Прирожденная ведьма: Ад (общий файл)

Или восьмидесятые: секс, наркотики и рок-н-рол! Разрисованные под "Кисс" третьесортные подражатели в кожаных штанах в обтяжку. Между белоснежными искусственными зубами сигарета. Взгляд томный, призывом к действию наполненный.

А светские приемы? Стая во фраках, изредка разбавленная нежной гаммой приспособленных ко льдам львиц. И те же человеческие разговоры с исковерканными словами, дочиста обглоданными костями мнимых подруг и друзей.

Хочу ли пойти на местный бал?

— С кем? Полагается же со спутником приходить.

— Вот ты и будешь спутницей. Всего дело физиономией посверкать, за руку хозяина подержать, пройтись с ним пару кругов в танце и счастливо отбыть по обратному адресу.

— Всего-то? Неужели все остальное программой развлечения не предусмотрено? Например, замер рулеткой сторон кровати, сосредоточенное сопение в подушку, массаж матраса своим телом, нет? — допила чай и отодвинула от себя стакан.

— Ха! Ха-ха! Шутница ты! На кой ты хозяину? К его ногам любая демоница падет с радостью...

— И будет целовать паркет, по которому он ходил. Ясно. Все будет в строгих рамках приличий, — пальцы начертили на столе замысловатую фигуру. — Что я получу? У меня проблемы с даром. Теряюсь в неподходящее время где попало. Можно что-то сделать? — взглянула на старика с надеждой.

— Можно. Что с ним делать, я тебе передам и блок с тебя сниму. Заодно проклятие выведу, а то негоже на мужиков бросаться, пусть они за тобой коленями полы подметают.

За зрелище Изикэля на коленях я готова встать на стульчик и стишок прочитать. Сегодня не новый год случайно? А то подарки надарили, но повода не видно. Впрочем, счет за них уже выставили. Осталось оплатить.

— Ответь еще на два вопроса и я соглашусь.

— Давай. Я не жадный. Мне чего терять? Волосы? Зубы? Так сами скоро выпадут, — между сухих губ мелькнул крепкий частокол кусалок.

— Хочу знать историю войны между Раем и Адом. А еще понять, как выбраться из Ада. Что-то меня ни один из известных путей не устраивает.

— Наловчилась ты, ласточка, вопросы задавать. Расскажу я тебе сказку на ночь, так и быть, а выводы из нее ты сама сделаешь. А насчет пути ты все знаешь. Нет другого выхода. И не будет. Если бы все туда-сюда по мирам шастали, то что с порядком стало?

— Жаль, — я вздохнула. — Да и фиг с ним. А что с историей? С чего все началось?

И Светик начал неторопливый рассказ...

После ухода гостьи старик с канделябром еще долго стоял сидел за каменным столом на кухне. Его взгляд потух. Человек, будто бы в одночасье потерял желание жить, став частью необычного интерьера помещения. Его сходство с отлично сделанной восковой фигурой усугубляла полная неподвижность — волосы и те не шевелились, несмотря на гуляющий по комнате легкий жаркий сквознячок. Язычки пламени на канделябре вели себя под стать хозяину: вытянулись по стойке смирно и замерли.

Неизвестно сколько продолжалось оцепенение, но вдруг по замку прошел гул, словно старые трубы искусственно накачивали жизнью. Напор сквозняка усилился, он поднялся выше и тронул застывшее пламя. В тот же миг старик поднял голову, моргнул, хитро ухмыльнулся, взял со стола канделябр и пошаркал к выходу, бормоча себе под нос.

Его путь лежал в необыкновенную комнату, надежно спрятанную где-то в глубине древнего замка. Туда не мог попасть никто, кроме него и еще нескольких... да, правильно будет назвать личностей, ибо ничем другим эти существа не являлись.

Зеркала занимали все поверхности комнаты. Она была совершенно пуста, лишь высокая узкая подставка из серого с синими вкраплениями мрамора стола точно по центру. На нее старик и водрузил канделябр. Зеркала ожили, и ни одно из не отражало реальность...

