Вычисление Бога

Холлус качнул туловищем вверх-вниз:

— Он имеет в виду интерфейс виртуальной реальности. Он рад здесь находиться, но при этом уточняет, что в данный момент он по-прежнему остаётся на борту корабля.

— Само собой, — согласился я. Меня почти пугала необходимость заговорить снова. — Как ты... э-э-э... Как прошёл полёт до Земли — хорошо?

— Что ты подразумеваешь под термином "хорошо"? — спросил синтетический голос.

Я опять посмотрел на Холлуса.

— Он знает, что вы используете слово "хорошо" во множестве значений. Например, если это правильно с точки зрения морали, если это доставляет удовольствие или является дорогим.

— Дорогим? — удивился я.

— Хороший фарфор, — привёл пример Холлус. — Хорошие украшения.

Этот проклятый инопланетянин знал мой язык лучше меня! Я вновь перенёс внимание на врида:

— Я хочу сказать, был ли твой полёт приятен?

— Нет, — ответил он.

Холлус снова пришёл мне на помощь:

— Продолжительность жизни вридов — примерно тридцать земных лет. Поэтому во время полёта они предпочитают находиться в анабиозе, с искусственно заторможенным метаболизмом.

— А, — сказал я. — Значит, полёт не был неприятен — он просто его не сознавал, верно?

— Именно.

Я попытался придумать, что сказать ещё. После стольких дней с моим другом— форхильнорцем я уже свыкся с тем, что разговор с инопланетянином идёт свободно.

— Итак... э... Как тебе здесь нравится? Что ты думаешь о Земле?

— Много воды, — ответил врид. — Крупная луна, эстетически приятная. Хотя воздух слишком влажный; неприятно жаркий.

Вот теперь уже что-то; по крайней мере, я понял его слова. Но если он считает воздух в Торонто жарким и влажным уже сейчас, визит сюда в августе будет для него подвигом.

— Тебя интересуют окаменелости, как Холлуса?

Опять перекатывание камней, и слова:

— Всё очаровывает.

Я немного помолчал, раздумывая, стоит ли задавать следующий вопрос. Но затем решил — почему нет?

— Ты веришь в Бога? — спросил я.

— Ты веришь в песок? — ответил вопросом врид. — Ты веришь в электромагнетизм?

— Он говорит "да", — пояснил Холлус, стараясь помочь. — Вриды часто говорят риторическими вопросами, но у них нет понятия сарказма, поэтому не стоит обижаться.

— Куда важнее, Бог ли в меня верит, — сказал Т-кна.

— Что ты хочешь сказать? — спросил я.

От диалога у меня начала болеть голова.

Казалось, врид тоже пытается найти нужные слова; его рот работал, но из него не исходило ни звука. В конце концов снова послышались звуки его речи, и переводчик заговорил:

— Бог наблюдает; волна схлопывается. Избранники Бога — те, чьё существование он/она/оно делает действительными наблюдением.

Эту часть я мог расшифровать даже без перевода Холлуса. Квантовая физика утверждает, что события становятся реальностью лишь после того, как их пронаблюдало мыслящее существо. Это всё прекрасно и здорово, но фишка-то вот в чём: откуда взялось первое реальное событие? Некоторые люди истолковывали это требование квантовой физики в качестве аргумента в пользу существования наблюдателя, который был здесь с начала времён.

— А, — сказал я.

— Много возможных будущих, — произнёс Т-кна, загибая все пальцы одновременно, словно стараясь показать множество вариантов. — Из всего, что возможно, он/она/оно выбирает наблюдать одно.

Я понял и это — но понимание меня ошарашило. Когда "Дип Блю" побил в шахматы Гарри Каспарова, компьютер сумел это проделать просмотром всех возможных позиций не только на следующем ходу, но также и через один ход, и ещё через один — и так далее.

