Но с отчаянной надеждой.
Медленно качаю головой.
— Увы, нет. Над временем я не властен. Но могу убрать то, что тебя мучает.
— И я перестану... ее любить?
— Да.
Замирает, но потом делает отрицательный жест.
— Не надо. Пусть остается.
* * *
В Москве приходится задержаться. Приходится делать пару справок для кошки: у предыдущих закончился срок действия. Кошка терпеливо сносит все процедуры у ветеринара.
— Сколько вашей котеньке? — спрашивает молодая улыбчивая девушка-ветеринар.
— Пятнадцать лет, — отвечаю.
— Пятнадцать?! — удивлена. — А выглядит очень молодо! Я думала, ей лет десять максимум. Вы хороший хозяин.
Вежливо улыбаюсь.
— Спасибо.
Кошка действительно хорошо выглядит и чувствует себя для пятнадцати кошачьих лет.
Сказывается пребывание рядом со мной. Если человеку необходимо регулярно получать порцию моего яда, то для кошки достаточно простого общения.
Вот такой я лечебный.
Из Москвы вылетаем через три дня — Андрей с кошкой на самолете, я обычным способом.
* * *
До Хабаровска я не добираюсь. Решаю все-таки заглянуть к Ванечке.
Старая квартира встречает меня тишиной. Все по-старому, даже телефон лежит на том же самом месте, где я его оставил.
Только пыль скопилась.
Долетаю до пригорода и звоню Ванечке.
Ванечка на этот раз желает отправить в "мир иной" целую семью — отца, мать и двоих детей. И Ванечка пытается торговаться. Видите ли, "оптовый заказ". Приходится объяснять Ванечке, как ребенку, что дело не в "опте".
Не понимает.
Все-таки этот Иванушка — дурачок.
Предупреждаю Ванечку, что с ним я больше не буду работать.
На выполнение заказа уходит три дня. Подходящий момент случается лишь в воскресенье, когда "объекты" выезжают куда-то на природу.
Напугать на безлюдной трассе сидящего за рулем главу семейства ничего не стоит. А с обрыва их автомобиль падает уже сам.
И так же сам взрывается.
Восемь миллионов рублей.
* * *
В Хабаровск прилетаю во вторник.
В кухне горит свет. Полтретьего ночи.
Подхожу к двери, дергаю ручку.
Заперто.
Нажимаю звонок.
Андрей открывает дверь через минуту. В глазах — облегчение.
— Я уже начал беспокоиться, — говорит. — Я ожидал, что вы прилетите вслед за самолетом, а вас не было четыре дня.
— Пришлось задержаться.
— Что-то... не в порядке?
— Нет, все хорошо, — успокаиваю слугу. — Была кое-какая работа.
Вздыхает.
— Андрей, — говорю. — Не запирай больше дверь, если меня нет дома.
— А? Хорошо, — кивает. — Больше не буду. Просто... на всякий случай было. Вдруг кто влезет.
Думает минуту и добавляет:
— Может, нам собаку завести?
Качаю головой.
— Не вариант. Собаки меня боятся.
Снова вздыхает и косится на кошку.
* * *
Пишу письмо Алене. Извиняюсь за долгое отсутствие, стандартно ссылаюсь на дела и приглашаю сходить в кино на выходных.
Ответ приходит практически сразу.
Ждет выходных.
* * *
Андрей уезжает за машиной.
Через полчаса звонит с авторынка. У него куча вопросов по цвету, марке, вместимости и прочим деталям. До поездки уточнить все моменты, видимо, было не судьба.
Терпеливо отвечаю на каждый вопрос.
Al'lil сложно разозлить.
Домой приезжает на серой "Калдине" десятилетней давности. Открывает ворота, заезжает в гараж.
Наблюдаю за ним из окна. Доволен, как тюлень.
Спускаюсь в гараж.
Мой слуга умудрился свернуть боковое зеркало. Стоит, разочарованно смотрит на отломанную деталь.
— Советую съездить в сервис, пусть поставят новое.