На потолке сидел в позе лотоса красивый юноша с распущенными золотыми волосами, длине и густоте которых впору заведовать самой Рапунцель. Глаза подростка были закрыты, в уголках губ пряталась одухотворенная улыбка. Грудная клетка юноши мерно вздымалась, пальцы скользили друг по другу в таки дыханию. Он медитировал.

На полу металась разъяренная женщина. Ее вечно обиженное лицо с упрямо поджатыми губами, выражало нетерпение, а разгромленная комната являла собой степень испытываемых эмоций. Изредка, она бросалась на зеркало с обратной стороны, стучала по нему и что-то кричала, но никогда ни одно ее слово не достигало ушей остальных.

На одной из стен сосредоточенная молодая девушка плела венок из полевых цветов. За ее спиной два солнца играли в догонялки, лаская нежную кожу девушки. Глаза прядильщицы были черны, а за спиной распахнуты два белых крыла. Между розовых губ мелькал раздвоенный язычок. На кончиках острых ушей золотился пушок. Не вписывался в идиллическую картину сельского пейзажа растерзанный труп молодого человека, возле которого находилась девушка, и кровь на ее сарафане.

Напротив крылатой глубокая старуха орудовала спицами. Невидимая пряжа превращалась в невидимую одежду, а скелет кота гонял по темному выскобленному полу клубки, ощущаемые только его костлявыми лапами.

Справа от нее парнишка бросал голыши в спокойную гладь озера. Он так хорошо наловчился это делать, что камешки тридцать-сорок раз прежде чем утонуть. За ним с берега с дикой яблони наблюдал сонный упитанный змей с желтыми глазами. Землю под деревом укрывал густой ковер из краснобоких голов с червоточинами.

Слева в темной камере растянутый на цепях, упираясь головой в потолок, но едва касаясь пола кончиками израненых пальцев, висел мужчина среднего возраста. Он никогда не поднимал голову, но к его невнятному шепоту из разбитых губ прислушивались.

-Ааа, Привратник! — не открывая глаз, приветствовал пришедшего юноша. — Как успехи?

— Все фигуры на своих местах, — вмешался пленник. — Осталось правильно разыграть нашу партию. — Не бесись... — последнее относилось к женщине на полу, исходящей бессильной яростью.

— Мне надоела эта игра. Она слишком долго длится, — парнишка поднял с земли яблоко, обтер его и откусил половину. — Я хочу начать новую.

— Не торопись, малышня, — девушка доплела венок и одела его на голову трупа. — Проснись! — хлопнула парня по бледной щеке.

— Не торопись. Мне твоя идея нравится, но мы должны закончить, — цепи тяжело зазвенели.

Старуха презрительно искривила губы и поскребла череп кошачьего скелета, устроившегося на ее коленях.

— Вам бы все в игрушки играть! За собой других не видите...

Парень на потолке визгливо расхохотался и распахнул пустые кровоточащие глазницы.

— Ты, можно подумать, великая провидица, Ткачиха! Сумасшедшая старуха, по чьей вине мы все здесь находимся. Не хочешь сама все исправить?

— Ти-х-хо! Прекратили свару! Все виноваты, — прошептал мужчина. — Мы должны сделать первый шаг. Не зря же столько времени искали разгадку. Не теперь отступаться.

— Это точно, — облизнулась девица, — Изикэль будет первым, а кто вторым?

— Труднее выбрать кого напоследок оставить, — зевнул парнишка.

— Шартош. Он ближе всего, — Привратник снял колпак и теперь мял его в руках. — За ним Синталин. С остальным проще. Эти гордые, да глупые, — проворчал старик.

— И против глупости есть лекарство, — старуха согнала скелет и снова принялась цокать спицами.

— Есть, только их уговорить принять его надо, — золотоволосый потянулся к гребню, воткнул его в волосы и принялся медленно приводить в порядок роскошные пряди.

— Значит, решили, — парнишка прицелился и бросил огрызок в морду змее. Та обиженно зашипела и спряталась в густой кроне дерева. Женщина на полу пнула зеркало ногой, развернулась и привалилась к нему спиной. — Не бойся, ведьма справится.