Если бы Бог существовал, видел ли бы он все возможные ходы для своих фигур? Видит ли он сейчас, что я могу шагнуть вперёд, или кашлянуть, или почесать задницу — или произнести что-нибудь эдакое, что навсегда испортит отношения между расами людей и вридов? Видит ли он одновременно маленькую девчушку в Китае, которая может пойти влево или вправо, а может и поднять голову, чтобы посмотреть на Луну? Видит ли он также старика в Африке, который может дать юнцу добрый совет, способный навсегда изменить его жизнь... а может не дать, позволяя мальчугану самому во всём разобраться?

Можно легко продемонстрировать, что при выборе из множества возможностей Вселенная действительно разделяется — как минимум на кратчайшие мгновения: единичные фотоны взаимодействуют со своими копиями в альтернативных вселенных, одновременно проходя через несколько щелей и давая на выходе картину интерференции. Такое поведение фотонов — не признак ли это размышлений Бога, не призрачные ли свидетельства того, что Он размышляет о всех возможных вариантах будущего? Видит ли Бог все возможные действия для всех разумных форм жизни — шести миллиардов людей, восьми миллиардов форхильнорцев (как сказал однажды Холлус), пятидесяти семи миллионов вридов... плюс, возможно, бесчисленных видов прочих разумных существ во Вселенной? Проводит ли он вычисления в игре, настоящей игре "Жизнь" — по всем допустимым вариантам ходов за каждого игрока?

— Ты хочешь сказать, — заговорил я, — что Бог мгновение за мгновением выбирает, какую из реальностей он хочет наблюдать в данный момент? И этим своим наблюдением создаёт реальное прошлое — шаг за шагом, мгновение за мгновением?

— Таким обязано быть сущее, — прозвучали в ответ переведённые для меня слова.

Я посмотрел на чужеродного многопалого врида и объёмистого паукообразного форхильнорца, стоящих рядом со мною, безволосой (сегодня более чем когда-либо) двуногой обезьяной. И поневоле задался вопросом — доволен ли Бог ходом своей игры.

— А теперь, — сказал Т-кна через переводчика, — взаимность вопросительности.

Его очередь задавать вопросы. Что же, всё честно.

— Будь моим гостем, — сказал я.

Складки на коже по обе стороны от передней руки задёргались вверх и вниз. Мне почудилось, что это "пожатие ушей" было для вридов чем-то вроде фразы "прошу прощения?".

— Я хочу сказать, давай. Задавай свой вопрос.

— То же самое, наоборот, — сказал врид.

— Он хочет спросить... — заговорил было Холлус.

— Он хочет знать, верю ли я в Бога? — сказал я, распознав, что врид обернул мой же вопрос против меня. И, немного помолчав, ответил: — Я верю вот во что: если Бог существует, ему или ей абсолютно всё равно, что происходит с кем-либо из нас.

— Ты ошибаешься, — заявил Т-кна. — Ты должен строить свою жизнь на стержне существования Бога.

— Э-э-э... А конкретнее — что под этим подразумевается?

— Необходимость отдать половину бодрствования попыткам поговорить с ним/ней/ним.

Холлус подогнул четыре передние ноги, так что его туловище склонилось ко мне.

— Теперь ты понимаешь, почему вы нечасто видите вридов? — негромко спросил он.

— Есть люди, которые проводят в молитвах не меньше времени, но я не один из них.

— Молитва это не есть, — донеслось из переводчика. — От Бога нам не нужно ничего материального; мы просто хотим поговорить с ним/ней/ним. То же должен делать ты. Только глупцы не проводят много времени в попытках связаться с Богом, чьё существование доказано.

Я встречал евангелистов и раньше — куда чаще, чем положено по справедливости: мои публичные лекции по эволюции зачастую приводили их в ярость. Когда я был помоложе, я время от времени ввязывался с ними в споры, но сейчас я по обыкновению лишь вежливо улыбался и отходил прочь.

Но сейчас Холлус ответил за меня:

— У Тома рак.

Я почувствовал вспышку раздражения; мне казалось, Холлус сохранит это в тайне. Хотя, с другой стороны, медицинские вопросы могли быть тайной лишь у людей.