Крутит в руках осколок.
— А потом я опять его сломаю... — вздыхает.
— Заплати инструктору, пусть покатается с тобой по городу, — говорю. — В автошколе дают минимум навыков. Практика необходима. А то ты за руль цепляешься, как утопающий за соломинку.
Краснеет.
* * *
В пятницу из Англии по Интернету звонит Маша. Андрей прилипает к экрану моего ноутбука, ловя каждое слово дочери.
Маша сбивчиво перечисляет, что ей купили к школе, показывает новую форму, карандаши. Рассказывает про погоду, про лошадей. Сетует на то, что никто не говорит "по-человечески", но она уже научила свою новую подружку словам "привет" и "спасибо".
Мой слуга счастлив.
Маша видит меня на заднем фоне и передает привет.
Не совсем меня — низ рубашки и часть джинсов.
Здороваюсь в ответ, не попадая в поле зрения веб-камеры.
* * *
— И надолго ты в Хабаровске? — спрашивает Алена.
Стоим у самой воды. Вода по-прежнему грязная, плавает мусор.
— Пока не знаю. Но, похоже, надолго.
— А чем ты занимаешься?
...Ванечка...
...старые улицы Бари...
...пересохшие губы "шпионов"...
...огненный шар взрыва...
— Всем понемногу, — отвечаю. — Фрилансер.
В глазах Алены легкое разочарование.
— У меня деверь — фрилансер, — говорит после паузы. — Сайты делает.
— И как? — задаю ожидаемый вопрос.
— Постоянно без денег.
— Фриланс бывает разный, — поясняю, — не обязательно сайты делать. Если специалист хороший, то деньги у него бывают.
— А ты?
Улыбаюсь.
— Я — отличный специалист.
Улыбается в ответ.
В кино попадаем на один из вечерних сеансов.
— Я сказала, что буду у мамы, — говорит Алена. — Мама подтвердит, если что.
— Хорошая у тебя мама, — говорю и аккуратно беру Алену под руку.
Повысить температуру тела. Запустить сердце.
— А твои родители..? — интересуется.
...сто лет безмолвия... и шесть тысяч — не-жизни...
— Умерли давно.
— Прости, — сжимает мне ладонь.
— Все хорошо.
Закат пережидаю прямо в зале, во время сеанса.
В зале хохот — идет комедия.
После фильма выходим наружу. В воздухе приятное вечернее тепло.
Идем по брусчатке главной улицы. Покупаю два рожка мороженого на развес. Успеваю почти перед самым закрытием. Продавщица извиняется — у нее осталось только банановое и шоколадное.
Мороженое тягучее и липкое после целого дня жары.
На улице темнеет.
Стараюсь избегать видеокамер.
— Муж не одобряет, когда я ем мороженое, — признается Алена. — Говорит, что баловство это, к тому же полнит...
— А что в его понимании не баловство? — интересуюсь.
— Пиво с воблой, — морщится моя спутница.
— Да, это серьезно, — соглашаюсь. И добавляю в ответ на удивленный взгляд. — От пива живот надежнее отрастает, чем от мороженого. А мороженое... так, баловство.
Смеется.
Мороженое тает.
— Мне пора, — со вздохом признает Алена, глядя на часы. — Доеду до мамы, а оттуда уже домой.
— Возьми такси, — говорю. — Я оплачу.
Смущается.
— Да я на автобусе...
Прижимаю ее к себе.
Чем же ты пахнешь?
— Зачем? Тебе так нравится трястись в старом "Икарусе"?
— Да нет... Мне неудобно...
— Неудобно спать на потолке, одеяло падает, — отвечаю. — А мне будет приятно думать, что ты не поедешь домой в пыльном и грязном автобусе-гармошке.
Смеется.
Если я вздумаю спать на потолке, с меня одеяло не упадет.
Смотрю вслед уезжающей машине.
Остановить сердце. Прекратить контроль температуры тела.
* * *
-...посолить, дождаться, пока закипит. Затем...