Не все верили безоговорочно, но спустя тысячелетия предпочитали верить хотя бы во что-то.

Теперь Антонию охраняли. Причем люди из посвященных. Оборотни доверие утратили, в ведьмах она сомневалась, а с прочими иными связываться себе дороже. Правда, о фэйри она подумывала. Говорят, любовники из них неплохие.

Трое увешанных амулетами, защищающими от воздействия магии, дюжих молодых людей с внимательными цепкими глазами и чересчур серьезными лицами спускались за Верховной в подвал. В этом здании — одной из вечных строек спрятанной между двумя широкополосными улицами, находился штаб палачей. Туда две команды по приказу Антонии доставили семью изменника.

Ведьма предвкушала.

Ее давно смущала политика предшественницы в отношении химероидов. Звери должны быть там, где положено — сидеть в ногах и подставлять голову под руку хозяина. Сегодняшний урок многим придется не по вкусу, но его необходимо преподать, иначе каждая подзаборная шавка будет при любом удобном случае пасть раскрывать.

В подвалах остро пахло сыростью и цементом. Несмотря на косметику кожа быстро высохла и стянулась. Ведьме очень хотелось провести ногтями по щеке, но она подавляла в себе это желание — боялась, что кожа просто треснет и сползет с ее лица.

Верховная ступала осторожно. Ее шикарные атласные туфли пудрового оттенка вряд ли переживут эту поездку, но попытаться спасти их стоит. Не каждый день за обувь зарплату среднего московского менеджера отваливаешь магазину.

Эта часть подвала была тюрьмой со всеми ее атрибутами: сильных запах немытой плоти, плохой еды и жизнедеятельности. Яркий безтеневой свет под потолком, зеленые прямоугольники дверей с закрытыми на щеколды окошками для раздачи еды.

Здесь были те, кого скоро предстояло судить. И не показательно, как на Шабаше, а по-настоящему. И не дай демоны хоть раз ошибиться! Вражда могла длиться годами, а годами жить в постоянном страхе... Антония теперь знала каково это. Она теперь вообще многое знала, но еще не решила, как теперь к своей должности относиться.

Пленников держали в зале суда — одно название и только. Как таковым залом прямоугольник из кирпичных оштукатуренных стен не был. Стол на троих. Скатерть красного сукна, неудобные стулья с засаленными подушками под спину. У стены несколько впаянных в искусственный камень ошейников на короткой цепи. Цементный поддон, закрытый плотным черным полиэтиленом. Свежая краска у той стены.

Антонии уже довелось побывать здесь и присудить смерть. И смотреть, как умирает в огне человек.

Это было больно.

Юная Верховная всегда была стервой, но не любила излишней жестокости. И убирала соперниц всегда чисто и аккуратно.

Ведьма села заняла центральное место. Внутренности съежились и заледенели. В горле пересохло, но женщина нашла силы растянуть губы в ледяной улыбке.

Пленники: женщина и двое мужчин. Один помоложе.

Сердце остановилось. В тугой узел в животе словно вонзили раскаленную спицу.

Роман...

Имя чесалось о небо.

Ведьма моргнула. Ее идеальная маска дала трещину. Идеальным ресницы дрогнули и спрятали за густой завесой раздирающую душу и тело боль.

Почему...

Антония выслушала зачитанный сидящим слева приговор. Затем истеричного защитника слева. Смысл произносимых слов не добирался до ее разума. Девушка думала. Она искала способ сохранить лицо и спасти единственного мужчину, чью кровь она была не готова видеть на своих руках.

— Ваше слово Верховная?

Слово.

Она скажет достаточно, чтобы надежно укрыть за ними маленькую слабость.

— Этих, — изящная ручка указала на родителей напавшего на нее оборотня, — убить. Не сразу. Хочу, чтобы кричали перед смертью. Что-нибудь с кровью... На вкус исполнителя... Этого, — она встретилась взглядом с любовником. Ненависть в его глазах душила. Женщина с трудом сглотнула. — В ошейник. Затем привести ко мне. Запись казни выложить на сайте с обращением, что я дала ранее. Копию мне.