— Скорбно, — произнёс Т-кна.

При этом он коснулся пряжки на ремне с красным кружком на ней.

— Множество искренне верующих людей погибли ужасной смертью от рака и других болезней. Как ты это объяснишь? Чёрт, да как вообще ты объяснишь само существование рака? Что же это за бог, который создал такую болезнь?

— Может, он/она/оно не создавало его, — произнёс глубокий голос переводчика. — Рак мог возникнуть спонтанно в одном или многих возможных мгновениях. Но будущее не случается разом. Также нет бесчисленного множества возможностей, из которых Бог может выбирать. Конкретная версия реальности, в которой появился рак, хотя и нежелательный, обязана содержать что-то сильно желательное.

— Значит, ему пришлось принять хорошее с плохим? — спросил я.

— Постижимо, — сказал Т-кна.

— По мне, так это звучит не больно-то по-божески, — заметил я.

— Люди уникальны в своей вере о всемогуществе и всеведении. Истинный Бог не есть форма идеала; он/она/оно реально — а, следовательно, по определению несовершенно. Лишь абстракция может быть свободна от недостатков. И, раз Бог несовершенен, будут страдания.

Мне пришлось признать — замечание интересное. Врид испустил очередную порцию каменных звуков и, после небольшой паузы, переводчик заговорил снова:

— Форхильнорцев удивило, что мы развили науку космологию. Но мы всегда знали о возникновении и разрушении виртуальных частиц в том, что вы называете вакуумом. Подобно заблуждению о Боге — совершенстве, заблуждение о совершенном вакууме мешало вашей космологии. Ведь утверждать, что вакуум — ничто, и что это ничто реально — то же самое, что говорить, что существует нечто такое, что есть вообще ничего. Нет совершенных вакуумов; нет совершенного Бога. И твои страдания требуют не больших объяснений, чем эти неизбежные несовершенства.

— Но несовершенства объясняют лишь, почему начинаются страдания, — сказал я. — Как только Бог узнал о том, что кто-то страдает, и если он в силах прекратить страдания... очевидно, будучи моральным существом, он должен был это сделать.

— Если Бог действительно знает о твоей болезни и не сделал ничего, — произнёс Т-кна синтезированным компьютерным голосом, — тогда иные соображения диктуют ему/ей/ему, чтобы он позволил ей течь своим чередом.

Для меня это оказалось чересчур.

— Да будь ты проклят! — рявкнул я. — Меня рвёт кровью. Мой шестилетний мальчуган напуган до смерти — и ему придётся расти без отца. У меня жена, которая станет вдовой до следующего лета. Так какие такие соображения вообще могут всё это перевесить?

Врид казался возбуждённым. Он подогнул ноги, словно готовый бежать — судя по всему, инстинктивная реакция на угрозу. Но, разумеется, его здесь не было; сейчас он находился на борту корабля-матки в полной безопасности. Спустя пару мгновений он успокоился.

— Твоё желание прямого ответа? — спросил Т-кна.

Я с шумом выдохнул, пытаясь успокоиться; у меня совсем вылетело из головы, что ведётся съёмка, и теперь я чувствовал себя довольно смущённым. Полагаю, вряд ли бы я победил в конкурсе на лучшего посланника Земли. Я бросил взгляд на Холлуса. Стебельки его глаз перестали колебаться; я замечал это раньше в моменты, когда он пугался — вспышка моего гнева расстроила и его.

— Прошу прощения, — сказал я, после чего глубоко вдохнул и медленно выдохнул. И, кивнув, сказал: — Да, я хочу честного ответа.

Врид развернулся на 180 градусов, так что теперь его спина была обращена ко мне — только сейчас мне впервые удалось увидеть его заднюю руку. Позднее я узнал, что если врид поворачивается к тебе спиной, это означает — он собирается высказать что-то с особой искренностью. На его жёлтом ремне была совершенно идентичная пряжка и со стороны спины. Сейчас он притронулся к ней рукой.

