня в замешательство. Я чисто рефлекторно попытался перегородить Слепневу путь к выходу из комнаты, — не беспокойтесь, мне это не впервой. Ваша работа важнее моего пайка. Наблюдать за ней, во всяком случае, гораздо интересней, чем жевать консервированный картон с куриным вкусом. Да и для здоровья полезней, пожалуй.

-Консервированный картон? Ха-ха! — он подплыл ближе и почти по-отечески положил мне руку на плечо, — слушай, дорогой, кончай мне тут заливать. Думаешь, я не знаю, что стюардом у вас Женька Драгунов работает?

-Женька? — переспросил я, — Жан? Вы его знаете?

-Еще бы! Пропустить обед в его исполнении — самое настоящее преступление! А мы с тобой — законопослушные граждане, верно? — Слепнев мягко развернул меня лицом к двери и подтолкнул вперед, — так что давай, полетели!

Всю короткую дорогу до лифта я лихорадочно соображал, пытаясь найти приемлемый выход из сложившейся ситуации, но так ничего и не придумал. В голову лезли сплошь различные кары, которые обрушит на меня Борис, когда мы заявимся в столовую, да и Жан вряд ли обрадуется. Более того, прибыв к шахте, мы обнаружили, что лифт только-только отчалил от реакторного уровня и движется в нашем направлении. С Гильгамешем на борту, естественно. Передо мной вновь замаячила перспектива оказаться свидетелем кровавого побоища.

К счастью, обошлось, и до жилого уровня мы доехали без эксцессов. Наш техник, хоть и выглядел мрачнее тучи, но вспышками неконтролируемой ярости все же не страдал. Слепнев не преминул заметить, как ему понравилось работать на его буровом портале, и в сколь хорошем состоянии пребывает все оборудование, однако на Гильгамеша все эти комплименты произвели впечатления не больше, чем восторги туристов на египетские пирамиды.

В столовую я входил с тяжелым сердцем. Свое задание я провалил, и милости от капитана ждать не приходилось. Однако, Борис успел наградить меня лишь угрюмым взглядом из-под кустистых бровей, поскольку ввалившийся следом за мной Слепнев тут же замкнул все внимание на себя.

-Привет честной компании…! Ба! Кого я вижу! — он весьма убедительно изобразил удивление, словно не ожидал встретить здесь Жана, — Женька! Ты ли это!? Сколько лет, сколько зим!

В ответ Жан, взглянув на капитана, лишь беспомощно развел руками, словно говоря: «я же предупреждал».

-Как у вас тут все солидно обставлено, — продолжал тем временем Слепнев, по-хозяйски усевшись за стол, — тарелочки, салфеточки… все дела! Чем потчевать-то нас будешь сегодня? У вас тут после его кормежки проблем с пищеварением не случается, а? — он окинул нас быстрым взглядом, — а что вы такие хмурые? Или не знали? Женька как-то раз у нас в РАН кучу академиков потравил. Ну, прям как Сальери Моцартов, честное слово. Ха-ха! Мне-то не досталось, а вот прочий народ там с такими зелеными лицами ходил — вылитые огурцы с ножками! Тоже зеленые и прыщавые.

Слепнев протянул руку к Жану, но тот поспешно увернулся.

-Признавайся, что ты там в суп подмешал? Некоторым, как мне кажется, не помешала бы вторая порция.

-Тебя я могу обслужить персонально, — процедил повар, выразительно покачивая половником.

-Ха-ха! Почту за честь! — наш неугомонный гость словно не заметил сарказма, — как говорится, если уж попадать под машину, то под «Роллс-Ройс», если уж тонуть, то в ванне с «Дом Периньон», а если отравиться, то твоей стряпней. Ну, что у тебя сегодня на обед?

-Суп, — ответ Жана едва не потонул в скрежете его зубов.

-Просто суп? Ха-ха! Скромность украшает человека, это факт, — Слепнев запустил руку в сумку, — а я тут вам, кстати, еще одно украшеньице для стола припас.

Он извлек из глубин сумки увесистый сверток, театральным жестом сорвал с него бумажную обертку и водрузил на стол бутылку золотистого вина.

-Вот. «Токай-Асу», четыре путтони. Лично из Будапешта привез, специально для вас, — профессор снова посмотрел на Жана, выражение лица которого претерпевало в данный момент весьма непростые трансформации, — ну как, найдется у тебя достойная оправа для этого самоцвета?

Повар аж красными пятнами пошел от напряжения. Бушующая в нем внутренняя борьба с самим собой без труда читалась по его физиономии. Борис тем временем, буркнув «Хм», взял бутылку в руки и придирчиво ее осмотрел.