Антония вышла из комнаты излишне поспешно. Ни минуты она не хотела задерживаться в пропитанном кровью месте. Остаться одной — да. И выплакать свою боль. Еще, наверное, попробовать склеить коньяком раздавленное сердце.

Ошейник...

Ломает волю. Никто не смог после него восстановиться. Она получит послушное тело, но личность умрет. Так лучше? Кому?

Обман.

Лишь бы не так сильно терзала совесть. Лишь бы сохранить видимость надежды. Он сильный. Он справится. Всего несколько часов. А затем она сама выходит его, если надо будет заниматься дни напролет. Все сделает. Лишь бы...

Романа и запись через десять часов. Оборотня втолкнули в квартиру и приказали сидеть. Он опустился на пол у двери. Запись молча отдали в руки — курьерам не положено разговаривать с Верховной. Захочет что-то узнать — сама спросит, но Антония не хотела. Человек, уловив явное нетерпение ведьмы избавится от него, поспешил уйти.

— Рома... — судорожно всхлипнув ведьма опустилась на пол рядом с ним. Она протянула руки к его шее и расстегнула простую кожаную полоску с завязанными узлами. — Ром? — тихо позвала она.

Оборотень смотрел сквозь нее — он ждал прямого приказа...

Теперь я могла прятаться по собственному желанию.

Да, спасибо Светику, что снял с меня проклятие любимого братца. Похоже, Альфарел хотел предоставить мне лишь видимость свободы и иллюзию доверия. Амарии этого было бы достаточно. Марии... я просто хочу плюнуть в лицо синеглазому. Так часто, как он, меня никогда не предавали!

Злость темной бурей клокотала в душе. Я хотела выплеснуть ярость и избавится от тянущего ощущения, но пока терпела, прячась в другом слое реальности. И следила, стараясь узнать больше, запомнить и если представиться возможность, то нанести удар.

Я пряталась в доме Альфарела. Сводный брат так и не покинул Латойю, предпочитая алед Изикеля своим. Примеривается к новым владениям? Не по нему креслице. Уж я позабочусь, чтобы подпилить ему ножки и поставить над люком, ведущим в зловонную клоаку.

Впервые в жизни я ощущала желание отомстить.

Нравилось ли мне?

Еще не поняла.

Раньше, получив по одной щеке, я переходили на другую сторону улицы и шла дальше, словно ничего не произошло — с дураками не связываются. В конце концов себе дороже выйдет. А они... они еще нарвутся на дурака дурее и сильнее.

Сейчас я стояла близко к Альфарелу и сдерживала желание вцепиться ему в лицо. Но я боялась, что мне понравится, оттого медлила. Я не демоница, хоть и делю с синеглазым половину крови. И если уж собралась мстить, то надо действовать так, чтобы брат никогда не оправился и не смог опять подобраться ко мне.

Синеглазый стягивает силы к важным объектам Туманного Легиона. Хочет застать соперника врасплох и напасть. И еще он ждет повод, который должен появиться в ближайшие три столпа. Интересно, откуда? Не из пальца же он его высосет. Может, но не станет, ибо видимость приличий демоны стараются соблюдать.

Итак, что же?

Но Альфарел молчал. Ни в одном разговоре, который мне удалось подслушать, брат не упомянул о нем. А мне надоело ждать. И организм требовал своего — от голода сводило желудок и путались мысли.

Я пробралась на кухню, влезла в окутанный магией шкаф, заменяющий холодильник и тихо застонала от открывшегося изобилия. В руки перекочевал плотные куски сытного хлеба, несколько видов полусырого мяса и острый крем.

— Попалась!

И хоть сказали тихо, я все равно испугалась. Еда выпала из рук, а я лихорадочно метнулась в сторону. Поскользнулась на луже натекшего из банки крема и растянулась на полу, больно ударившись затылком.