— Это символизирует мою религию, — сказал он. — Галактика крови — галактика жизни.

И, немного помолчав, заговорил снова:

— Если Бог не создал рак намеренно, тогда обвинять его/её/его в существовании болезни несправедливо. И если он/она/оно создало его, значит он/она/оно сделало это потому что так было необходимо. Твоя смерть может не иметь никакой цели ни для тебя самого, ни для твоей семьи. Но, если она действительно для чего-то нужна в планах Создателя, ты должен быть признателен: вне зависимости от той боли, которую ты можешь испытывать, ты часть чего-то такого, что имеет значение.

— Я не чувствую себя признательным, — ответил я. — Чувствую себя проклятым.

Тут врид сделал что-то удивительное. Он развернулся и вытянул вперёд девятипалую руку. Кожу начало покалывать, когда силовые поля, представляющие руку аватара, вошли с ней в соприкосновение. Девять пальцев слегка сдавили мою руку.

— Поскольку твой рак — неизбежность, — произнёс синтезированный голос, — возможно, тебе станет легче, если ты поверишь в то, чему верю я, чем в то, чему веришь ты.

На это я не нашёл подходящего ответа.

— А сейчас, — заключил Т-кна, — я обязан удалиться; время настало для новой попытки поговорить с Богом.

Проекция врида закачалась и исчезла.

Я же просто покачнулся.

— 14

Воссоздавая события...

За полгорода от Королевского музея Онтарио, на берегу озера Онтарио, в блеклом номере мотеля, Кутер Фолзи забился в кресло. Он обхватил колени и негромко постанывал:

— Этого не должно было случиться, — повторял он снова и снова, словно мантру, молитву. — Этого не должно было случиться.

Фолзи было двадцать шесть. Он был худым блондином с "ёжиком" на голове. В своё время его зубы требовали ортодонтические скобы, но так их и не получили.

Джей-Ди Эуэлл сидел на кровати лицом к Фолзи. Он был на десять лет старше Кутера, лицо осунулось, на голове были длинные тёмные волосы.

— Послушай меня, — мягко сказал он. И затем, более резко: — Слушай меня!

Фолзи поднял голову, глаза его покраснели.

— Вот, — сказал Эуэлл. — Так-то лучше.

— Он мёртв, — выдавил Фолзи. — Мужик сказал это по радио: доктор мёртв.

Эуэлл пожал плечами:

— Око за око, так ведь?

— Я не хотел никого убивать, — сказал Фолзи.

— Знаю. Но этот доктор, он выполнял работу Сатаны. Ты же всё знаешь, Кутер. Бог тебя простит.

Казалось, Фолзи призадумался над этими словами.

— Думаешь?

— Ну конечно! — сказал Эуэлл. — Ты и я, мы помолимся за Его прощение. И Он дарует его нам, ты же знаешь, что Он так и сделает!

— А что будет, если они нас здесь поймают?

— Никто нас не поймает, Кутер. Об этом не переживай.

— Когда мы сможем вернуться? — спросил Фолзи. — Мне за границей не нравится. Приехать в Буффало — уже скверно, но, по крайней мере, это были Штаты. Если нас поймают, кто знает, что с нами сделают канадцы. Может, они вообще никогда не отпустят нас домой.

Эуэлл подумал было сказать, что в Канаде, по крайней мере, нет высшей меры, но решил, что не стоит. Вместо этого произнёс:

— Пока что мы не можем пересечь границу, не время. Ты слышал новости: они уже поняли — это те же парни, которые подорвали клинику в Буффало. Будет лучше, если мы побудем здесь.

— Я хочу домой, — пожаловался Фолзи.

— Верь мне, — сказал Эуэлл. — Будет лучше, если мы пробудем ещё какое-то время.

Он помолчал, раздумывая — не пора ли затронуть ещё одну тему. И сказал:

— Кроме того, здесь нам предстоит ещё одна работёнка.

— Я не хочу никого убивать, больше нет! Я этого не сделаю — не могу сделать, Джей-Ди! Просто не могу.