Заглядываю в кухню.
Андрей варит спагетти.
На столе — раскрытая книга с рецептами.
Захожу.
— ...на сто граммов макаронных изделий — литр воды...
Рядом кипят сосиски.
Пытается затолкать спагетти в кастрюлю. Спагетти в кастрюлю не помещаются и торчат наружу. В глазах — растерянность.
— Погоди, пока концы немного размягчатся в кипятке, — прихожу на помощь. — Тогда они влезут.
— А? Да, точно... — бормочет слуга. — Спасибо!
— Не за что, — отзываюсь.
Смотрю на серый слипшийся комок того, что должно быть спагетти.
— Я думал над вашими словами... что мне стоит научиться готовить чего-нибудь другое... — оправдывается Андрей. — И решил начать с макарон. Макароны не нашел, нашел спагетти...
Тычет вилкой в массу на тарелке.
— ...Но они, кажется, не получились, — делает очевидный вывод.
Отправляет содержимое тарелки в мусорное ведро и печально вгрызается в сосиску.
Сосиски "получились".
* * *
"Личные сообщения" — "Входящие". Одно новое. Открываю.
Al'lil сложно не только разозлить, но и удивить.
Им удалось.
Сообщение от "спецслужбы".
В нем — одна-единственная фраза на давно исчезнувшем шумерском диалекте.
"Shae il'ame".
"Пожалуйста, помоги мне".
Ловлю себя на мысли, что какое-то время пялюсь в строчки на экране.
"...e il'a...".
Даже не диалект шумерского. Язык одной деревни в том регионе, который потом станут называть Шумером. Деревни, прекратившей свое существование шесть тысяч лет назад. Язык, где даже не было толком слов, в основном интонации.
"Shae il'ame".
Фраза, которую я передавал каждому из своих птенцов. Фраза, начертание которой менялось с развитием письменности, и начертание которой не меняется уже две с половиной тысячи лет, с момента появления латинских букв.
"Помоги мне".
Кто из людей может ее перевести? Кто из людей может догадаться о ее значении?
Закрываю ноутбук и поднимаюсь на ноги. Мне надо прийти в себя.
У нас не может быть детей — только птенцы.
Но птенцом может быть — не каждый.
...в глазах — восторг.
— Ты где был?
— Представляешь, они разбежались, все!
— Ты где был?
— Только я не нашел Феодосия. Я хотел порвать его, но не нашел.
— Я не разрешал тебе выходить к людям, Таурос.
— Ой, да ладно! Они все меня боятся!
— Я НЕ РАЗРЕШАЛ ТЕБЕ!
— Прекрати! Они все — грязь, еда! Они мне ничего не сделают!
В глазах — превосходство...
...в глазах — страх.
Зажимает руками живот. Сквозь пальцы просачиваются бордовые капли.
— Помоги...
Склоняюсь над раной.
Запах серебра.
-...копьем... Помоги!
Качаю головой.
— Серебро, — коротко поясняю.
В глазах — обреченность...
* * *
"Феоктистов Александр Евгеньевич". "Нюхач" сообщил мне, что в России проживает тысяча двести восемьдесят четыре человека с таким именем. Из них подходящих по возрасту, профессии и званию — двадцать девять человек.
Одиннадцать из них живут в Москве и области, трое — в Санкт-Петербурге, остальные — разбросаны по всей стране.
Если, конечно, мне не соврали.
Ноутбука мне не хватит.
В компьютерном магазине менеджеры пытаются мне "помочь", нахваливают то один компьютер "подходящей конфигурации", то второй.
Но я знаю, что мне нужно.
Слуга погружает все в машину в несколько приемов.
Из купленного собираю дома майнфрейм.
Этакого Франкенштейна. Некоторые детали вообще припаяны.
Андрей взирает на все с благоговением.
— Что это?
— Компьютер.
— Зачем?
— Мне надо решить одну сложную задачу, — поясняю слуге. — Ресурсов ноутбука не хватит. Этот компьютер справится.
Уходит чуть ли не на цыпочках.
И почему компьютеры вызывают у некоторых людей такие эмоции?
Включаю.
"Франкенштейн" начинает гудеть, заводит жесткие диски, мигает мониторами.
"Operation system boot failure"
Вставляю диск в дисковод.
"You are welcome!"
Вот и отлично.
Теперь — вопрос питания.
* * *
Во взгляде слуги — недоумение.
У меня на руках — парень лет двадцати, крепко спящий.
— Кто это?
— Еда.
— Что?!!
— Еда, — повторяю.
— А... Э... Еда?
— Да.
— А зачем?
Опускаю ношу на пол.
— Андрей. Зачем нужна еда?
— А... вы его прямо тут... да? Прямо сейчас загрызете? — в голосе панические нотки.
— Выпью, — поправляю слугу. — Не сейчас. Побудет пока в подвале.
— Зачем?
— Я собираюсь заняться решением одной задачи. И сосредоточить на этом все силы. Для этого я погружусь в определенное состояние, некий транс. После него я очнусь очень голодным. Очень голодным.
— И... вы его?
— Да, я его.
— Насовсем?
— Насовсем, — терпеливо отвечаю на вопросы слуги. — Он после этого умрет.
— Может... вы его отпустите?
— Нельзя. Андрей, я — вампир. Моя еда — люди. Предлагаешь сменить рацион?
— А... можно... не насмерть?
Качаю головой.
— И это нельзя. Я пью не кровь, а жизнь.
Андрей пристально смотрит на умиротворенное сном лицо моей будущей еды.
В подвале отодвигаю один из шкафов.
За шкафом — прикрученная к стене цепь с широким металлическим кольцом.
Вношу тело, укладываю на пол.
Закрепить кольцо на шее — минутное дело.
— Раз в день будешь приносить ему еду и воду, — говорю Андрею, который стоит рядом.
Достаю с одной из полок пластиковое ведро и добавляю:
— И выносить ведро.
— Ведро?
— Вместо туалета. И еще. Я запрещаю тебе с ним разговаривать. Вообще каким-либо образом реагировать на его речь. И исполнять какие-либо просьбы. Даже если он потребует врача и будет симулировать сердечный приступ.
Андрей словно просыпается. Смотрит на пленника с ужасом.
— Отпустите его, пожалуйста.
— Нет.
— Почему?!! — в голосе слышится истерика.
— Потому что я очнусь очень голодным. И я могу кинуться на первого попавшегося под руку человека. И этим человеком с очень большой вероятностью будешь ты. Ты, Андрей. Ты хочешь, чтобы я выпил тебя?
Закусывает губы.
— Мне, конечно, будет очень жалко тебя потерять... Но жалеть я буду, увы, после того, как выпью. Ты этого хочешь?
Мотает головой.
— Тогда приноси ему еду и выноси ведро.
— Я... не смогу.
— Сможешь.
— Не смогу.
— Это приказ.
В глазах — слезы.
— Не смогу...
— Андрей, — добавляю в голос металл. — Одно из правил гласит: выполнять приказы. Ты забыл, что может быть?
Закрывает лицо руками и издает полустон-полувой.
Делаю шаг в сторону двери.
Останавливает меня голос Андрея.
— Господин!
Оборачиваюсь.
— Пожалуйста... Отпустите его...
Медленно качаю головой.
Мой слуга опускается на колени. Лицо белое, как снег.
— Господин, я прошу вас... умоляю... не убивайте его... отпустите...
Молчу.
— Я не могу... я не смогу выполнить ваш приказ... Я готов... принять наказание.
Поднимаю брови.
— Ты серьезно?
Кивает. В стороны разлетаются брызги от слез.
— Только... пожалуйста... отпустите его...
— Ставишь мне условия?
В глазах — отчаянье.
— Нет... я прошу... пожалуйста... умоляю... господин...пощадите его...
Голос с каждым словом становится все тише, последние слова произносит одними губами.